Предприятие — этот самый склад — было довольно доходным и необременительным. Ордын за бесценок то ли снял, то ли купил один из павильонов, не без злобного юмора разгородил его на клетушки декорациями и сдавал помещения под склады торговцам, при этом якобы обеспечивая охраной, а на самом деле нимало не заботясь о целостности складированного чужого имущества. Ордыну и в голову не приходило, что кто-то на «Ленфильме», где он диктаторствовал, или даже вне киностудии способен не убояться его гнева и обокрасть легкодоступный склад, подрывая державшийся на крови конкурентов Ордынов авторитет.
Гнева не убоялась дошедшая чуть ли не до крайней степени нищеты компания каскадеров, оказавшихся по нынешним временам никому не нужными. Киношные трюки становились все более и более примитивными и стереотипными, и предпочитали их выполнять сами актеры ради повышения гонораров и популярности, популярности как в профессиональной среде, так и у зрителей. Что же до испытанных трюкачей, то никому не было дела до того, каким образом они зарабатывают себе на пропитание. Поэтому в один прекрасный момент в компании из трех человек, с которыми водился Франик, сначала промелькнула маленьким, как муха, привидением, потом чихнула мышонком, потом, вырастая и оформляясь, заурчала довольным котом идея ограбления Ордынова хранилища.
Для начала проведены были разведывательные мероприятия, в результате которых выяснилось, что на торговой базе, как официально именовалась совокупность складов и кладовок, иногда неделями никого не бывает. А потому, если мероприятие, то есть ограбление, пройдет удачно, замечено это будет, по всей вероятности, далеко не сразу, возможно, все и пылью покрыться успеет к тому времени, как заметят. К тому же всем известно, что сторож, нанятый для проформы, — фанат тяжелого рока, и когда он пару раз за ночь обходит по периметру складской павильон, то не снимает наушников плеера, глаза его полуприкрыты в экстазе, а голова, спина и локти дергаются в сложном ритме хеви-метал.
— Кроме того, братцы-кролики, — вещал за чашкой кофе мозговой центр новоявленной шайки тридцатипятилетний детинушка по прозванию Орлик, — кроме того, мы вполне за недельку успеем наведаться в разные помещения. Зарываться не будем, что унесем, то унесем. Тягаем по силам. «Без шуму и пыли» — замечательный принцип, а? Перетаскиваем через заборчик, грузим в «Запорожец» к Джуди и везем на «Звездный» рынок. Джудинька, довезешь?
— Не вопрос, — задрала плоский нос Джуди, обезьяноподобная девица, в прошлом чемпионка страны по пятиборью. — Совсем не вопрос. Было бы что везти, мальчики.
— Это зависит от Маугли, потому что дверь мы ломать не будем, чтобы не заметили раньше времени, а запустим его по пожарной лестнице и через дыру в окне, откуда раньше кондиционер торчал, а теперь вместо кондиционера сквознячок работает. Туда все равно только Маугли и пролезет. Он нам с Супербоем и откроет шпингалет на окошке. Франц, ты как?
— Нормально, — пожал плечами Франик, не сомневаясь в успехе предприятия. Он был уверен в том, что не попадется, что его не заметят, так как обладал кошачьей способностью оставаться незамеченным, если ему не требовалось обратное. Тем не менее, хотя Орлик, самый старший в их компании, полагал себя самым умным, Франик больше надеялся на собственную смекалку и в будущем намерен был действовать на ниве криминала самостоятельно и независимо, а с подельниками связываться лишь в том случае, если без этого не обойтись, например, когда возникнет необходимость сбывать уворованное. Франик заметил, что и сам Орлик, и отчаянная девица Джуди, и молчаливый Супербой, бывший цирковой наездник, далеко не столь невозмутимы, сколь хотят показать, а просто, как и на съемках, держат марку бесстрашных героев, ловкачей и профи.
Франика многое не устраивало. Не устраивала тихая бравада коллег, это было несерьезно и по-детски, не устраивала непредусмотрительность новоявленных грабителей, их упование на случай. Франик, в отличие от них, всерьез рассматривал перспективу сделаться профессиональным грабителем-одиночкой, этаким независимым интеллектуалом, совершающим невероятно дерзкие, тонко разработанные преступления, позволяющие сорвать солидный куш. Он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что путь этот тернист и что в какой-то момент, если он сорвется, страдания выпадут отнюдь не на его долю, а на долю семьи, во имя благополучия которой все и затевается.
