С тех пор отец Ливонн научился звать Томаса по имени, а Томас привык советоваться с юным, но неглупым священником. И в этот раз, вернувшись из вылазки на вражескую территорию, Хуктон исповедался и заказал обедни за упокой погибших от его руки воинов.
- Раз Виллон – распутник, отче, то он заслужил быть кастрированным и истечь кровью? Если так, то половине населения этого города можно смело резать глотки и то, что ниже.
- Наказание Виллону установил не я, а Господь. Подумай, какое он установит тебе?
- Я-то что сделал не так?
- Подумай.
- М-м-м… Просто отслужи обедню, отче, а?
- Графиня Лабрюиллад – бесстыдница и распутная жена.
- Мне, что, убить её?
- Господь сам её накажет в свой срок. А вот граф Лабрюиллад ждать не будет. Он постарается вернуть её. Город богатеет, Томас. Я бы не хотел, чтобы его разграбил Лабрюиллад или кто-нибудь ещё. Избавься от неё. Отошли куда-нибудь.
- Лабрюиллад сюда не явится. Жирный дурень меня боится.
- Граф Бера тоже, по твоим словам, дурень. Но он богат, тебя не боится, а, кроме того, ищет союзников, чтобы выдворить тебя из города.
- Чем чаще будет пытаться, тем быстрее станет бедным дурнем. – ухмыльнулся Томас.
Граф Бера уже дважды предпринимал попытки выбить эллекинов из Кастильон д’Арбезона и оба раза неудачно. Город находился на юге графства и был обнесён высокой стеной. Скалу, на которой стояло бывшее владение графа, с трёх сторон прикрывала быстрая река. Вершину утёса венчал замок, небольшой, но крепкий, с новой надвратной башней, построенной вместо старой, разваленной при последнем штурме графа Бера. Над замком реяли звёзды и львы герцога Нортхэмптона, однако все знали, что в нём хозяйничает Томас Хуктон, Ле Батар. Отсюда эллекинам был открыт путь хоть на запад, хоть на север, вглубь вражеских земель.
- Бера придёт опять. – остерёг священник, - И в этот раз с ним может придти Лабрюиллад.
- И не только Лабрюиллад. – угрюмо заметил Томас.
- Новые враги? И почему я не удивлён? – вздохнул священник.
Томас смотрел на распятие. До того, как он захватил город, церковь Сен-Сардос не могла похвастать великолепием убранства. Теперь же статуи святых, заново раскрашенные, обзавелись чётками из полудрагоценных камней. Появились подсвечники и сосуды из позолоченного серебра. Стены украсились фресками на библейские сюжеты. Томас оплатил всё это великолепие, и здесь, и в двух других городских церквях. Окровавленный Христос неодобрительно взирал на командира эллекинов с бронзового креста, и Томас со вздохом признал:
- Новые, отче. Скажи, что за святой стоял на коленях в снегу?
- В снегу? – отец Ливонн, видимо, хотел съязвить что-то, но, видя, что Томас серьёзен, задумался, - В снегу. Мученица Евлалия, например.
- Евлалия? Женщина?
- Женщина. В годы гонений язычники выбросили её на улицу голой, чтобы опозорить, только Господь послал метель, дабы наготы мученицы никто не увидел.
- Нет, там святой – мужчина, и снег под ним как будто растаял.
- Святой Венцеслав, король. Тот, где проходил, там снег таял.
- Нет, этот монах. На картинке он коленопреклонён, вокруг снег, а под монахом трава с цветами.
- Где была картинка?
Томас рассказал священнику о встрече с папой в Салль-дез-Эрсе в Авиньоне, о старой фреске.
- Монахов было нарисовано двое. Один выглядывал из окна хибары, а второму апостол Пётр давал меч.
- А-а… - печально протянул отец Ливонн, - Меч Петра.
Тон священника вселил в Томаса надежду на скорое разрешение загадки:
- Ты так сказал, будто меч – воплощённое зло.
Отец ливонн пропустил его вопрос мимо ушей:
- Как тебе папа?
- Старенький. И очень обходительный.
