— Он напал на нас, после того как я пыталась объявить перемирие.
— Я понимаю, что люди делают больно. Я понимаю, я сам бил людей и получал травмы, задолго до Вспышки. Но когда я увидел, что тебе это нравится…
— Я не хочу этого! — Я закрыла голову руками.
— Я понимаю, это сейчас. Что-то в тебе происходит. Это по-прежнему ты, но у тебя есть проблема. Peekon, посмотри на меня.
Я посмотрела вверх.
— Если у тебя есть проблема, я могу смириться с этим.
Я не была убеждена. — Быть с тобой больно.
— Но иногда это хорошо. По-настоящему хорошо. Ты думала, что мой поцелуй был «совершенным». — Его взгляд скользнул по моим губам, к моей шее, на мою ключицу…
— Я никогда не говорила тебе… — меня озарило. — О, мой Бог. — У меня отвисла челюсть, мои подозрения подтвердились. Да, это именно так унизительно, как я боялась. — Ты взял диктофон Алхимика! — В котором была кассета с историей всей моей жизни.
Джексон улыбнулся мне бесстыжей улыбкой.
— Ouais. Слушал его в течение нескольких дней. Это была одна из причин, почему я уходил в то утро в Реквиеме. Я был занят поиском наушников, так, чтобы я мог слушать его под капюшоном.
— Ты же не имел права!
— Я играл большую роль в этой истории, хотел убедиться, что ты представила меня правильно.
— Вот почему у тебя так менялось настроение? — То выглядишь злым, то озабоченным, то ухмыляешься?
— Некоторые вещи, которые ты рассказывала, злили меня. — Его лицо потемнело. — Пришлось выслушать, что ты говоришь о своем парне. Достаточно плохо было только в первый раз.
Брэндон был хорошим парнем. Незрелым, возможно, но у него было доброе сердце. Он и Джексон были разные, как день и ночь. Эти двое ненавидели друг друга.
— Но потом ты сказала нечто хорошее. Например, что ты хорошо относилась к Клотиль. Ты улыбнулась ей, и поздоровалась, когда никто другой в школе не был добр к ней.
Я могла бы быть добрее к ней. Жаль, что не была.
— Или, когда ты описывала наш поцелуй в бассейне в доме Селены. — Джек провел рукой по лицу. — Я, должно быть, затер пленку, когда слушал это снова и снова.
Его веки отяжелели и он вздрогнул, можно подумать, что у него оргазм. Мои вздохи перешли в мелкую дрожь. И вдруг я как никогда осознала свою наготу, в воде, которая охлаждалась. Пока Джексон рассматривал мою влажную кожу.
— Эта кассета была личной!
— Ты рассказала это Артуру, парню, постороннему, нашу историю?
— К тому времени, я была уверена, что он никогда не скажет это ни одной живой душе. — Моя кожа начала светиться, когда я вспомнила свою ярость тогда, символы, взвились вдоль моих рук, переходя на грудь. Стали ли мои глазами зелёными?
Джексон смотрел на изменения во мне.
— Ты показала мне это… эти символы, чтобы напугать меня?
Хм. Он мог бы использовать жаргон.
— Это не сработает. Эта запись позволила мне разобраться в этом деле с Арканами, позволила мне узнавать об этом понемногу. Как это делала ты. И я слышал, как ты сказала, что я был твоим якорем.
— Да, и что?
— Ты не стала убивать того ирландского парня, как только увидела меня. Ты не станешь отрицать этого?
Наконец, я покачала головой.
— Ты положилась на меня, и теперь я знаю это, — сказал он. — Ты предупреждала меня, что с тобой никогда не будет легко. Я все еще подписываюсь под этим.
— Зачем это тебе? Это смертельно, и странно и страшно…
— Так весь мир такой! — Он запустил пальцы в свои мокрые волосы. — Всё перепуталось в голове: я могу принять эту игру лучше, чем твои секреты. По крайней мере, теперь я знаю, с чем столкнулся.
Часть меня был рада, что он хотел меня. Часть меня думала, что между нами всё обречено.
— Давай просто быть реалистами относительно наших шансов.
— Ты хочешь знать, что я чувствую? Позволь мне сказать тебе, Bebe. Мне весело. Ты ведешь себя так, будто у нас есть выбор в этом вопросе. Ты хочешь меня также как я тебя, потому что мы оба зашли слишком далеко.
