Кассандра сглотнула. Не стоило ей быть такой самоуверенной.
Да пошло все! Если он хочет драку, она готова. Женщина, которая провела жизнь в сражениях с Даймонами, была более чем годна сразиться с Темным Охотником.
— Позволь-ка мне напомнить, мистер Викинг-Воин-Варвар-Громила, пока твои предки наживались на пожарах ради жратвы, мои повелевали стихиями и создали империю, к которой современный мир и близко не подошел. Так что не смей мне угрожать тем, на что ты способен. Я не потерплю этого ни от тебя, ни от кого-либо другого. Понял?
К ее удивлению, он рассмеялся и встал прямо перед ней. Глаза его были темны, опасны, но вместо того, чтобы злиться, ее кинуло в жар. Огонь его тела обжигал ее.
Она не могла дышать.
Сейчас она боялась его, этой неприкрытой, тревожащей мужественности, которая заставляла ее женскую сущность трепетать.
Он коснулся рукой ее щеки. Один уголок его рта приподнялся. Он забавлялся. Вид его, разглядывающего ее, действовал на нее абсолютно разрушительно.
— В мое время ты стоила бы больше собственного веса в золоте.
А потом он сделал и вовсе неожиданное. Он наклонился и поцеловал ее.
Кассандра застонала, почувствовав его вкус. Вкус дикости. Их дыхание смешалось, когда он буквально грабил ее рот, заставляя ее гореть и трепетать.
Но поцелуй не был жестким. Он был великолепен и совершенен. Такой мужской и яростный.
Тело ее было опалено его близостью. Вкусом его языка, танцующего с ее, пока он рычал где-то глубоко в горле.
Он притянул ее к себе еще сильнее. Так близко, что она ощутила бугор у своих бедер. Он был тверд и готов, а она из первых рук знала, каким он был великолепным любовником. Это знание сделало ее бездыханной. Нуждающейся. Его руки пробежали вниз по ее спине, схватили ее за попу и прижали к себе еще ближе.
Ее злость испарилось. На смену пришло желание, которое она испытывала к этому мужчине.
— На вкус ты еще слаще, чем была, — выдохнул он ей в губы.
Она не могла говорить. Это было правдой. Сейчас все казалось еще ярче. Искрометней, чем во снах. Все, чего бы она хотела сейчас — это стащить с него одежду, бросить его на пол и скакать на нем, пока оба они не станут сытыми и потными.
Каждая частичка ее взывала воплотить эту мечту в реальность.
Вульф не мог дышать, чувствуя ее женские изгибы под своими руками.
Он до сумасшествия хотел ее. Отчаянно. Но что еще хуже, он в своих снах брал ее достаточное количество раз, чтобы знать, насколько она страстная.
Она Апполит. Худший вариант запретного плода.
В его мысли ворвался голос разума.
Он не желал ничего слышать.
Но у него не было выбора.
Отпустив ее, он заставил себя отойти от нее и утихомирить поднявшееся желание.
К его удивлению, она его не отпустила. Она потянула его обратно, к своим губам и отдалась ему своим ртом. Он прикрыл глаза и зашипел от наслаждения. Она проникла в его чувства. Он опьянел от ее аромата роз и пудры.
Ему никогда не хватит этого запаха. Или ее, вжавшегося в него, тела.
Он желал ее больше, чем чего-либо в жизни.
Она отстранилась и взглянула на него. Ее зеленые глаза лучились, щеки раскраснелись от страсти.
— Ты не единственный, кто желает невозможного, Вульф. Так же как ты ненавидишь ме-ня за то, кто я есть, представь, как я мечтаю о мужчине, который истреблял мой народ уже сколько столетий?
— Двенадцать, — ответил он, прежде чем сумел себя остановить.
Она вздрогнула от его слов. Руки ее упали, оторвавшись от его лица.
— Скольких из нас ты убил? Ты знаешь?
Он покачал головой.
— Они должны были умереть. Они убивали невинных.
Ее глаза потемнели, в них появилось обвинение — Они пытались выжить, Вульф. Тебе не приходилось сталкиваться с угрозой умереть в двадцать семь лет. Когда человеческие жизни только начинаются, мы ожидаем исполнения смертного приговора. Ты представляешь, каково это — знать, что ты никогда не увидишь, как вырастут твои дети? Не увидишь своих внуков? Моя мама всегда говорила, что мы — весенние цветы, которые цветут лишь однажды. Мы приносим в мир свои дары, а потом рассыпаемся прахом, чтобы за нами пришли другие.