- Дай Бог ему здоровья. Он – хороший человек.
- Он ненавидит нас. Англичан, то бишь.
- Не все хорошие люди любят англичан. – хохотнул священник, - А фреска для папского дворца и вправду странная. Может, она призвана донести до верующих отказ святого Петра и его преемников от оружия? Мол, сложи оружие и станешь святым?
Томас покачал головой:
- Глубоко копаешь. Скорее всего, это какая-то легенда, отче. Слишком много деталей. Монах в окне. Островок травы посреди снега. Легенда. – он показал на стену, - Ты у себя в церкви зачем роспись заказал? Чтобы неграмотные знали истории святых мучеников, правильно?
- Легенды такой я не слышал. О мече святого Петра мне известно. – священник перекрестился.
- Меч на фреске расширяется от рукояти. Как фальшион.
- «Ла Малис» - тихо произнёс отец Ливонн.
Томас помолчал и продекламировал:
- «На владевших ею семерых проклятье и вина. Ведь лишь владыку всех владык благословит она»
- Меч рыбака. – нехотя сказал отец Ливонн, - Меч святого Петра, навлёкший на себя гнев Иисуса, из-за чего оружие проклято.
- А поподробнее нельзя?
- Нельзя. Нечего рассказывать. Меч зовётся «Ла Малис». Меч проклят из-за гнева Христоваи потому обладает ужасным могуществом. «Ужасным» я не для красного словца ввернул. Каким ещё могуществом может обладать оружие с таким недобрым именем?
- Кардинал Бессьер ищет «Ла Малис».
- Бессьер?
- Да. И ещё ему известно, что меч ищу я.
- Кардинал Бессьер… Да уж, Томас, в выборе врагов ты не мелочишься.
Томас поднялся с колен:
- Бессьер – бурдюк с помоями.
- Он – князь церкви. – мягко сказал отец Ливонн.
- Князь дерьма он, а не церкви. Неподалёку отсюда я его братцу кишки выпустил.
- Так Бессьер хочет тебе отомстить?
- Он понятия не имеет о том, кто именно лишил его драгоценного братца жизни. А по моему следу пойдёт, так как полагает, что я выяснил, где «Ла Малис».
- А ты выяснил?
- Нет, но он этого не знает. Я малость поддразнил Его Высокопреосвященство, теперь от меня он не отстанет.
- Зачем дразнил?
Томас испустил тяжёлый вздох:
- Мой сеньор, герцог Нортхэмптон подрядил меня отыскать «Ла Малис». Бессьер, как мне кажется, тоже землю роет носом в поисках её же. У него шансов найти меч больше, поэтому я хочу оказаться рядом, когда «Ла Малис» приплывёт кардиналу в сети. Держи врагов близко, разве не отличный совет?
- «Ла Малис» едва ли существует, Томас. Это выдумка, порождение веры.
- Нет, отче. На фреске апостол Пётр протягивает монаху не выдумку. Эх, узнать бы, кто этот инок, стоящий на коленях в травке посреди заснеженного поля!
- Бог знает, а я – нет. Может, это какой-то местечковый святой. Как наш Сардос. – священник указал на изображение святого Сардоса, козьего пастуха, отогнавшего волков от Божьего агнца, - Я о нём и не слышал, пока не приехал сюда. Уверен, что в соседнем городишке при имени нашего угодника недоумённо пожмут плечами. Таких святых тысячи. В каждой деревне свой.
- Кто-то же должен знать.
- Учёные люди.
- Я думал, отче, ты – учёный человек.
Отец Ливонн грустно улыбнулся:
- Святых твоих я не знаю, Томас. Зато я знаю, что, если твои враги нагрянут в этот город, погибнет много хороших людей. Замок с нахрапа не возьмёшь, а городу долго не выстоять.
- У меня сорок два латника, отче, и семьдесят три лучника.
- Недостаточно, чтобы удержать городские стены.
- Ну. Положим, пока гарнизоном командует сэр Анри Куртуа, город просто так не взять. Да и зачем моим врагам лезть в город? «Ла Малис» здесь нет.