Я ощетинилась.
— Моя симпатия, для тебя синоним слова «переспать»? Я думала, что ты больше чем, чем дамский угодник, ищущий свою добычу.
Он пожал плечами.
— Той ночью, после того, как мы целовались, я сказал себе, что просто продолжу идти. Что, то дерьмо слишком тяжелое для меня, и это не мое дело. Я сказал себе, не думать о тебе.
Я твердила это себе постоянно, но толку от этого было мало.
— Черт, ты ожидала, что я, в любом случае, оставлю тебя. Но мне становилось хуже с каждым шагом, словно кто-то подвесил меня за кишки колючей проволокой. И я понял, ты крепко держишь меня за яйца. Глупо бороться с этим. И к черту, кто ты.
— Успокойся, сердце мое, — я произнесла это насмешливым тоном, но на самом деле мои чувства по отношению к нему стали намного мягче.
А потом я вспомнила, что ещё говорила на записи. Например, как ревновала, и как было больно, когда он флиртовал с Селеной. Или, как я чувствовала, что я лишаюсь своего вечно-трезвого ума, когда он поцеловал меня. Не из-за этого ли он так ухмыляется?
— Я все еще не могу поверить, что ты влез в мою личную жизнь! — В школе, когда Джексон хотел увидеть мой альбом, он украл его. Когда он хотел, прослушать мои сообщения для парня? Он украл телефон Брэндона.
Джексон продолжал напирать на меня, и я была сыта этим по горло.
— Ты должен уйти. — Мои символы были настолько яркими, что освещали комнату, как огонь. — Я хочу одеться.
— Так попробуй меня выставить. Я не уйду, пока ты не признаешься, что чувствуешь ко мне.
— Ты собираешься шантажировать меня? — Теперь это был вопрос принципа. Он пересек черту, слушая эту запись, и теперь он ожидал, что я вознагражу его за это?
— Ты всегда можешь выйти. — Он закинул ноги на стол, откинувшись назад, чтобы балансировать на своём стуле на двух ножках. С самодовольной усмешкой он заложил руки за голову.
Он был настолько дерзким, я хотела — нет, было необходимо, — стереть эту ухмылку с его лица. Я достигла своего предела. Я могу завтра умереть, а я отказываюсь, провести мой последний вечер на Земле, из-за того, что мной манипулирует, поглощающий самогон кайджан.
Кроме того, я не была слишком застенчивой. Я, веселясь, носила коротенькую форму в школе перед слюнявыми подростками, и, не стесняясь, могла показаться в трусиках перед моей лучшей подругой Мелиссой.
— Хорошо. — Я повернулась в ванне спиной к нему, встала, и пошла к своей одежде.
Бах! Он упал на спинку стула?
Подавив улыбку, я вытерлась своей полусухой старой футболкой, а затем натянула трусики.
— Э-Эви? — Его голос звучал приглушенно.
Я потянулась за лифчиком, возможно показывая ему грудь сбоку, не волнует. Когда я застегнулась, я оглянулась через плечо.
Рядом с перевернутым стулом, Джексон опустился на колени, с его губ срывались хриплые вздохи. Его высокие скулы пылали, а мышцы были напряжены, как будто он собирался напасть на меня.
— Ты… ты встала? — он сильно прижал дрожащую руку ко рту, и снова, глаза потемнели от похоти. — Никогда не думал, что ты встанешь, ma bonne fille. — Моя хорошая девочка.
Пожав плечами, я потянулась за джинсами.
— Если ты не можешь удержать свой накал, держись подальше от хижины.
Он громко сглотнул.
— Brыlant. — Раскаленный. — И поверь мне, cher, я собираюсь унять этот накал.
Вскочив на ноги, он двинулся ко мне, стуча своими тяжелыми ботинками по деревянному полу. Каждый его шаг умножал мои ожидания. Он собирался поцеловать меня снова, и одна мысль об этом, наполняла меня энергией.
Нет, нет, нет! Это было неправильно. Я не хочу, чтобы он запал на меня только потому, что был пьян, и неудовлетворен.
Прежде чем я успела одеться, он развернул меня, обернув рукой ниже спины.
