Были у него и другие основания соблюдать секретность.
Потом Ясеневский обратился к Владу, который снял каску-шлем и вытирал черноватый пот.
— Не хочешь вынуть ему бритвы?
— Кровью изойдет, — возразил Рокотов.
— А так ему останутся, на память. Не изойдет! Врачи уже здесь…
Пусть его орлы поглядят…
Орлов ненадолго развернули полюбоваться шефом, которого под локти уводили в распахнутые двери медицинского фургона. Бритвенные половинки торчали и были издали похожи на спички, хотя кровь едва ли позволяла различить детали.
Могло подуматься, что начальник изрядно устал и вставил себе спички, чтобы не закрывались глаза. Он и так всячески старался не моргать. И это ему удавалось.
— Мог ведь и убить его, — заметил Ясеневский. — Бритвами, да в глаз… Там до мозгов — миллиметры.
— У меня хороший глазомер, — ответил Влад, в очередной раз отмочив сомнительный каламбур. — Точнее, выверенный ротоплюй. А у него теперь глазомер никудышный. Жаль, что я так и не смогу показать ему винтовую лестницу…
— А что ты стоишь, как пень, прохлаждаешься? Кто хотел два часа на усадьбу?
— Мало что даст нам эта усадьба, — вздохнул Рокотов. — Моя вина. Они наверняка подготовились. Но я уже иду, иду. Кстати: там, — он указал направление, — довольно необычный муравейник поверх свежевзрыхленной земли. Поищите там Рубинштейна.
Безжалостно, да, но сейчас не до соплей.
Ничего не сказав, генерал Ясеневский стиснул зубы и пошел отдавать приказ.
А Рокотов вступил в особняк, ежесекундно ожидая удара или выстрела из-за угла. Мало ли какой здесь мог спрятаться отчаянный человек.
Кроме того, он внимательно следил: не стоят ли растяжки.
Не особняк — Эрмитаж! Русский музей, и почему-то с бассейном, на дне которого — мозаика и золотые рыбки. Не хватало только луврских пирамид.
Стиль, конечно, барочный с нижегородским привкусом. Золотые бабы, золотые звери, рыцарские доспехи. В каждом экспонате мог прятаться свиток с важными сведениями. Посшибать их все к дьяволу?
Времени не хватит…
Судя по шуму, доносившемуся снаружи, уже прибывали первые посторонние, тоже ответственные и уполномоченные, но не круче Ясеневского. Выкрикивались протесты, гудели пререкания.
Явились, конечно, и тайные представители противной стороны, неустановленные злодеи с малопонятными планами.
Двое негромко переговаривались.
— Коротаева придется в расход, — задумчиво изрекал первый.
— Придется, — соглашался второй. — Но мы это чуть усложним. Устроим ему будто бы поощрение, запустим в первое строение. Для общего руководства. А там ему все одно крышка.
— Он догадается.
— Да уж не дурак. Но всякий шанс, отсрочка — всегда есть шанс… Он будет пробовать выпутаться из паутины.
— И на хрена нам такой в строении?
— Много знает, опытный, и смекнет, что если дернется, то умрет сразу, а не потом…
…Рокотов поднимался по мраморной, застланной ковром пологой лестнице, равнодушно посматривая на греко-римские статуи. Может быть, настоящие — хорошо, что не повредили.
Гранатомет мог не ограничиться воротами…
— Товарищ, — послышался шепот. — Товарищ…
Влад резко обернулся, наводя ствол на штору. Из-за шторы высовывался халдей-прислужник, виночерпий, подаватель блюд. Он же отведывал первым, подавая на стол, а Коротаев проверял, не спрятан ли в рукаве виночерпия пакетик с какой-нибудь отравой.
— Поднимите руки и выходите на свет, — приказал Рокотов. Свет он уже зажег, и в огромной гостиной раскалялась стопудовая люстра. — Два шага, ближе не надо. Кто вы такой, что вам нужно?
Виночерпий вышел, и Влад понял, что руки он держал поднятыми уже заранее, прячась за шторой.
Влад усмехнулся, приблизился и обыскал контактера, чтобы доставить удовольствие.
— Я Шныга, — ответил халдей, — Владимир Анатольевич. Это я нашел шапочку.
«Тоже из блатных, — отметил для себя Рокотов. — Но шестерка, конечно, чушкарь».