Она приподняла правую руку, чтобы ему стали видны пять маленьких слезинок, вытатуированных на ее ладони в виде цветочных лепестков.
— Когда дорогие нам люди умирают, именно так мы их увековечиваем. Одна для моей мамы, а остальные четыре для сестер. Никто никогда не узнает, как прекрасен был их смех. Никто не узнает, как добра была мамина улыбка. Через восемь месяцев моему отцу будет даже нечего хоронить. Я превращусь в рассеявшуюся пыль. И за что? За нечто, сотворенное моим пра-пра-пра-сколько-там? Всю свою жизнь я была одинока, потому что не смела позволить кому-то узнать меня. Я не хочу любить кого-то из страха, что буду вынуждена оставить его скорбеть по мне, так же, как будет скорбеть мой отец.
Я останусь туманным сном. И возьмем тебя, Вульф Трюггвасон. Грубый викинг, однажды бродивший по свету, совершая набеги на деревни. Скольких людей ты убил в своей человеческой жизни, пока алкал славы и богатства? Разве ты лучше Даймонов, которые убивают, чтобы выжить? Что делает тебя лучше их?
— Это не одно и то же.
Ее охватило неверие. Как он не мог узреть очевидное?
— Разве? Знаешь, я была на вашем сайте и видела там список имен. Кириан Фракийский, Джулиан Македонский, Валерий Магнус, Джейми Галлахер, Уильям Джесс Брейди. Всю жизнь я изучала историю и знаю каждое из этих имен и ужас, что они сеяли в свое время. Почему Темные Охотники бессмертны, хотя большинство из вас были убийцами в человеческой жизни, а мы прокляты с самого рождения за то, чего никогда не совершали? Где же справедливость?
Вульф не хотел ее слушать. Он ни разу не задумывался, почему Даймоны творили то, что творили. У него была работа, и он их убивал. Темные Охотники были теми, кто прав. Защитниками людей. Даймоны были хищниками, которые заслужили, чтобы их выслеживали и убивали.
— Даймоны — зло.
— И я — зло?
Только не она. Она была…
Она была тем, чего он не смел даже упоминать.
— Ты — Апполит, — с силой произнес он.
— Я — женщина, Вульф, — сказала она просто, ее голос был полон чувства. — Я плачу и грущу. Я смеюсь и люблю. Так же как когда-то моя мама. Я не вижу никакой разницы между собой и любым на этой планете.
Он встретил ее взгляд, и огонь в его глазах ее обжег.
— Я вижу, Кассандра. Я вижу разницу.
Его слова резанули по живому.
— Тогда нам не о чем больше говорить. Мы — враги. И никогда не станем никем иным.
Вульф глубоко вздохнул, когда она выразила вслух истину, которую нельзя изменить. С того дня, как Аполлон проклял собственных детей, Темные Охотники и Апполиты стали смертельными врагами.
— Я знаю, — тихо произнес он, горло его перехватило от осознания этого.
Он не хотел быть врагом. Только не для нее.
Но каким образом они смогут стать кем-то еще?
Он не выбирал эту жизнь, но он дал свое слово жить именно так.
Они враги.
И это его убивало.
— Давай я покажу, где ты будешь спать.
Он повел ее в крыло, противоположное тому, куда ушел Крис, чтоб предоставить ей уединение, которого она так желала.
Кассандра не сказала ни слова, когда он раскрыл перед ней дверь большой уютной спальни. На ее сердце была тяжесть. Оно болело от совершенно глупых вещей. Чего же она от него хотела?
Не было способа заставить его прекратить убивать ее народ. Так был устроен мир, и никакие аргументы не были способны это изменить.
У нее не было надежды на отношения с ним или с любым другим мужчиной. Ее жизнь подходит к концу. И куда это их приведет?
Никуда.
Она решила прибегнуть к юмору, который всегда помогал ей пережить жизненные трагедии. Юмор — это все, что у нее было.
— Скажи, если я здесь потеряюсь, у тебя найдется поисковый отряд, который меня отыщет?
Он не рассмеялся. Теперь между ними была прочная стена. Он полностью отгородился от нее. Ну и ладно.
— Пойду принесу тебе что-нибудь, в чем ты сможешь спать.
И он пошел от нее прочь.