Однако именно такой выход из гнетущего положения он считал наилучшим с тех пор, когда Аврора, впервые отправившаяся отоваривать талоны на мыло, вернулась с четырьмя кусками отвратительно воняющего «Красного мака» и с двумя кусками «Земляничного» и, изображая радостную улыбку, защебетала о том, как ей повезло, потому что зеленый «Шипр» еще хуже, от него несет, как от Ильи Поликарповича, жэковского сантехника, когда тот при параде. К тому же «Земляничное» не выносит моль. Вот.
— Тетя Аврора, — рассеянно пролепетала Светочка, — откуда у нас моль? Нету же.
— И теперь уж точно не будет, — все еще бодрясь, ответила Аврора Францевна, — а «Детского» не было. Прости, Светик, — виновато добавила она и сморщила подбородок, чтобы не потекли слезы.
В семье, к счастью, никто не курил и не увлекался алкоголем, поэтому талоны на водку и сигареты стали небольшой статьей дохода. Реализацией этих талонов занялся Михаил Александрович, он обменивал их на продуктовые или же попросту продавал и при этом ходил как оплеванный, и плечи его опускались все ниже и ниже. Он глядел виновато и быстро старел, стал желчен, и в то же время Франик ловил на себе его искательный взгляд и проклинал себя за то, что не оправдывает надежд родителей.
И последним, что подвигло Франца к решению пойти в грабители, стал случай со Светочкой, которая, возвращаясь вечером из консерватории со стипендией и желая по этому поводу порадовать семью чем-нибудь вкусненьким, не смогла купить в магазине ничего, кроме кочана капусты и банки несъедобных овощных консервов, над которой весь вечер и проплакала, предоставив не менее расстроенную Анечку, которая за день соскучилась по маме, заботам Франика и Авроры.
И Франик, чьи таланты в последнее время никак не находили приложения, начал воровать, порадовав семью объяснением, что устроился ночным сторожем в богатую фирму и сразу же получил подъемные.
* * *
Первые три ограбления прошли как по маслу, «без шума и пыли», как и мечталось. Задачей Франика было добраться до пожарной лестницы, оканчивающейся на высоте примерно метров четырех от земли (до нижней ступеньки он добирался по Орлику и Супербою, который стоял на плечах Орлика), прицепить к лестнице капроновый канат на крепком крюке, чтобы смогли взобраться подельники, подняться до уровня окошка-амбразуры, расположенного почти под крышей, перейти с лестницы на узкий кирпичный выступ-карниз под окном, протиснуться через незакрытый по небрежению проем во фрамуге, оставшийся от кондиционера, и открыть окно с обратной стороны, чтобы на склад смогли проникнуть и остальные.
Франик легко и без напряжения выполнил свою задачу и ступил на решетчатую металлическую галерею, поверху опоясывающую павильон. С галереи в тусклом свете двух-трех лампочек, горевших над запертыми входными дверьми, просматривалось все пространство павильона, все большие и маленькие клетушки, разгороженные разновысотными декорациями и разделенные для удобства неширокими проходами.
Трое грабителей, аккуратно и бесшумно ступая, спустились по крутому металлическому трапу, но они тут же и растерялись: хлипких фанерных дверок было множество, но вот что было за этими дверками, это вопрос. Компания рассчитывала взять товар, возможный к реализации на вещевом рынке, то есть одежду, косметику, обувь — вещи, которые можно было плотно упаковать, легко спустить вниз через окошко и без проблем перевезти в машине. Товар даже в относительно небольших коробках, посуда, например, их никак не устраивал. Стоять и думать, однако, было некогда, приходилось действовать по наитию, и взоры Орлика и Супербоя обратились к Франику, так как его сверхинтуиция не являлась для них секретом.
Интуиция и на сей раз не подвела Франика. Он слегка стукнул плечом в ближайшую фанерную стенку и сказал:
— Попробуем сюда, что ли. По-моему, пахнет новыми тряпками.
