Янис находился в том состоянии, когда чужая жизнь обесценивается со скоростью света, и насилие становится единственным языком, на котором получается вести диалог со своим оппонентом.
И забрать первую с помощью второго становится проще простого.
Он был полон решимости вытрясти из Рэда либо согласие, либо душу.
Третьего не дано.
— Послушай меня, самовлюблённая мразь, — прошипел угрожающе, — до того, как мы с тобой встретились, ты был никем. И никем же можешь стать, если я выброшу тебя на улицу. Обычно люди испытывают благодарность к тем, кто помог им в жизни, но тебе это чувство, кажется, незнакомо, потому ты изрядно наглеешь. Я вытащил тебя из грязи и сделал звездой. Уже за это ты должен лизать мне ботинки…
Вот только Рэд его нисколько не боялся, и не собирался соглашаться на заключение невыгодной сделки.
— Создал из праха и вдохнул жизнь, — засмеялся он. — У тебя от счастья, кажется, крыша поехала, и ты начал примерять на себя чужую роль. Скажу по секрету, тебе далеко. Очень. И не советую разбрасываться оскорблениями. Только от меня зависит: получишь ты эти деньги или нет. Твоему недомеценату нужен я, а не кто-то другой. Ни одна из твоих шлюх столько не стоила и не приносила тебе столько денег. Так что, тот ещё вопрос: кто кого сделал звездой. То ли ты меня, то ли я тебя, подняв гонорары на новый уровень. Ты и так знатно меня поимел, не выплатив ничего из того, что было получено за снимки, а наварился ты на них неплохо. Я хочу свою долю. Это справедливо, на мой непритязательный взгляд, и я надеюсь на твоё благоразумие.
Он съехал по вычурной скользкой обивке вниз, шире раздвигая ноги, к тому моменту уже обтянутые джинсовой тканью, а не выставленные на всеобщее обозрение в бесстыдной наготе, и саркастически улыбаясь. Он был наглым самодовольным сукиным сыном, повидавшим в свои годы больше, чем многие его сверстники не увидели бы и за всю жизнь, копаясь на приусадебных участках, готовя индейку на день Благодарения, старательно обустраивая семейные гнёзда. Тишина, спокойствие.
Никаких проблем. Никаких форс-мажоров, выходящих за рамки нормальности.
Он вёл себя соответственно выбранному амплуа.
Пощёчина стала неожиданностью.
Кровь, выступившая на губе, катализатором.
Ладонь, сжавшаяся на горле, последним предупреждением.
Зажжённая сигарета — методом маленькой, но неприятной мести, которую невозможно проигнорировать.
Сизый дым, и непредсказуемое движение, поставившее в тупик.
Горящий кончик неожиданным болезненным прикосновением обжёг обнажённую ключицу, лишая преимуществ, заставляя противника разжать руки и податься назад.
— Я мог бы ткнуть эту сигарету тебе в глаз, — хмыкнул Рэд. — Но почему-то не стал этого делать. Наверное, подумал о будущем. Тебе ведь предстоит работать с произведениями искусства, а, чтобы их оценить, нужно хорошее зрение. Отличить подделки от истинных шедевров не так-то просто, вечно ценителей искусства мошенники кинуть норовят, подсунув им какую-нибудь безделушку и впарив по заоблачной цене. Верно, Ян?
Он облизнулся, ощутил на языке привкус крови, сплюнул прямо на пол и с невозмутимым видом затянулся недокуренной сигаретой.
Прихватил куртку, непочатую бутылку виски, предназначенную для празднования заключения выгодной сделки, и направился к выходу.
Лишь на пороге притормозил и произнёс:
— Истинное искусство требует достойной оплаты. Времена, когда художники канонично должны были быть голодными и вдохновенно работали на износ за посмертное признание, остались в прошлом. Кому, как ни тебе это знать.
Тяжёлая пепельница, брошенная ему в голову, разлетелась на куски, соприкоснувшись со стеной.
— Сука неблагодарная! — рявкнул Янис, привыкший к покорности со стороны моделей и не ожидавший сопротивления хотя бы от одного из них. — Дешёвка. Грязная потаскуха, возомнившая о себе невесть что. Никому твоя задница нахер не нужна. Я других найду. Намного лучше, чем ты, и гораздо сговорчивее.
