И что самое важное, я полном сознании. Речи быть не может о каком-либо полусне или прочих галлюцинациях.
Внезапно ускользающая дорога. Дерево. Проскакиваю над какими-то кустарниками, над забором, давлю на тормоза… удар. Я чувствую его до сих пор. Боль, пронзающая позвоночник, ребра, боль, вынуждающая к движениям, которые невозможно сделать. И тишина, из которой проступают лица… сколько их?
Что они со мной сотворили?
У меня горячка. Я не сошел с ума. Существует логическое объяснение. У меня горячка.
Я считаюсь счастливчиком. Прошел курс пилотажа, и даже первый стажировочный срок на базе без малейшей аварии. Ни разу даже не сломал ничего. Да, я считаюсь счастливчиком. Меня прозвали «Кибернетический Жиль…»
И называют еще как-то. Могу вспомнить, если напрягусь. Но что-то плохо у меня получается. Правда, в самом деле горячка.
Не помню. Нет ли здесь какой-либо связи между этим и тем лицом, которое я в первый раз увидел на фоне кружащегося цилиндра?
Кибернетический Жиль. Да, теперь я припомнил. И понять не могу, чего еще ищу. Что пытаюсь поймать. Ничего другого нет. Никаких позабытых слов. Никаких лиц.
— Ты вышел из корабля и направился в сторону гор, — слышу голос Реусса. Закрываю глаза. Крепко зажмуриваю веки.
И не выдерживаю.
— Когда это было?
Он нахмурил лоб. С минуту внимательно разглядывал меня, неожиданно насторожившись.
— Не перебивай, — попросил наконец. — Расскажу все по порядку…
Хотел пожать плечами, но мне это не позволили оплетающие все тело провода.
— Когда? — повторил я. Теперь мой голос прозвучал лучше.
— Две недели назад. Точнее — шестнадцать дней…
Я задержал дыхание.
— Не волнуйся. Тебе нужен покой…
Опять. Честное слово, с меня этого достаточно.
— Я помню, что было, когда я пошел к холмам, — заявил я. — Помню, как я оттуда возвращался и когда. Помню, что Сен послал мне навстречу букетик фиалок. Меня интересует, что дальше. А прежде всего, что вы делаете вот с этим? — я указал на второй жгут проводов, точнее, на то место, где они исчезали из поля зрения. Местом этим была приставка стимулятора. Они задействовали аппаратуру. Влияли на напряженность полей вокруг моей нервной системы. И не только. Также — на функционирование центров мозга. О стимуляции я знал побольше, чем любой из них. Поскольку был кибернетиком. Узнающим автоматическую корректировку. Более чем узнающим.
В ту минуту, однако, я не смог отыскать в себе прежнего уважения к аппаратуре и ее возможностям. И не потому, что был подключен к ней. Я чувствовал, что мог бы найти немало аргументов против той позиции, которую совсем недавно занимал в этом вопросе. Странно.
Может, наконец, перестану я удивляться.
— Ты помнишь больше, чем тебе кажется, — хмыкнул Реусс. — Ты никогда еще столько не помнил. Тем не менее, позволь, я договорю. И не перебивай.
Он выпрямился, глубоко вдохнул и расстегнул рубашку на груди. На нем был легкий, продуваемый комбинезон, какие мы носили на базе в часы, свободные от занятий.
— Автоматы наводки, как ты знаешь, имеют вмонтированную блокировку безопасности. На тот случай, если на линии огня окажется человек. Твоим несчастьем было, что ты стоял под деревьями. Однако, на какое-то мгновение, очевидно, выступил. На долю секунды, но автомат что-то заметил. Если бы не это… — он замолчал.
Я спокойно слушал.
— Сигнал, посланный излучателю, уже нельзя было остановить. Это же тысячные доли секунды. Автомат все же успел изменить угол прицела. Поток пошел вверх. Мы это видели. Сперва мы даже подумали, что с тобой ничего не случилось. Упал, но мог сделать это и умышленно. Или от воздушной волны. И сразу после этого рухнуло вырванное с корнями дерево.
Дерево. Прилететь в чужую планетную систему, высадиться на тихой, зеленой планете и позволить придавить себя падающему дереву. Я не мог рассчитывать ни на что более забавное.
— Комбинезон не позволил раздавить твое тело. Только… — он запнулся. Я ждал.