Действительно, конурку заполняли большие полосатые сумки, в которых возят свой товар «челноки». Сумки, как убедилась троица, были набиты разнообразной одеждой в гладеньких, приличного вида пластиковых пакетах, украшенных фирменной графикой. Одним словом, товар, тщательно и плотно упакованный, словно ждал, когда его вынесут грабители. Это была удача, и восемь сумок (именно столько они смогли вынести) в одночасье сменили своих хозяев.
Существовал, разумеется, риск, что покража окажется никому не нужным барахлом, которое невозможно будет продать. Однако и здесь компании повезло. Джуди, которая у себя на кухне провела, так сказать, визуальную и органолептическую экспертизу ворованных вещичек, то есть осмотрела этикетки и шовчики изнутри, потерла, помяла, подергала и даже понюхала, а затем торжественно объявила:
— Это, господа, все, конечно, Турция и Сирия, но приличная. С мульками Живанши, Кардена и Шанель. Пару сумок я могу сдать хозяину моей троюродной сестрицы на «Звездном», но больше он вряд ли сразу возьмет. Остальные придется сбывать другим деятелям, и, наверное, даже на других барахолках. Так безопаснее, я думаю. Но такие шмотки с руками оторвут, точно вам говорю.
Шмотки, действительно, «оторвали с руками», как и шмотки двух последующих партий, «взятых» на той же неделе, только из других клетушек. Материально приподнявшаяся компания пребывала в эйфории, но только не Франик, трезво и расчетливо строивший планы своей будущей деятельности. И именно он заметил начавшееся вокруг склада и кругами расходившееся по киностудии тихое шевеление: разъяренный Ордын, прознавший о наглых кражах, совершенных на его складе, явно плел паутину, забрасывал мелкоячеистый невод на воров.
Трюкачи прижали ушки и затаились, стараясь не попадаться на глаза мальчикам Ордына, но вовсе не появляться на киностудии они не посмели, чтобы не вызвать определенных подозрений. Все, впрочем, закончилось для них удачно, так как действовали они аккуратно, не оставляя видимых следов, помимо раскуроченных замков кладовок. Но с этим-то уж ничего нельзя было поделать, поскольку умелых взломщиков в компании не имелось.
Склад, как источник обогащения, отныне был для них закрыт, там теперь поставили сигнализацию, вместо бесследно сгинувшего раззявы-сторожа дежурили два крепких парня в камуфляже, а ночью по складскому лабиринту бегали, клацая когтями по бетонному полу, молчаливые ученые овчарки.
Франик, в кино не снимавшийся уже чуть ли не полгода, давно осознал тщетность своего пребывания на киностудии и вовсе перестал там появляться после того, как улеглась канитель с расследованием серии ограблений. Он переключился на другие «дела», которые осуществлял по возможности в одиночку. Он по-прежнему грабил плохо охраняемые складские помещения, которые, стараясь не привлекать к себе внимания, разыскивал по всему городу. Он проскальзывал в самые узкие щели, в самые немыслимые лазы и научился обращаться с отмычками, которые изготовил сам, разобравшись предварительно с разными замками, которые скупал с упорством маньяка; он также по рекламным изданиям, по каталогам изучил многие системы сигнализации.
Обучению профессии взломщика Франик посвятил много времени и отдал много сил. Он продолжал совершенствоваться до тех пор, пока не понял, что попросту «чувствует» каждый замок, каждый проводок в сигнальном устройстве. Что же касается охранников, то они двигались далеко не с кошачьей грацией и вовсе не так бесшумно, как мыши. К тому же от них частенько разило специфическим, убойной силы перегаром популярного в те годы технического спирта под названием «Royal». Тем самым охрана как бы заранее давала о себе знать и поэтому не представляла для Франика серьезной опасности, он всегда успевал улизнуть вовремя и даже замаскировать свой отход.