— Ты шла, покачивая своей хорошенькой задницей не в том направлении, Bebe. Ты должна была подойти ко мне, когда была вся голая и мокрая.
— Даже не смей подходить ко мне! Потом обвинишь меня, что я снова загипнотизировала тебя.
— Я понял, что у тебя не было всех твоих сил, когда я впервые захотел тебя.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что если бы ты гипнотизировала тогда, все парни Стерлинга задыхались бы, глядя на тебя, а не на Клотиль.
Вскинув подбородок, я сказала:
— Эй, я не так уж плоха, кайджан.
— Это правда. Когда я увидел тебя в тот день одну в школьном дворе, в твоей коротенькой юбке… — Выражение его лица стало тлеющим. — Я хотел, уложить тебя спиной на тот стол, и взять прямо там, Эванджелин.
Я вздрогнула, услышав, как мое имя с акцентом скатилось с его языка. Этому невозможно сопротивляться. Я знала это, потому что изо всех сил, пыталась.
Он был прав. Глупо бороться с этим. Я посмотрела на него и прошептала:
— Только, только не делай мне снова больно. Если я поцелую тебя, а ты испытаешь отвращение…
Он тихо рассмеялся, потершись своими бедрами о мои.
— Чувствуется ли, будто я испытываю отвращение?
— Джексон! — Ахнула я.
— От тебя пахнет жимолостью. Тебе нравится Джек сейчас?
— Я никогда не прекращала тебя любить. Даже когда ты пытался спастись от меня в силе католицизма.
— Не могу ничем помочь, меня воспитывали, что сверхъестественное — это либо чудо, либо сатана.
Я закатила глаза:
— И ты все еще пытаешься выяснить, кто я?
— Non. Я пытаюсь выяснить, до сих пор ли я католик. — Он улыбнулся так, что у меня замерло сердце.
Великолепные губы. Я хотела их на моих.
Перед тем, как меня поцеловать, он сказал:
— Ты, можешь быть не такой, как я думал, но я хочу защищать тебя в любом случае. Я хочу, попытаться принять все это. Но ты должна принять меня.
— Принять тебя? О чём ты говоришь?
— Я девятнадцатилетний парень с протоки. Я люблю выпить. Я могу говорить глупое дерьмо. Ты должна принять свои чувства ко мне без боли, без колебаний.
Я положила ладонь на его лицо.
— Ты испытаешь еще больше боли, чем чувствуешь, если останешься с нами. И это будет моя вина, потому что я не хочу разлучаться с тобой. Ты хотел, чтобы я отпустила тебя.
— Это было, прежде чем я кое-что понял, на этой неделе. Я не собирался прожить долгую жизнь до апокалипсиса. До того, как появились зомби, людоеды, и чума. Теперь я полагаю, что буду тратить свое оставшееся время на то, что я хочу.
— И что ты хочешь?
Он улыбнулся.
— Ты — то, что я хочу, а это — то, что я хотел бы делать с тобой. — Он наклонился, прижавшись губами к моим.
Когда он ко мне прикоснулся, наконец, полил дождь, барабаня по жестяной крыше. Я не слышала, этого звука с той ночи, когда приходила к дому Джека на протоке.
Он отступил:
— Христос, твои губы такие сладкие. Douces comme du mie. — Сладкие, как мед. Он сорвал с себя рубашку, обнажив влажную грудь, четки на шее. Я скучала по такому его виду.
Мои пальцы скользили по шраму на его руке. Я так любила этот знак. Если бы он не получил эту рану, в ночь Вспышки, он бы умер, как и большинство остальных.
Его руки опустились на мою задницу, плотно прижимая к нему. — T 'es pour moi, Evie. Ты моя. Каждая часть тебя. — Он наклонился, взял мои губы еще раз. Между поцелуями, он сказал: — Я говорил тебе однажды, и я скажу еще раз: нет ничего, что может встать между нами, через что мы не сможем пройти. Просто дай мне шанс, добраться до тебя. Обещай мне.
— Джек…
— Обещай мне. Ты не оставишь меня снова.
— Я обещаю. — Глядя на его губы, я сказала: — ты всегда придёшь за мной?
— Буду следовать за тобой, как цепной пес. — Пробормотал он пьяно.