— Ты был без шлема… — выговорил он. — Твоя голова…
Ага. Получил по голове. Это многое объясняет.
— Оперировал? — спросил я.
Он кивнул.
— Что за операция?
Он встал. Обошел возле кресла, на котором я лежал, и наклонился. Но не смотрел мне в глаза.
— Возьми себя в руки, Жиль, — сказал он таким тоном, каким обращаются к ребенку. — Твое состояние… короче говоря, я мог только одно. Попробовать пересадку. Это удалось. Ты будешь совершенно здоров. Ты уже здоров, — быстро добавил он. — Тебе просто надо набраться сил.
Я окаменел. Моя раскаленная голова стала холодной, как лед. По спине пробежали ледяные мурашки.
— Мозг, — прохрипел я.
— Да. Но тебе не о чем тревожиться. Это делается химически, ты же знаешь. У вас здесь превосходная аппаратура…
— Не оправдывайся, — сказал я.
Тон моего голоса должен был его насторожить. Он посмотрел на меня иначе, чем до этой минуты.
— Послушай, Жиль, — произнес он. — Мы прикидывали, говорить ли тебе об этом. И когда. И решили, что ты должен знать правду. Причем, сразу. Какое-то время тебе придется иметь дело, как бы это назвать… с мысленными иллюзиями. Будут появляться образы, для тебя непонятные. Люди. А это может довести человека до чего угодно. Если он не понимает, в чем тут дело. А так ты справишься с собой без труда. Тем более, что протянется это сравнительно недолго…
— Чужая память? — спросил я. И сам удивился, как холодно это прозвучало.
— Что-то в этом духе. Ты не специалист, но, наверно, слышал, что раньше об этом думали. Некоторые суеверия, какие-то наиболее иррациональные предрассудки сохранились у людей до сих пор. Знаешь же, как это бывает…
Я знал.
В любом случае, вот уже несколько минут. Только это оказалось не знанием, а всего лишь «суеверием». Я суеверен. Так, по крайней мере, случится, если я не восприму того, что он мне намерен сказать, с безразличием человека, читающего рекламу пасты для зубов.
— Пересадка мозга, — продолжал он, — считалась равнозначной пересадке личности. Разумеется, до того, как начались эксперименты. Явная чепуха. Личность — это нечто большее, чем один-единственный орган, пусть даже такой, как мозг. Огромную роль играют, к примеру, нейроны. А они рассредоточены чуть ли не по всему организму. Но оставим это. Ты на сто процентов остался собой, Жиль. Сам в этом убедишься… через некоторое время. Но ты должен знать. Эти неясные образы… мысли, обрывки воспоминаний, чужеродные твоему прошлому, все это может серьезно задержать процесс привыкания. И даже довести до психоза. Поэтому мы не имели права молчать.
С ними все в порядке. А с Реуссом — в особенности. Я должен это понять.
— А моя память? — спросил я. — Откуда она взялась?
— Как это откуда? — переспросил он. Ему бы на сцену. Удивление в его голосе прозвучало чуть ли не подлинным.
— Отвечай, — рявкнул я.
— Это твоя и только твоя память. Каждый человек помнит свое прошлое, — убежденно заявил он. — На всякий случай, но уж воистину ради перестраховки, запрограммировали автомат… ну, рассказали то, что о тебе знаем. Главным образом Гускин и Сен. Я предложил использовать модуляцию. Тебя соединили с компьютером, в котором были записаны сведения о тебе, и еще раз — на мозговые поля. Пока ты спал…
— Хватит, — сказал я. — Хватит.
Он замолчал.
Теперь я уже никогда не узнаю, кем я был на самом деле. Пока я спал, они могли запихнуть мне в голову все, что хотели. Что было необходимо для того. Чтобы я поверил, что и в самом деле являюсь Жилли, которого они прозвали «Кибернетический Жиль»… Хотя, теперь меня вряд ли станут так называть. «Технарь» не позволит. Этот станет носиться со мной как с ребенком. Точнее, с двумя детьми…
Я приподнялся на локтях. Более подходящим было бы выражение «рванулся вперед», если бы не мое состояние и не эти идиотские кабели.
— Реусс!
Он глянул на меня и мгновенно отвернулся. И словно сжался.
— Реусс, посмотри на меня, — произнес я резко.
Послушался.
— Откуда взялся донор?
— Мозга? — спросил он чуть погодя. Лицо у него было белее полотна.