Франик со временем не потерял осторожности, но, однако, обнаглел до крайности. Он дошел до того, что на «Апрашке» или на «Сенном» грабил один склад, а вещи продавал владельцу другого склада, чуть ли не соседнего, благо барахло было однотипным, и продажа оного — не опознанного и не опознаваемого — не вызывала излишних трений между конкурентами. Возможно, кое-кто из торговцев и имел определенные подозрения по поводу Франика, примелькавшегося на рынках и рекомендовавшегося «челноком», но мыслей своих они не озвучивали и не позволяли себе намеков, могущих оскорбить выгодного и сговорчивого поставщика.
Франик развлекался и совершенствовал свое мастерство, сознавая, что пока он не более чем мелкий вор, а ему хотелось большего — более выгодных и менее суетных — солидных — дел. В то же время ему, с его обостренным чутьем, стало казаться, что он находится в центре чьего-то пристального внимания, под присмотром чьего-то изучающего взгляда. Но Франик гнал от себя подобные ощущения, объясняя их тем, что работа-то у него, как ни крути, нервная и тяжелая, вот и сказывается постоянное напряжение.
Франик сделал вывод, что пора устроить себе отпуск, но перед отпуском решил попробовать провернуть одно соблазнительное дельце, непривычное для него и требующее помощника. Он задумал ограбить фирму, занимающуюся поставкой компьютеров. Фирма называлась «Мерикла», и в рекламном листке, который Франик обнаружил в своем почтовом ящике, было ясно сказано, что на складе фирмы хранятся комплектующие к персональным компьютерам, удобные, с точки зрения Франика, к выносу, вернее, к вывозу. Именно с вывозом, а также с отвлечением охраны и возникли проблемы, для решения которых необходим был помощник.
За помощником Франик обратился к Орлику, с которым не терял связи и который был известен своими обширными и не всегда добропорядочными знакомствами. Орлик рекомендовал ему молодого человека, чуть помоложе самого Франика, по имени Сережа. Сережа был весел, контактен, беспринципен, но и покладист, в меру склонен к авантюрам, разъезжал на белых «Жигулях» своей матери и, в целом, вызывал симпатию, а лицо его показалось Франику смутно знакомым. Последнее почему-то беспокоило, и в иной ситуации он бы десять раз подумал, прежде чем связываться с человеком, производящим сомнительное впечатление. Но Франик торопился, ему не терпелось отдохнуть, а для полноценного отдыха с семьей нужны были хорошие деньги. Поэтому он не придал значения излишне бликующему, словно невысохшая лужа в ветреный солнечный день, взгляду подельника.
И вот на пару с этим симпатичным Сережей они и погорели.
* * *
— Что, Петр Иванович, выкусили?! — шипела разъяренная и взлохмаченная Лина. — Выкусили, я вас спрашиваю, старый вы… хрен?!
— Слушайте, мадам! Когда же это кончится? Есть же какой-то предел! Что вы раздухарились-то? Вы опять за свое?! Язык свой придержите-ка! Уволю к собакам! К свиньям! С теплого секретарского места! Или.
— Или что? Доберманов своих подошлете, чтобы мне горло перегрызли? А имела я их всех!.. И вас тоже!
— Гмм. Неужели всех? — выразительно собрав морщины на лысине, как бы сам себя спросил Петр Иванович. — Непорядок какой. Бедлам и растление персонала. Тем более вас следует уволить из нашего респектабельного охранно-розыскного предприятия. С волчьим билетом. И куда вы, мадам, тогда денетесь?
— «Гербалайфом» пойду торговать или недвижимостью. Плевали там на волчьи билеты.
— Так ведь там тоже начальство, позвольте вам напомнить. Невоспитанное, корыстное, похотливое и самодовольное. И хватит уже, мадам. Я все понимаю: материнские чувства там. Поскандалили всласть очередной разок и хватит уже, дорогуша.
— Ах, вы понимаете! Материнские чувства! Какого дьявола вам понадобилось использовать моего Сережу?! Кто вам разрешил?! Почему это было сделано без моего ведома?! Он мой сын, а не ваша собственность!!! Вы не смели посягать!..
— Да хватит вам, я сказал! Хватит уже визжать резаной свиньей и слюной брызгать! Ничего с вашим Сережей не сталось, как учился в школе милиции, так и учится! И, надо сказать, он отлично выполнил первое оперативное задание, за что и получил поощрение. Он будущий офицер, что такого-то?