Я засмеялась. Как я могла чувствовать себя счастливой в нашей ситуации?
— Я рада, что мне больше не нужно скрывать это от тебя. Нет больше никаких секретов — у каждого из нас. — Подождите ка. Его взгляд метнулся? — У тебя есть то, что ты хочешь мне сказать?
— Non, Rien. — Нет, ничего.
— Ты… ты мне врешь? Джек, нет ничего важнее доверия прямо сейчас. Учитывая эту игру, весь этот мир, мы должны иметь возможность полагаться друг на друга.
— Я не вру. Ты можешь доверять мне Эви. — Сказал он более твердо. — У меня нет секретов, peekon. За исключением того, как сильно я тебя хочу.
— Я верю тебе. — Я облегчённо кивнула.
— Хорошо. — Он обнял меня, прижимая мое тело к своей груди, поворачивая к кровати. — В ту ночь у бассейна, ты бы позволила мне, если бы я был медленнее. Я сделаю это сейчас. Красиво и медленно.
— Мы не можем быть вместе так. Что будет, если я причиню тебе вред своими силами?
— Это мой выбор, ma belle.
— Я серьезно.
— Я тоже. — Он подошел к кровати, грешные поцелуи, заглушили мои мысли, он отстранился от моих губ, чтобы добавить. — Ты любишь меня слишком сильно, чтобы причинить мне боль.
Я не стала отрицать.
— Теперь, тише. Мы сделаем то, что у нас лучше всего получается, когда молчим.
Подняв брови, я наклонила голову. Потому что он был прав. Я накинулась на его губы. Наш поцелуй углубился, языки сплелись. Я услышала фразу «опьянен ее губами», сорвавшуюся с его губ. Сама я буквально опьянела от самогона.
Сначала мы целовались по-французски, потом был кайджанский-французский поцелуй. Пряный, тяжелый, дикий.
Вот как это было с Джексоном. Горишь, без контроля. Разрушительно, как в аду. И мне было все равно.
Он отступил и бросил меня на кровать.
Одеяло провалилось; я падала в яму, размахивая руками. В последнюю секунду, я зацепилась за край кончиками пальцев.
Джек нырнул за мной. Он схватил меня за запястья, как раз перед тем как я сорвалась.
— Иисус! Я с тобой!
Я едва могла слышать его. Оглушительная сирена выла на крыше хижины.
Сигнал для этой… ловушки?
Когда Джек вытянул меня обратно в комнату, я посмотрела вниз. Ржавая арматура торчала из земли, по крайней мере, в десяти футах внизу. Он прижал меня к себе, защищая.
Там не было никакого матраца; кто-то нанес тонкий слой пены на каркас кровати, затем замаскировал ярким одеялом и подушками.
— Дорогой Бог. — Пробормотала я, когда сигнал утих. В панике и путанице, мне показалось, что я слышала вой волков в дали.
Он обнимал меня так крепко, пока я не почувствовала его каждый судорожный вздох.
— Я… Я мог убить тебя.
Опять же спорно. Но это определенно было бы больно.
— К-кто мог это сделать? — Спросила я, хотя уже знала ответ. Этот сигнал был как звуковой сигнал на обед на заводах или… на шахте.
— Каннибалы. — Джек схватил мою одежду, сунул мне в руки. — Если это их ловушка, они скоро прибегут. Мы должны идти, Bebe. Быстро.
Глава 11
ДЕНЬ 257 ПОСЛЕ АПОКАЛИПСИСА
В СТРАНЕ КАНИБАЛОВ, ОЧЕВИДНО
— Почему они называют это ливнем, — размышлял Финн, когда мы поднимались в кромешной тьме, — потому, что он ЛЬЕТ вниз, а не барабанит по голове?
С тех пор как мы покинули хижину три дня назад, дождь лил так сильно, что буквально барабанил по нашим головам.
Я выросла в Луизиане, я знала, что такое грозы. Но я никогда не чувствовала дождя подобного этому. Разве я хотела, чтобы он бил с неба?
Финн сильно шлепнул грязной рукой по лицу:
— Между прочим, мы бежим как сумасшедшие Арканы-остолопы, от людоедов-психов. — Он театрально поднял кулак к небу. — Да расчистится небо прямо сейчас!