— Нет. Искусственной челюсти.
Он вздохнул. И опять опустил глаза.
— Твое состояние, — произнес вполголоса, — требовало быстрых действий. Если бы мы промедлили еще десяток минут…
— К чертям ситуацию! Откуда взялся донор?!
— Это не я… — выдохнул он. — Мы обсудили…
— Реусс!
— Это только… копия. Пойми, Жиль. Сам прикинь, — он говорил все быстрее и быстрее, — представить, что дело касается кого-то другого, а не тебя. Что ты располагаешь выбором, человек — или этот… искусственное создание, вдобавок дефектное. Что бы ты сделал? Только честно, Жиль?
— Заткнись, — прошипел я. Моя голова упала на подушку. Перед глазами вновь закружился конус из разноцветных, уменьшающих с расстоянием колец.
Прошло добрые десять минут, прежде чем я смог хоть немного соображать. И сказать:
— Кто?
Его уже не было возле меня. Он стоял у стены, повернувшись лицом к иллюминатору. Голос его доходил словно из пространства, окружающего место посадки ракеты.
— Може. У него не было прототипа… сам знаешь.
— Тогда не было, — прошептал я.
Выбрали Петра. Выбрали его, поскольку не было подлинного человека, наделенного его памятью. Реусс — специалист. Он знает, что я не приобрел качеств своего донора. Это не помешает, что он предпочитал не иметь рядом с собой двоих человек с одинаковыми мозгами. Двоих, которые, к примеру, вернуться на Землю и остановятся перед своей матерью.
— Иди сюда, — сказал я.
Я был спокоен. Невероятно спокоен.
Он стоял надо мной. Какое-то время я смотрел ему прямо в глаза. Наверняка, он сделал бы многое, чтобы мне помочь. А потом убраться отсюда.
— Отключи это, — сказал я, указывая на концы кабелей.
— Не могу, — он покачал головой. — Еще какое-то время…
— Если ты немедленно их не отключишь, — я опять приподнялся на локтях, — я покончу с собой. У меня врожденный инстинкт агрессивности…
Он отступил на полшага. Но ничего не сделал.
Я подтянул колени и резко поднялся. Кабели ударились о поручни. Какое-то время я балансировал, пытаясь опустить ноги на пол. Мне это не удалось. Я свалился как парализованный.
— Ну, ладно, ладно, — пробормотал он.
Я наблюдал за его короткими, нервными движениями, пока он отсоединял кабели. Он был зол. Он, наверняка, был уверен, что занимается своим делом. А все остальные — не его забота.
Будь я на его месте, я бы думал точно так же. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Зашумел лифт. Звук оборвался. В коридоре послышались шаги. Я не смотрел в сторону двери, но знал, что это Сеннисон. За ним вошел Гус. Иба и Муспарт, скорее всего, отдыхали в помещении гибернаторов. Я надеялся, что им не позволяли покидать корабль. Хотя, какое мне до этого дело? Теперь-то?
— Как самочувствие, Жиль? — спросил Гускин веселым тоном. — Выспался наконец-то?
Да. Дел мне предстояло немало.
— Когда ты проснулся? — спросил Сен.
Это должно было прозвучать как вопрос руководителя о здоровье одного из его людей. Дьявол знает, о чем он на самом деле хотел спросить. Не очень-то он владел своим голосом.
— Довольно давно, — ответил Реусс. — Я ему рассказал.
Воцарилось молчание.
У меня перед глазами стояло лицо Петра. Широкое, с далеко расставленными глазами, светлое лицо. Скорее — пилота, чем ученого. Его почти белые волосы.
Если бы даже лицо это стерлось у меня в памяти, то у меня под рукой другое. Совсем рядом. На соседней полянке.
Може. Значит, это его детство я буду вспоминать как собственное. Его родных, дом в котором он рос, его приятелей. Во всяком случае, вспоминал бы, если бы они не поторопились так с аппаратурой. В теперешнем моем положении останутся только «неясные фрагменты». «Иллюзии». О чем еще говорил этот… мясник?
Меня охватила холодная ярость.
— Подойдите, не бойтесь, — бросил я в сторону дверей, от которых так трудно было оторваться Гускину и Сену. — Вы можете не бояться, — повторил я. — Я еще пока слабый.
Реусс умоляюще посмотрел на них. Словно чувствовал за меня ответственность. Этого мне только не хватало.
