— Габриэль, — поприветствовала я его. — Ты, что, забрался сюда по пожарной лестнице? Не мог воспользоваться парадной дверью?
Габриэль нахмурился.
— Ты была занята около парадной двери. Ты даже не заметила меня, стоящего на тротуаре. Каким был ваш поцелуй? Я подумал, что тебя может стошнить на бедного парня.
— Хм. Да, кажется, я почти это сделала. Ты думаешь, он заметил?
— Мистер Поцелуйчик? Нет, Грейс. Он был слишком поражен... как же он назвал это... твоим телом горячей штучки, к сведению. — Единственной эмоцией, которую он показал, был лёгкий намёк на веселье.
— Да, я заметила. Ты на самом деле слышал, как он говорил обо мне?
Он проигнорировал мой вопрос. Он потянулся к моему чехлу для гитары, осторожно открыл его и вытащил гитару. Закрыв глаза, он прошелся по струнам, создавая грустную мелодию, которую даже слушать было больно. Ноты тихо пели о тоске и необходимости. Слезы застилали мне глаза.
— Зачем ты здесь, Габриэль?
Его глаза открылись, и их цвет заставил меня захотеть свернуться в клубочек и умереть тысячами смертями. Они напомнили мне о том, чего я так долго ждала и жаждала.
— Я просто хотел увидеть, как ты тут. Тебе вроде было хорошо снаружи. Я вижу, твоя жизнь продолжается.
— Убирайся, — прошептала я. Я подошла туда, где он лежал, и забрала гитару из его рук. — Убирайся отсюда и больше не возвращайся. Никогда.
Я поместила гитару обратно в чехол, и миллион мыслей по поводу того, как я могла убежать от всего этого, пронёсся в моей голове.
Он в одно мгновение оказался рядом со мной и схватил меня за плечи. Моя кожа неприятно горела под его прикосновениями. Он заставил меня смотреть ему в глаза.
— Габриэль, пожалуйста. Уходи. Ты можешь замышлять всё, что хочешь по поводу того, что я делаю, но я устала. Я хочу, чтобы всё закончилось. Я не могу больше делать этого. Я ищу кого-то несуществующего. Он не существует. Если мне нужно продолжать это, просто позволь мне тихо и спокойно жить, не приходи сюда и не спрашивай про будущее.
— Грейс, ты никогда не будешь спокойно существовать. Ты сияешь на земле, как будто родилось солнце. Ты была маяком для всех человеческих страданий и радости. — Его голос понизился до шепота. — И ты, моя дорогая, была стойкой в своей вере найти кого-нибудь, кто, я знаю точно, существует.
Его слова заставили меня опуститься на колени, и я упала на пол.
— Пожалуйста, Габриэль. Прошу тебя, скажи мне, где он, — взмолилась я.
Он крепко обнял меня, и прошептал мне в щеку, задевая кожу губами:
— Я уже сказал тебе слишком много, Грейс. Просто живи своей жизнью.
У меня безумно закружилась голова.
— Пожалуйста, Габриэль! Пожалуйста, — умоляла я. Но он ушел в мгновение ока. Выпрыгнул в окно, вышел через дверь, растворился в воздухе — я не имела ни малейшего понятия. Сердце стучало у меня в груди, когда я вспоминала слова Габриэля. Я думала, что его наказание было для того, чтобы я сохранила свою веру.
Пришёл быстрый и мучительный сон. Поцелуи Такера и руки Шейна на теле Барби преследовали меня во снах, пока я не выдержала и не проснулась в шесть. Трех часов сна даже близко не было достаточно, но тело не позволило бы мне дольше оставаться в постели.
Я скользнула в спортивный костюм и направилась к входной двери. Сбежала по лестнице и почти налетела на Шейна, который сидел на последней ступеньке.
— Ай! — Он вскочил на ноги, как только я натолкнулась на него.
— Что, чёрт возьми, ты тут делаешь? — осведомилась я.
— Я собирался на пробежку и подумал, что ты или Коннер присоединитесь ко мне.
Я засмеялась.
— Коннер ещё долго не проснётся. Шейн, ты вообще спал? Мне удалось только часа три.
Он покраснел.
— Неа, я посплю позже. У меня слишком много энергии.
Я улыбнулась.
— Вау, это, должно быть, был действительно замечательный приватный танец.