- Кардинал по твоей милости может думать иначе. Ты хитришь, а платить будут горожане.
- Об этом, отче, голова должна болеть у меня и у сэра Анри, а не у вас. – сказал Томас резче, чем хотел, - Вы молитесь, а сражаться буду я. Сражаться и искать «Ла Малис». Только сначала съезжу на юг.
- На юг? Зачем?
- Потолковать с учёными людьми, конечно. С теми, кто в легендах дока.
- Недобрая вещь эта «Ла Малис», - поморщился священник, - Вспомни, как Христос отнёсся к тому, что Пётр обнажил меч?
- «Вложи меч твой в ножны…»?
- Именно. «Ла Малис» несёт печать отвращения Его, и не явить её миру надо, а уничтожить.
- Уничтожить? – повторил Томас задумчиво.
С улицы донёсся цокот копыт и скрип колёс. Томас заторопился:
- Позже договорим, отче.
Выскочив из церкви, англичанин зажмурился, ослеплённый ярким весенним солнцем. У колодца, под сенью цветущих грушёвых деревьев, дюжина пришедших по воду горожанок глазела на телегу, запряжённую шестёркой битюгов. Воз сопровождал десяток конных эллекинов. Среди них затесалась пара чужаков. Дорогие пластинчатые латы одного из незнакомцев покрывал короткий чёрный жюпон с вышитой белыми нитками розой. Физиономию рыцаря мешал разглядеть турнирный шлем, увенчанный чёрным плюмажем. На боевом жеребце красовалась чёрно-белая попона. Второй чужак был оруженосцем первого, вёзшим знамя с белой розой.
- Эти дожидались внизу на дороге. – объяснил Томасу конный лучник, кивнув на парочку. Лучник, подобно другим эллекинам, носил на ливрее йейла с чашей, - Их там восемь, но мы разрешили въехать в город лишь двоим.
- Томас из Хуктона! – окликнул англичанина рыцарь. Голос его был приглушён шлемом.
Томас не обратил на окрик внимания. Кивнув на телегу, осведомился у лучника:
- Сколько бочонков?
- Тридцать четыре.
- Тридцать четыре? – с неудовольствием переспросил Томас, - Нам надо сто тридцать четыре!
Лучник пожал плечами:
- Шотландцы зашевелились вроде. У короля в Англии на счету каждая стрела.
- Без стрел мы ему Гасконь не удержим.
- Томас из Хуктона! – рыцарь послал лошадь ближе к чёрному командиру.
Тот ухом не повёл:
- Добрались без приключений, Саймон?
- Без.
Томас кивнул, залез на телегу, вышиб рукоятью ножа донце одного из бочонков. Внутри аккуратно, так, чтобы при перевозке не мялось оперение, были уложены стрелы. Томас достал две штуки, покрутил перед глазами, проверяя, прямые ли древки:
- На вид неплохи.
- Пару дюжин мы отстреляли. Нормальные. – подтвердил Саймон.
- Ты – Томас из Хуктона? – рыцарь подъехал вплотную к телеге.
- До тебя дойдёт черёд. – бросил ему по-французски Томас и вновь перешёл на английский, - Что с тетивами, Саймон?
- Целый мешок.
- Отлично. Не отлично, что стрел всего тридцать четыре бочонка.
Стрелы были предметом постоянных забот Хуктона. В окрестностях Кастильон д’Арбезона росло достаточно тисов, из ветвей которых сам Томас и ещё полдесятка стрелков могли смастерить замену изношенным или сломанным лукам, но со стрелами так не получалось. Стрела – штука, на первый взгляд, простая: палка с металлическим наконечником и перьями, но это лишь на первый взгляд. Местные кузнецы не умели ковать наконечники нужной формы, ясеней здесь днём с огнём не отыщешь, как и мастеров, сведущих в искусстве варить клей для крепления оперения. А требовалось стрел много. Хороший лучник в минуту делал пятнадцать выстрелов, и в схватке бойцы Томаса за десять минут могли выпустить десять тысяч стрел. Стрелы собирали и использовали повторно, но немало из них ломались и тупились, так что Томас был вынужден постоянно докупать новые в Бордо, куда из Саутгемптона шёл непрерывный поток боеприпасов для английских войск в Гаскони. Томас вернул крышку бочонка на место:
- Этого хватит нам на месяц – два. – вздохнул он и повернулся к рыцарю, - Ты что за ком с горы?