— В смысле — профессорскую панаму? — уточнил Влад.
Тот кивнул.
— Ну да, ее.
— Вы что же, следили за гостем?
— Было такое дело.
Рокотов посмотрел на него с некоторым участием.
— У вас есть склонность к сыскному ремеслу, — отметил он. — Пережитки отрочества? Шерлок Холмс?
— Нет, — улыбнулся Владимир Анатольевич, чернявый, маленький, с кривыми зубами. — У меня есть склонность к денежным поступлениям.
— Мы — фирма небогатая, — хмыкнул Влад. — А вы вообще пошли не к нам, а подкинули улику в обсерваторию. Не ошиблись?
— Надеюсь, что нет. Ласковое теля двух мамок сосет. А то и трех, — добавил он, намекая, очевидно, на Пулково.
Рокотов внимательно рассматривал собеседника. Да, многое выдавало в том камерную крысу, «шерсть».
— Что же, наши не знали?
Шныга нервно пожал плечами.
«Бардак везде», — подумал Влад.
— У тебя, сдается мне, и личная обида имеется?
Халдей потемнел лицом и передернул плечами.
— Не без того… Но это дело давнишнее…
— Срок отмотал?
— Было дело…
— И давно?
— Да уж четыре годика миновало…
— И там, на киче, с Коротаевым познакомился?
Виночерпий горестно скривился:
— Тот и не подходил ко мне…
— Но ходил в паханах?
— При пахане…
— Тебя, выходит, обидели там, в камере? Или уже в зоне? У параши поселили?
— Догадливый вы, — процедил Владимир Анатольевич.
— Понятная картина, — кивнул Рокотов. — Решил расплатиться. Так кто же убивал старикана? Сам Коротаев?
— Собственноручно. Накинул петельку и шею свернул, а спортсмены уже могилку вырыли, у забора…
— А потом с какой радости всполошились?
— Так вы пожаловали… Да панама пропала.
«Идиот», — в очередной раз обругал себя Влад. Лошаков как он есть.
— Хорошо. Дальше что?
— В речку его… Хотите, к купальне проведу? Она у нас не хуже твоего бассейна, на десять персон…
— Потом отведешь… Хотя на кой ляд туда идти? Пусть эксперты собирают в пробирки. В саму купальню бросили?
— Рядом, понятно. К Гришке. Там же депутат купается.
— К какому еще Гришке?
— К братану нашему, с которым ты перетирал…
Так, очередная приятная неожиданность. Своим появлением он переправил на тот свет еще и охранника Гришу, на которого еще были надежды воздействовать в нужную сторону.
— Значит, покажешь потом место?
— А что ж не показать.
— Ладно. Называй меня товарищем капитаном, — Рокотов не без брезгливости протянул чушкарю ладонь. Тот вцепился в нее и чуть не поцеловал.
«Какой там чушкарь… Петухом был», — безнадежно подумал Влад.
…Весь их разговор записывался вмонтированным «жучком», который был настроен на тишайшую речь, вплоть до шепотной.
Консервировать особняк еще толком не начинали, и устройство оставалось в рабочем состоянии, скрытое от посторонних глаз в панели стены. Депутат не имел о нем ни малейшего представления. Он вообще не казался особенно просвещенной личностью.
Рокотов тоже не знал об устройстве, но догадывался, однако увлекся контактом и не спешил вычесывать микрофоны. Хотя урка раскрылся на сто процентов.
Вряд ли ему дадут сделаться двойным агентом — скорее, зачехлят. Или сделают, но будут гнать через него дезу, а они будут в курсе, что деза, и сориентируются наоборот…
— Веди-ка меня в царские палаты, — распорядился Влад. — Хочу посмотреть, как живут народные депутаты. Давно интересовался, да случая не было.
— Неплохо, неплохо живут, как положено по ранжиру…
Шныга послушно засеменил из гостиной, чуть расставляя ноги.
Рокотову приходилось сдерживать себя, чтобы не обогнать проводника, да не заработать пулю в череп от какого-нибудь безумного, схоронившегося снайпера. И Шныгу сберечь, он еще пригодится.
— Коротаев там побывал? — осведомился походя Влад. — Еще будучи зрячим?
— Где? — не понял гид.
— У хозяина в кабинете. Компьютер там есть?