— Заткнись! — пробормотал он, пихая меня локтём. Он начал бежать по направлению к Центральному Парку, и я последовала за ним, смеясь. Габриэль дал мне надежду прошлой ночью, и Шейн ничего не мог сделать, чтобы заставить меня чувствовать себя плохо.
Мы побежали тем же путём, что и днем раньше, наши ноги одновременно касались земли, задавая успокаивающую ритмичную каденцию
[2].
Меньше, чем через три часа, мы, вспотевшие и обессиленные, рухнули на мой диван. Шейн начал щелкать пультом от телевизора, переключая каналы. Мы остановились на какой-то незнакомой нам комедии и неудержимо хохотали над услышанными шутками. Именно такими Коннер и Леа нашли нас, когда, одурманенные сном, зашли в комнату, спотыкаясь. Шейн и я, валяющиеся на диване. Оба потные, тяжело дышим и смеёмся.
— О боже! Вы, двое, что, занимались здесь сексом? Э-э. Грейс! В самом деле, Шейн? — закричала Леа.
Мы засмеялись ещё сильнее.
— Что? Ты серьезно думаешь, что мы занимались сексом? На этом диване? — спросила я.
Шейн взглянул на Коннера и показал ему большой палец, поднятый вверх.
— Чувак. Если вы двое выглядите так после секса, это замечательно. Но нет, мы только что вернулись с пробежки. Я ни за что не тронул бы Грейс, она настоящий мужик.
Шейн поднялся, все ещё хихикая.
— Я умираю с голоду. Грейс, братан, ты голодна? Я приготовлю тебе завтрак.
Я прищурила глаза, глядя на него с подозрением. Что этот человек вообще мог приготовить мне на завтрак?
— Ты вообще в состоянии насыпать хлопья в миску?
Он поднял бровь в ответ на мою шутку, глаза засверкали.
— Ты меня оскорбляешь?
Я пожала плечами.
— Эм. Нет, не совсем. Это был честный вопрос.
Он пересёк комнату и театрально взмахнул руками в сторону двери, ведущей на кухню.
— Да ладно. Ты, должно быть, голодна так же, как и я, после секса... в смысле, пробежки.
Я бросила в него подушку. Он увернулся.
— О, теперь ты говоришь, что занимаешься сексом с парнями? — смеялась я, следуя за ним на кухню.
Большая часть туловища Шейна находилась в холодильнике и выуживала оттуда продукты. Когда он был удовлетворен тем, что нашёл, то бросил всё на кухонную тумбу и потянулся за сковородой.
— Ну, если честно, то почему ты думаешь, что я не могу ничего приготовить?
Он стоял перед плитой, выливая полную крышку растительного масла в сковороду, так что я не могла видеть выражения его лица. Он разбил три яйца сразу прямо в сковороду. Я задумалась о том, сколько скорлупок упало туда?
Он откинул крышку мусорного ведра, выкинул скорлупу и повторил процесс. Потом измельчил, перемешал и добавил остальные ингредиенты и зажег горелку. Он поднял рубашку и вытер ею пот со лба.
О боже, он прекрасен! Большая черная татуировка в виде дракона начиналась на его локте, извивалась вокруг правого плеча и скрывалась на лопатке. Толстые черные языки пламени изящно превращались в голубя со сложенными крыльями. Его светло-бронзовая кожа натянута под тугими рельефными мышцами. То, что девушки бросались на него, было вполне объяснимо. Я жалела его, гадая, чувствовал ли он когда-то большее, чем ощущение собственной кожи.
Он вытащил две тарелки из шкафчика с таким видом, как будто это была его собственная кухня. Блин, сколько раз за последние шесть месяцев он готовил здесь?
Поставив одну тарелку передо мной, а вторую забрав себе, он сел и сунул вилку с едой в рот.
— Омлет со шпинатом, грибами, зеленым перцем и сыром а-ля Шейн, — сказал он, пережёвывая. — Ты не ответила мне. Что во мне заставляет тебя думать, что я не умею готовить?
Я наколола омлет на вилку и откусила кусочек. Черт, это было вкусно.
— Ты просто создал впечатление ограниченного, который берет все от других людей. Я скорее поверила бы, что разные блондинки делают тебе завтрак каждый день.
Он одарил меня удивлённым взглядом.