Рэд, стоя за закрытой дверью и прислушиваясь к звукам чужой истерики, криво усмехнулся; вновь щёлкнул зажигалкой, заворожено глядя на тонкое подрагивающее пламя.
— Спорное утверждение, — произнёс тихо.
Истинное искусство требует достойной оплаты.
Он повторил эти слова, открывая список жертв, начавших историю убийцы по имени Рэд.
Рэд — привычное прозвище, сроднившееся с ним, или импровизация, порождённая спонтанным поиском имени, чтобы не оставаться безымянным? — появился внезапно и снова исчез, не давая знать о себе, не напоминая, не присылая писем с угрозами, не оставляя никаких подсказок.
Он просто мелькнул вспышкой в ночи и погас, оставив на память о себе яркий, похожий на хвост кометы след. Благодаря его выходке, Наменлос напоминал переполошённый муравейник, в который щедро плеснули воды, заставив обитателей города изрядно понервничать.
Достаточно было понаблюдать пристально за Ингмаром, чтобы понять, насколько одно незначительное событие выбило его, невозмутимого и уверенного в собственных силах из колеи.
За несколько лет тишины и беспрекословного подчинения Ингмар привык к тому, что здесь все повинуются его приказам.
Он контролирует всё.
Разве что дышать жителям не запрещает.
Но если бы мог, сделал бы воздух платным. Шикарный был бы источник дохода, но не судьба.
В остальном…
Нет здесь ничего такого, над чем семья Волфери была бы не властна.
Люди живут, если ей это угодно, умирают, если она считает это нужным, поднимаются наверх, если она даёт зелёный свет, и опускаются на самое дно, если она захочет, чтобы предприимчивая личность сбавила обороты, отказавшись от своего энтузиазма.
Слова о погружении на дно не всегда использовались в переносном значении. Иногда они были самой настоящей констатацией факта, а не банальным сотрясанием воздуха.
Чтобы провернуть данный трюк, требовалось знать врага в лицо. С тем, кто скрывался под именем Рэд, привычная схема не прокатывала.
Он был чистым листом бумаги, на котором нет ни единого опознавательного знака. Какой стороной не поверни, а он всегда и во всём будет схож с сотней других таких же листов. Он мог с лёгкостью затеряться среди местных жителей, а мог и вовсе находиться за пределами города, развлекаясь на расстоянии, пребывая в безопасном месте и посмеиваясь над недалёкими противниками.
Бросившись на его поиски, можно потратить огромное количество времени, тем самым, дав ему фору и позволив оказаться на несколько шагов впереди. Хотя, Вэрнон не сомневался, что он и так будет опережать события. На старте — точно.
Дальше — дело случая.
Успех опьянит, вскружит голову, восторг затопит сознание, и эйфория сделает своё чёрное дело, породив череду ошибок, по которым не составит труда вычислить рискового, но такого глупого мальчишку, посмевшего сунуться на чужую территорию.
Пока козыри были у него в руках, но это не означало, что он умеет играть.
Как и не означало, что другие не умеют блефовать, обыгрывая тех, кто располагал изначально лучшими комбинациями.
Эмоции никогда не были хорошими помощниками. Они только портили всё. Ингмар был тому замечательным примером. Пока он плевался огнём и обещал выпустить кишки человеку, посягнувшему на его власть и регалии, Вэрнон хранил пуленепробиваемое спокойствие и строил план дальнейших действий. Никакой паники. Потрясающий самоконтроль.
Хотя бы кому-то из них стоило быть разумным.
Эта честь выпала Вэрнону, а не его дяде.
В последнее время, в их отношениях такой расклад стал не случайностью, но закономерностью. Вэрнон делает, Ингмар только психует, утратив контроль над своими порывами. Скандалит, пьёт и размахивает клюшками для гольфа, ломая их о головы и спины провинившихся соратников. Как будто не понимает, что поддержку себе такой внутренней политикой не усилит, а потеряет остатки влияния, очистив дорогу для племянника, давно и прочно метящего на место главы криминальной семьи.
Подумав об этом, Вэрнон усмехнулся.
Провёл ладонью по волосам, взъерошив их.
Неделя выдалась на редкость мерзкая, омрачённая появлением загадочного мистера «Р», как он условно называл Рэда, и общей нервозностью, этим визитом порождённой. И сейчас, когда она подошла к концу, Вэрнон почувствовал некое облегчение, хотя, не мог отделаться от ощущения, что оно обманчиво, и эта беззаботность, которой он поддался, аукнется им всем.