— Ты настолько мне не доверяешь, что даже не покажешь место, где спишь?
Взгляд его был пронзителен.
— Ты уже видела, где я сплю.
Она покраснела, вспомнив самый эротичный из своих снов. Тот самый, в котором она смотрела, как в зеркалах его смуглое тело скользит по ее, пока он занимался с ней самой страстной любовью.
— Черная железная кровать?
Он кивнул и ушел.
Оставшись одна, Кассандра уселась на матрас и выбросила все мысли из головы.
— Что я здесь делаю?
Часть ее хотела послать все к чертям собачьим и попытаться справиться со Страйкером.
Но другая ее часть хотела вернуться обратно в ее сны и представить, что этого дня никогда не было.
Нет. То, чего она хотела, было единственной вещью, которую она никогда не получит…
Она хотела запретного — своего мужчину, который будет ее холить и лелеять, и которого будет холить и лелеять она. Того, с кем она могла бы стареть. Того, кто держал бы ее за руку, когда она приведет в мир его дитя.
Это было невозможно, поэтому она давным-давно похоронила эти мечты.
Но до этого момента, она и не встречала никого, кто заставил бы ее страдать по вещам, которые были ей запрещены. До тех пор, пока она не взглянула в пару черных глаз и услышала, как воин-викинг рассказывает ей, как он мог бы уберечь мальчика…
Мужчину, который чувствовал вину за свое прошлое.
Теперь она жаждала всего этого. Но это были невозможные мечты.
Вульф никогда не будет принадлежать ей, и даже если будет, через несколько месяцев она умрет.
Уронив голову на руки, она разрыдалась.
Глава 7
— Отведи меня к Кассандре, — сердито потребовала Кэт у Темной Охотницы с золотисто-каштановой шевелюрой, которая находилась с ней в машине. Не в ее природе было позволять кому бы то ни было контролировать ее саму или ее окружение. — Я единственная, кто может ее защитить.
— Ага, — протянула Корбин, поворачивая на подъездную дорожку к своему особняку. — Ты проделала отличную работу, защищая ее от чего… от мусора, кажется?
От этих слов Кэт пришла в ярость. На нее накатило сильное желание развеять Охотницу по ветру, побочный эффект от унаследованного ею скверного характера ее матери. К счастью для Корбин, в Кэт было больше от отца, к тому же она давно научилась делать глубокий вдох и не давать воли своим ребяческим порывам.
Злостью делу не поможешь. Она должна найти Кассандру, но если она использует для этого свои способности, Страйкер тут же получит прекрасную возможность засечь Кэсс. Этот придурок давно научился использовать тонкие нюансы сил Кэт против нее. Поэтому она и не стала сражаться с ним в баре. Нравится ей это или нет, но Страйкер намного сильнее ее. В основном потому, что его не волнует, кто пострадает на его пути к цели.
А это значит, что ей нужна Охотница, чтобы позаботиться о Кэсс.
Кэт телепортировалась из их квартиры не более чем на пять минут, чтобы отправиться к Разрушительнице и потребовать от нее оставить Кассандру в покое.
Откуда ей было знать, что Разрушительница воспользуется этой отлучкой, чтобы заслать Страйкера и его людей, пока ее нет?
Она чувствовала себя настолько преданной, что даже не могла дышать. После всех этих тысячелетий верной службы и Аполлими и Артемиде. А теперь они использовали ее друг против друга, и ей это ни капли не нравилось.
И обе еще удивлялись, почему это ее отец отказывается участвовать в их играх «для своих». Он был намного мудрее Кэт, так как старался не попадать в подобные ситуации. Похоже, только он понимал обеих богинь.
Как бы она хотела иметь возможность позвонить ему. Он бы в два счета покончил с этим делом. Но если его вовлечь, все станет только хуже.
Нет, она должна справиться со всем сама.
Кроме того, ее больше не волновало, чего там хотят богини. За прошедшие пять лет она бесконечно привязалась к Кассандре, и она не хотела видеть, как используют ее подругу, не говоря уже о том, как ей причиняют вред.
Самое время им всем просто оставить Кассандру в покое.
Корбин вышла из машины.
Кэт последовала за ней в гараж, потом остановилась, пока Корбин открывала дверь в свой дом.
— Послушай, мы все в одной команде.
Охотница так посмотрела на нее, словно она спятила.