— Ладно, ты права. Наполовину. Может я и ограниченный, но я умею готовить и, признаться, мне больше нравятся девушки с чёрными волосами, нежели блондинки. — Он засмеялся. Его ледяные голубые глаза смотрели на меня. — Ну, так что? Нравится?
Это был лучший чёртов омлет, который я когда-либо пробовала. Я молчала, подбирая слова.
— Ага. Спасибо. Я даже не представляла, насколько сильно я была голодна, — проворчала я.
Он сунул вилку с едой в рот и принялся жевать. Он наклонился вперёд с серьёзным выражением лица:
— Так что за дела? Что за интенсивное отвращение ко мне? У меня никогда не было девчонки, которая не пыталась бы ухватиться за меня. А нет, подожди, ты точно девушка?
Я засмеялась в ответ на его наглость.
— А, может быть, ты ещё думаешь, что я лесбиянка, только из-за того, что я не бегаю за тобой?
— Би? Возможно, ты просто играешь в труднодоступную?
— Ты действительно зациклен только не себе. Приготовься, Шейн, должно быть тебе сложно это услышать, — поддразнила я, — но ты просто не для меня. Прости.
На мои слова его глаза заблестели.
— Тогда кто для тебя? — он целенаправленно обратил внимание на то, как я затрясла головой.
Я встала и положила свою тарелку в посудомоечную машину. Я откинулась назад, оперлась локтями на стол и задумалась.
— Кто-то, кто не будет думать обо мне, как о ходячем влагалище.
Он застонал от смеха.
— Ходячее влагалище! Вот дерьмо, если бы только такая штука существовала! — Он смеялся так сильно, что ему пришлось вытирать слезы с глаз.
Я улыбнулась.
— Ну, так и в чём твоя проблема? Что заставляет тебя думать, что женщины должны расстилаться перед тобой? Может, случилось что-то такое, что сделало тебя таким ненадежным для отношений или обычной дружбы с девушкой?
Его улыбка увяла. Он посмотрел на меня.
— Здесь нет каких-либо глубоких причин, где можно было бы покопаться. Я просто ни от кого ничего не хочу. Никогда. Но у меня нет необходимости. Любая девчонка, с которой я сплю, знает мои намерения. Они просто хотят трахаться с солистом «Безумного мира», поэтому я даю им то, чего они желают, и получаю то, что я хочу от них. Большего не нужно. Никто из них и не стоит большего.
Это было так грустно.
Он встал, вытянул руки над головой и громко зевнул.
— Ну, а что насчет тебя, чем занимаешься? Где ты жила всё это время? — спросил он, сразу же закончив свой грустный монолог.
Я невольно вздрогнула.
— На данный момент я безработная. В течение последних нескольких месяцев я жила с моим братом в хосписе, моя работа заключалась в том, чтобы обустроить его удобствами.
Сочувственное выражение пробежало по его лицу. Оно совершенно не соответствовало его свободным идеалам, заставляющим меня думать, что он намного больше, чем хорошенький вокалист Шейн Макстон. Но, какое это имеет значение? У меня были собственные проблемы и собственное прошлое, которое, я уверена, было намного невероятнее, чем его.
— Это тяжело. А твои родители? Почему ваша семья просто не переехала туда, чтобы быть с ним?
— Нет. Мои родители мертвы. Только я и Джейк. — Я бы хотела, чтобы эта испанская инквизиция прекратилась. — А ты? На что похожа твоя семья? Откуда ты? Чем занимаешься?
— Семья как семья. Все они живут во Флориде. Ничего не меняется. Мои родители все еще женаты, ни у кого нет проблем с зависимостью, и никто никогда не бил меня, — сказал он уныло. — И работа солиста в «Безумном мире» покрывает все мои счета. — Казалось, что ему неловко.
Я кивнула.
— Хм, звучит мило. Несмотря на то, что ты стоишь здесь в такое неподобающее время и невинно общаешься с представителем противоположного пола, зная, что ни при каких обстоятельствах я не буду с тобой спать. Нет, Шейн, ты не неблагополучный в любой форме.
— Я оттолкнулась от стола и вышла из кухни, покончив с нашей глупой дискуссией.
Шейн поставил стулья напротив друг друга, пытаясь убедиться, что последнее слово за ним.
— Продолжай в том же духе, — сказал он.
— Прибереги это для кого-нибудь, кому действительно будут важны твои слова, Шейн, — сказала я из соседней комнаты.