Но…
Он действительно не знал, что можно сделать.
Он впервые в жизни оказался в тупике.
Того, кто считал себя лучшим убийцей Наменлоса и, по правде говоря, делал это заслуженно, обставили.
Он умел работать с информацией, но главная подстава заключалась в том, что информации не было.
Кто ты?
Он мог до бесконечности повторять вопрос. Шептать, говорить нормальным тоном, кричать, максимально повышая, а то и срывая голос, но знал, что единственным собеседником останется пустота.
Рэд не выходил на контакт.
Не бросал вызов именно ему, хотя, неоднократно возникало подозрение, что у них больше общего, чем у того же Рэда и Брайана Скайфорда. Почему его посещали такие мысли? Вэрнон не знал толком, просто чувствовал, а своей интуиции он доверял, если не на все сто, то процентов на девяносто восемь.
Рэд не проводил параллели и сделал ставку не на молодого волка, а на Скайфорда, с ним же и предпочёл вступить в диалог.
Что послужило тому причиной?
Интуиция интуицией, а экстрасенсорными способностями Вэрнон не обладал, потому предпочёл не гадать, указывая пальцами в небо, а спросить у непосредственного участника событий, как всё было, восстанавливая хронологию и размывая тёмные пятна истории, чтобы под слоем грязи обнаружить несколько зацепок.
Потратив время на успокоение Ингмара, Вэрнон отправился тогда на поиски Брайана. Информация, полученная из первых уст, даже если они ненормально лживые, всегда давала простор для фантазии и помогала выйти на путь, ведущий к правильному решению. До того всё это напоминало блуждание в темноте, с завязанными куском плотной ткани глазами.
Долго разыскивать любителя поболтать в сети с незнакомцами не пришлось.
Скайфорд обнаружился в крытой беседке, с пакетом, набитым колотым льдом, который он прикладывал к носу, и с окровавленным платком в руке. Ингмар в порыве яростного вдохновения разукрасил одну из своих шавок крайне старательно.
Живописно получилось, ярко.
Безвкусно. Явно не шедевр мирового искусства.
Но зато в глаза бросалось сразу.
Особенно часто притягивали к себе заинтересованные взгляды перебитый нос и рассечённая бровь.
На столе стояла начатая бутылка джина, отданная Скайфорду в качестве утешения сердобольными приятелями.
Они же собрались вокруг, старательно играя роли сочувствующих чужому горю слушателей.
Немного, всего двое, но Скайфорду и такой аудитории хватало за глаза. Большего он не смел желать.
Вэрнон кашлянул, привлекая к себе внимание.
Скайфорд обернулся, и разговоры, состоявшие — в основной массе — из жалоб, стихли стремительно, как радиоволна, вещание которой резко прервали.
Вэрнон одарил Уитмара и Хоффера тяжёлым взглядом, давая понять, что надо честь знать. Посидели немного, отдохнули — пора за работу. Он их здесь видеть не желает.
— Оставьте нас со Скаем наедине, — произнёс отстранённо.
В том, что слова его прозвучали не как просьба, а как полноценный приказ, сомнений не возникало.
Леган похлопал своего неизменного напарника и по совместительству лучшего друга по плечу, после чего удалился, потянув за собой Хоффера.
Он знал, что племяннику Ингмара лучше не перечить и не провоцировать лишний раз его гнев.
Вэрнон и Брайан остались наедине.
Обстановка к дружеской беседе располагала лишь внешне.
Беседка, алкоголь и два человека — идеальные составляющие для задушевного разговора. Но Вэрнон испытывал к Скайфорду открытую неприязнь, которую не мог замаскировать ни прежде, ни теперь. Перехватывая взгляды Брайана, направленные в свою сторону, он часто приходил к выводу, что спасало его, тогда ещё зелёного, неоперившегося и мало разбирающегося в устройстве криминальной империи, лишь родство с Ингмаром. Будь он мальчишкой со стороны, Скайфорд свернул бы ему шею, не моргнув глазом.
Несчастный случай.
Такое бывает.
Оступился, упал с лестницы, случайно сломал ноги, шею, пару ребёр — всё на свете.