— А как же не быть, — ответил Владимир Анатольевич с малопонятной гордостью, как будто компьютер принадлежал лично ему. — Конечно, есть.
— Так побывал Коротаев у компьютера?
— Не уследил, — виновато произнес стукач. — По идее — должен был.
— В первую очередь, — поддакнул Рокотов.
Компьютер в апартаментах Боровикова действительно был: стоял не на специальном многофункциональном столике, как в офисе, а был водружен на массивный стол из баснословно дорогого красного дерева.
Ящики стола были выдернуты и валялись на полу, немногочисленные бумаги разбросаны.
Халдей присвистнул:
— Ищи-свищи…
— Цветы из мусора растут, — напомнил Рокотов — скорее, себе самому.
На секунду Шныга озадачился, ибо слово «мусор» всегда имело для него лишь одно значение, и он не представлял, как из этого представителя человеческого рода может вырасти лютик или подснежник.
Разве что-нибудь кладбищенское, гадкое, ядовитое, но никак не красная роза — эмблема любви.
— Из сора, — поправил себя Влад, припоминая классику. — И кроме того… Тебе такое имя известно: Эдгар По?
Шныга задумался.
— Ни в зонах, ни на пересылках… Авторитет?
— Еще какой. Романы тискал.
— Так какой он авторитет, если под боком у пахана романы тискает, — разочарованно протянул Шныга. — Про Монте-Кристо небось опять? Наши любили…
— Еще бы. Свалить и отомстить — золотая тема. Я про другой роман. — Рокотов, подражая собеседнику и учитывая уровень его начитанности, сделал ударение на первом слоге. — Это, вообще-то, рассказ. Там украли письмо… Поперли, — сказал он, чтобы было доходчивее.
— Дело ясное, — кивнул Владимир Анатольевич, озирая разоренный кабинет, где было столько красивых безделушек и прочих примочек — одни Коротаев расколотил вдребезги, другие просто смел на туркменский ковер, с которого улыбался Туркменбаши — личный подарок.
Плюс сабля на стене…
Рокотов тем временем продолжал:
— Там был один хитрый мент. Письмо-то спрятали — и никак его не найти. Так он додумался, что легче всего спрятать вещь, если положить ее на виду…
— Мозговитый мент, — поразился Шныга.
Но Рокотов рассказывал все больше для души, болтал просто так — он знал, что в данном случае он не столкнулся с прецедентом Эдгара По. На полу — ненужный хлам.
Небрежно просматривая бумаги, он собрал их в пачку, аккуратно, положил на стол. Не ему решать, что важно, а что — нет.
Хотел включить компьютер, но не стал: едва они вошли в кабинет, то первое, что бросилось им в глаза, был лом, торчавший из монитора.
Факт был настолько очевидный и безнадежный, что не заслужил отдельного комментария.
— Придется изымать процессор, — пожал плечами Рокотов.
— Это еще что за штука?
— Вон та бандура, коробка железная, это компьютер и есть. А экран — это так, телевизор. Это чтобы нам затруднить работу, затянуть время. Нагадить, проще говоря.
— Но его включали, — неожиданно заявил халдей.
— Почему так решил?
— Вилка в розетке. Касьян Михайлович ужасно боялся пожара и всегда выключал из сети все приборы. У нас есть радиоточка, так он даже оттуда шнур выдергивал. Лично. Эта вилка всегда лежала со свернутым шнуром, на столе.
Рокотов выругался.
Поздно он плюнул!
Коротаев либо вычистил жесткий диск, либо стер отдельные файлы, либо переслал что-то кому-то для их с Ясеневским дела вредное.
Все равно изымать придется…
Вошел генерал и сразу оценил обстановку.
— Голяк. Ничего, — молвил он успокаивающим тоном. — У меня есть спецы, которые все восстановят, даже если эту железяку в брюхе переварить…
Шныга тоненько захихикал.
— Это кто еще? — грозно спросил полковник.
— Это представитель местного сервиса, наш тайный доброжелатель. Шныга Владимир Анатольевич.
Шныга при виде живого генерал-лейтенанта вконец онемел и стоял как вкопанный, не смея вздохнуть.
— Это он доставил панаму в обсерваторию, — доверительно шепнул Влад.
Ясеневский заулыбался:
— Рисковый парень!..