Я заперлась в своей комнате, вставила свой айпод в док-станцию и растворилась в небытие, когда первые звуки музыки коснулись моих ушей. Я решила провести это воскресенье в постели, вспоминая слова Габриэля, неоднократно всплывающие в моей голове.
Каденция - виртуозное исполнительское соло.
5
С силой врезавшаяся в стену входная дверь заставила всю квартиру трястись и вырвала меня из моего сна. Я выглянула в окно. Начинало смеркаться. Красные неоновые цифры на часах показали, что было четыре часа дня. Тьфу ты! Мне жутко хотелось проспать до следующей недели.
Я подошла к двери, желая убедиться, что не вмешаюсь в перепалку Леа и Коннера. Услышав голос Шейна, я закатила глаза и засмеялась про себя. Значит ничего серьёзного.
Я вышла в гостиную, всё ещё одетая в свою удобную фланелевую пижаму. Вся группа была там, переругиваясь друг с другом, пока Леа и Коннер пытались понять, что происходит. Алекс, второй гитарист и клавишник, сидел среди всей этой кутерьмы с загипсованными руками.
Когда я вошла, все перестали ругаться и посмотрели на меня.
— Ты, что, серьёзно носишь пижаму с мишками Тедди? — спросил меня Алекс. Он поднял бровь. — Это безумно мило и сексуально.
Я не могла не улыбнуться и подняла мои тапочки, указав на них, чтобы ещё больше его развеселить.
— В комплекте с тапочками-мишками. Что здесь происходит? Почему у тебя обе руки в гипсе?
Брейден вскинул руки в воздух.
— Этот неудачник провёл утро в больнице после того, как ночью получил по заднице.
Я внимательно посмотрела на лицо бедного Алекса. Его нижняя губа была красная и опухшая, над левым глазом порез, а на носу и щеках красовались красно-фиолетовые синяки. Ой.
— Вот дерьмо! — вскрикнула я. — Что, чёрт возьми, произошло?
— Кажется, у одной из вчерашних цыпочек был парень. И он представил себя Алексу с помощью кулаков и бейсбольной биты, — сказала Леа, раздавая всем бутылки с водой и чипсы. И когда она стала образцовой хозяйкой?
— Бейсбольной биты? — переспросила я.
Щёки Алекса покраснели.
— Ага. Чувак набросился на меня из туалета с битой. Я поднял руки, чтобы защититься, и он сломал обе.
— Пожалуйста, скажите мне, что тот парень выглядит хуже, — взмолилась я.
Глубокий смех Итана пронёсся по всей комнате. Он определенно был самым крупным парнем из всех, кого я когда-либо видела, ростом примерно шесть футов и семь дюймов, и его голос был соответствующим. Его заколотые прямые волосы были настолько светлого оттенка, что казались почти белыми. Итан напоминал мне о тех волосатых парнях из групп девяностых.
— Думаю, Алекс ударил его несколькими струями крови, но это всё.
Засмеялись все, включая Алекса. Хотя, нет, не все. Не Шейн. Он стоял, прислонившись к двери, его руки и ноги были скрещены. Выражение его лица было сердитым.
— Ага, это очень весело, но кто будет играть на ритм-гитаре в эти выходные? Или, что насчет следующих выходных? Кого, чёрт возьми, мы сможем найти? Кто сыграет так же хорошо, как Алекс на клавишных, споёт и выучит все грёбаные песни до пятницы?
Все снова смолкли, как только зазвучал голос Шейна. Но в этот раз это было не из-за пения, а из-за злости на друга. Придурок.
Леа покосилась на меня.
Я состроила ей гримасу, предупреждая её, чтобы она не втягивала меня в эту ситуацию.
Коннер жестом показал Шейну, чтобы тот успокоился. Удивительно, он взял под контроль всю ситуацию.
— Слушай, сегодня только воскресенье. У нас есть время до пятницы. Ты же знаешь, что в Нью-Йорке дерьмова куча гитаристов с собственными CD-дисками, которые знают твои песни наизусть. Давайте поспрашиваем, сделаем несколько листовок и устроим небольшое прослушивание, допустим, в четверг. Ребята, вы можете выбрать лучшего. Вы точно не найдёте того, кто играет на гитаре и клавишных как Алекс. Можно просто не играть песни, в которых есть и то и то. Алекс, как долго тебе нужно будет носить гипс?