— Возьми Реусса, к примеру, — процедил я. — Посмотрите-ка на него. Расселся тут, словно ничего и не произошло, с лицом озабоченной нянюшки, и все время растолковывает, до чего же мне хорошо живется на этом свете. А по сути дела, чем я лучше тех, из океана? Не знаете? Я тоже не знаю. Зато я могу вам сказать, чем я их хуже. Они использовали людей. А сами не убивали. Где он?
Они продолжали молчать. Наконец Гус сделал несколько шагов и встал так, чтобы я мог его видеть.
— Кто?
— Не строй из себя ребенка, Гус. Може. Что вы с ним сделали?
— То, что всегда делается в таких случаях, — ответил от дверей Сеннисон.
— Холмик на поляне? Кого ты пошлешь туда на этот раз, Сен? Меня? Или того, с фермы? Мы оба осиротели в равной степени. Он утратил сиамского близнеца, а я — тело. Ведь это мое тело лежит там, на цветущей полянке. Может, правда, вы его бросили в реку. Есть тут рыбы? Реусс, — я повернул голову, — ты же слепец, что касается гидрологии. И даже океанографии. Скажи, водятся тут рыбы?
— Перестань, Жиль, — тихо произнес Гускин. Он какое-то время постоял надо мной, потом кивнул головой и уселся в ногах кресла. — Я вовсе не утверждаю, что тебе хорошо на этом свете. И можешь сходить на его могилу. Я точки зрения медицины мне не следовало бы этого говорить, но я бы сходил. Если бы я был тобой. Я бы сходил и подумал. Ты можешь выбирать. Там мог лежать и я, и Гускин, или Може. Но не тот Може, которого ты помнишь по базе. Который прилетел с Земли. Я не хочу, чтобы ты отвечал мне. Не делай этого: прошу тебя. Иди туда и подумай. Потом поговорим. Если, разумеется, у тебя будет такое желание.
Он замолчал.
— Хорошо, Гус, — сказал я. — Не стоит истериковать. В этом ты прав. А теперь сделай для меня услугу. Представь, что ты — это я. Что то, о чем ты говоришь, тебя касается. И это ты стоишь там, над могилой. Стоишь и ничего не знаешь. Не знаешь, кто ты такой. Не знаешь даже… человек ли ты. Ну, Гус?
Тишина.
— Я просил тебя об услуге. Что же ты молчишь?
Он вздохнул. Медленно покачал головой. Но все время, не отрываясь, смотрел мне в глаза.
— Я тебе отвечу: не знаю. Я не могу представить себя в такой ситуации. Думаю, этого никто не может, пока с ним такое не приключится. Я знаю, что тебе хотелось чего-то большего. Но ни на что другое я не способен. Могу только сказать, что очень хотел бы тебе помочь. Сам знаю, что это невозможно. И не думай, что мне это было легко. Всем нам. Если ты так думаешь… то…
— Не надо, Гус, — перебил я. — Не продолжай. Это первые человеческие слова, которые я услышал после пробуждения. А не какие-нибудь байки для благовоспитанных детишек. Спасибо тебе. Но не говори больше ничего. Не станем этого портить.
— Есть еще одно дело, которое мы принимали во внимание, — заговорил Сеннисон. Он вышел на центр кабины и уперся взглядом в комбинезон Реусса. — Твое отношение к копии. Не то, чтобы это перевешивало, но в первую очередь мы думали о тебе. О том, что ты скажешь, когда узнаешь. И мы припомнили… Жиль, ты ведь сам доказал, что они — не люди. Сам голосовал за то, чтобы их здесь оставить. Они вызывали у тебя отвращение… слепой бы заметил. Короче говоря, мы не думали, что у тебя начнутся сомнения…
— Можешь сделать для меня одну вещь, Сен? — сладенько поинтересовался я.
— Слушаю.
— Уберись отсюда.
У меня не будет сомнений! Разумеется. Что может быть проще, чем все свалить на меня. Словно это я уговаривал их оставить копии за пределами Земли. В конце-то концов, копии могут проваливать ко всем чертям. Но я? Что будет со мной? «Думали только о тебе». Ничего себе. И кто это говорит!
— Убирайтесь все, — сказал я, повернувшись спиной к кабине. — Я хочу спать.
— Может, ты бы хотел, чтобы мы перенесли тебя к тем? В гибернаторе тебе было бы удобнее. И спокойнее.