— Я собирался сваливать, — пробормотал тот побелевшими губами. — Меня бы всяко вычислили. Коротаев узнал бы, кто уходил в отлучку, и мне кранты…
— Мы и сами собирались выяснить — хорошо, что вы объявились так внезапно…
…Передатчик, вмонтированный в процессор, работал на приличном аккумуляторе и добросовестно передавал всю беседу людям, для ушей которых она не предназначалась.
В присутствии высокого лица Владимир Анатольевич постепенно наполнился уверенностью.
— Да, сваливать, — продолжал он. — Я как увидел, что мокряки начались, так сразу решил для себя: все, Шныга. Теплое место ты потерял, но в могиле еще холоднее. Как в речке.
Он подошел к окну, развел шторы, распахнул створки.
— Видите причал? Там и ваш академик с камнем на шее, и то, что от Гриши осталось, не догорело… И еще… за столом…
Занимался рассвет, и халдей вглядывался в светлеющее небо с прощальными звездами.
— Там, за столом, они о чем-то страшном говорили.
— А ну! — Ясеневский потер ладони. — Страшного не будет уже… сказывай!
— Я только урывками слышал… Очень много говорили про бурение и какие-то лазеры, что ли…
— Ну, это у Боровикова навязчивая идея, — буркнул полковник. — Считает, что нашел алмазные копи…
— Копий не видел, — быстро отреагировал халдей. — Все оружие на месте — сабли, шашки, кинжалы, дуэльные пистолеты…
— Притормози, — осадил его Рокотов. — Про бурение мы слышали, а копья тут ни при чем. Есть такое слово: копи.
— Небось тоже этот ваш придумал… Эдгар По? — с уважением осведомился Владимир Анатольевич.
— Он, он. Сильно интересовался кладами и шифрами. Гони дальше. О чем еще шел базар?
Тот поежился:
— Губернатор им не угодил… не знаю чем…
— Так… Говорили о ликвидации?
— О чем?
— Кончить собирались губернатора?
— Такого не слыхал. Но кончать собирались. Я слышал: «огромные жертвы». Какие-то баки называли…
— Баки, — задумчиво повторил Ясеневский. — Воду, что ли, хотят отравить? На кой черт? Они что, Аль-Каиде продались?
— Черных не видел, — это слово прислужник знал.
— Ну хорошо. Еще что?
— Твердили постоянно, что лучше здесь.
Рокотов и Ясеневский переглянулись.
— Это как понимать? Лучше здесь — чем где? Кому? Им? Или чему?
— Не могу знать.
— Выпили да восхищались природой-погодой, — предположил Рокотов.
— Это наверняка, — не стал спорить генерал. — Нахваливали после баньки. Но он говорит: «постоянно твердили». Что, кривые были совсем?
— Нет, вусмерть не напивались ни разу… Разве что господин депутат… иногда.
— Тогда это самое «лучше» может означать что угодно. Место проведения какой-нибудь гадости, например. С применением неких баков. Ты помалкивай, — прикрикнул он вдруг на Шныгу. — Старшие рассуждают, а ты гнилой, ты и нас продашь, как своих продал…
Шныга повалился на колени.
— Да встань, — миролюбиво разрешил ему Ясеневский. — Никто тебе секретов не раскроет, не надей…
Он неожиданно замолчал.
Потому что Шныга не собирался подниматься с коленей. И совсем по другой причине, никак не связанной с мольбами. А только по той, по которой упал.
Ибо с коленей он завалился на ковер, и Рокотов с Ясеневским увидели отверстие, зиявшее у него в груди.
— На пол! — яростно рявкнул Ясеневский.
Оба рухнули на ковер — весьма непочтительно по отношению к Туркменбаши, ботинками прямо ему в пухлые щеки.
— К выходу, — приказал генерал.
Они почти доползли до двери, когда еще две бесшумные пули вонзились в пол позади, дополнительно повредив портрет.
— По нам бьют, суки, — пробормотал Ясеневский.
— Нет, по процессору, — не согласился Влад. — Теперь уже по процессору. Но это им вряд ли удастся, он почти полностью выпадает из сектора обстрела.
— Боятся, что сохранились следы…
— Никто же никому не доверяет…
— А что сейчас снаружи творится… Мои еле сдерживают толпу. Передают, что разбудили депутата, и Боровиков решил, что пожар все-таки случился. Его и не разубеждали! Собирается вылетать спецрейсом.