— Конечно, в одной, дорогая. А теперь заходи внутрь, чтобы я могла присматривать за тобой и убедиться, что ты не сделаешь ничего вроде того, чтобы еще раз оставить Кассандру ее врагам.
Кэт воспользовалась своими силами, чтобы удерживать дверь закрытой. Корбин подергала ручку и ударила кулаком по дереву.
— Знаешь, — рассердилась Кэт, — если бы я хотела убить Кассандру, тебе не кажется, что за последние пять лет я могла бы сделать это не один раз? С чего бы мне ждать до сих пор?
Корбин отвернулась от двери.
— Откуда мне знать, что ты была знакома с ней пять лет?
Кэт саркастически засмеялась в ответ.
— Спроси ее, и узнаешь.
Корбин задумчиво посмотрела на нее.
— Тогда почему ты оставила ее сегодня без защиты?
Кэт удерживала ее взгляд, чтобы Корбин могла видеть ее искренность.
— Знай я, что эти смертоносные подонки собираются появиться, я бы и на фут от той квартиры не отошла.
И все-таки, в глазах Корбин отражалось сомнение. С одной стороны, Кэт восхищалась защитным инстинктом женщины. С другой, она хотела ее придушить.
— Не знаю, — медленно проговорила Корбин. — Может быть, ты говоришь правду, а может, брешешь.
— Прекрасно. — Кэт подняла руки, признавая свое поражение. — Хочешь доказательств?
— А они у тебя есть?
Повернувшись к ней спиной, Кэт подняла подол своей рубашки и продемонстрировала Корбин участок кожи прямо над левым бедром, где находился ее собственный двойной знак в виде лука и стрелы.
Глаза Корбин широко распахнулись.
— Я знаю, что ты не Темная Охотница. Кто ты такая?
— Я одна из прислужниц Артемиды, и, как и тебя, меня послали обеспечивать безопасность Кассандры. А сейчас отведи меня к ней.
Вульф коротко постучался, потом толкнул дверь и увидел Кассандру, вытирающую глаза. Он замер при виде ее слез.
— Ты плачешь?
— Нет, — ответила она, прочищая горло. — Что-то в глаз попало.
Он знал, что она лжет, но уважал ее выдержку. Как приятно было найти женщину, которая не использует слезы, чтобы манипулировать мужчинами.
Он нерешительно зашел в комнату. Мысль о ее слезах вызвала боль в его груди. Хуже того, он почувствовал безумное желание притянуть ее в свои объятия и утешить.
Он не мог. Нужно держаться на расстоянии от нее.
— Я… м-м… Я позаимствовал это у Криса. — Он передал ей спортивные штаны и футболку.
— Спасибо.
Вульф не мог оторвать от нее взгляд. Ее длинные рыжевато-белокурые волосы были убраны назад, открывая ее лицо. Что-то в ней напоминало ему испуганную маленькую девочку, и в тоже время, было в ней нечто твердое, как камень, и решительное.
Он положил ладонь на ее прохладную щеку и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. В своих мечтах, он бы опрокинул ее на спину и попробовал ее губы.
Расстегнул ее рубашку…
— Ты всю жизнь вот так сражаешься?
Она кивнула.
— И Даймоны и Апполиты охотились за моей семьей. Когда-то нас были сотни, а сейчас осталась только я. Мама всегда говорила нам, что мы должны иметь больше детей. Что на нас лежит обязанность продолжения рода.
— Почему же ты не последовала ее наказу?
Она изящно фыркнула.
— А с какой стати? Если я умру, они увидят, что миф о том, что наша смерть освободит их, — выдумка.
— Значит, ты никогда не думала о том, чтобы стать Даймоном?
Она вырвалась из его рук, и он увидел правду в ее глазах — Ты бы сделала это? — спросил он ее. — Ты бы убила невинного человека, чтобы жить?
— Я не знаю, — ответила Кассандра, отойдя от кровати, чтобы положить футболку и штаны в шкаф. — Они говорят, что после первой жертвы становится легче. И как только ты получаешь чужую душу, это все меняет в тебе. Ты становишься чем-то иным. Чем-то злым и бесстрастным. У моей мамы был брат, который обратился. Мне было всего лишь шесть лет, когда он пришел к ней и попытался и ее тоже превратить в Даймона. Когда она отказалась, он решил убить ее. В конце концов, телохранитель убил его, пока мы с сестрами прятались в туалете. Я была в ужасе. Дядя Демос всегда был так добр к нам.