- Моё имя Роланд де Веррек. – в его французском Томас различил гасконский акцент.
- Я слышал о тебе. – Хуктон с интересом взглянул на закованного в железо всадника.
Имя его гремело по Европе. Роланд де Веррек был известен, как победитель бесчисленных схваток и девственник, осенённый благодатью Девы Марии.
- Хочешь присоединиться к эллекинам? – предположил Томас.
- Граф Лабрюиллад обличил меня высокой миссией… - начал Роланд.
- Жирный ублюдок навешал тебе лапши на уши. – оборвал его Томас, - А если ты хочешь со мной говорить, сперва скинь железный горшок с башки.
- Господин граф поручил мне…
- Шлем сними. – опять потребовал Томас.
На телегу он взобрался не столько ради проверки стрел (Саймону он доверял), сколько ради того, чтобы не говорить с конным чужаком снизу вверх. Не любил он вести беседы, задрав голову. Стоя на телеге, Томас был выше конного де Веррека, и его это устраивало. Десяток эллекинов высыпал из ворот замка. Вышла Женевьева с Хью.
- Ты узришь моё лицо, - напыщенно забубнил де Веррек, - когда примешь мой вызов.
- Сэм! – крикнул Томас лучнику на стене замка, - Видишь этого придурка? Будь готов угостить его стрелой в башку!
Сэм, осклабясь, наложил на тетиву стрелу. Роланд, не поняв ни слова, проследил взгляд Хуктона и закрутил головой, силясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь узкие смотровые щели шлема.
- Стрела из доброго английского ясеня, - по-французски оповестил гасконца Томас, - утяжелённая дубовой вставкой на конце, с тонким, как шило, бронебойным наконечником, прошьёт и твой шлем, и твой череп. Будь у тебя мозги, она застряла бы в них, а так, вероятно, стрела пройдёт навылет. Выбирай сам: или снимешь свою жестянку, или Сэмми попробует её на прочность стрелой.
Роланд выбрал первое. Томас увидел молодого человека с ангельским лицом и голубыми глазами. Светлые кудри были примяты шлемом на макушке и торчали по бокам так уморительно, что Томас расхохотался. Его люди тоже. Один из них, превозмогая смех, выдавил из себя:
- Он смахивает на бродячего жонглёра, которого я видал раз на ярмарке в Таучестере.
Роланд насупился:
- Почему они смеются?
- Считают тебя шутом гороховым. – ответствовал Томас.
- Как бы то ни было, - ледяным тоном произнёс Роланд, - Вам известно, кто я такой, и я имею честь вызвать вас на поединок.
Томас отрицательно мотнул головой:
- К турнирам мы здесь непривычны. Если сражаемся, то сражаемся всерьёз.
- Господин граф Лабрюиллад требует, чтобы вы вернули ему супругу.
- Писание учит нас, что пёс всегда возвращается на свою блевотину. Так что сучка твоего господина вольна вернуться к нему, когда ей заблагорассудится. Твоя помощь ей не требуется.
- Она – женщина. – резко возразил Роланд, - Её дело – подчиняться, а не рассуждать, в чём она вольна или не вольна.
Томас кивнул на замок:
- Кто распоряжается в этих стенах, по-твоему? Я или господин граф?
- Вы. В данный момент.
- Значит, в данный момент, Роланд-откуда-не-помню-ты-там, графиня Лабрюиллад вольна поступать так, как сама пожелает. По крайней мере, до тех пор, пока находится в стенах моего замка, а не замка её мужа.
- Решим это поединком. – гнул свою линию Роланд, - Я вызываю вас!
Он стянул латную рукавицу и швырнул её в телегу. Томас хмыкнул:
- Поединком решим? Интересно, как?
- Когда я повергну вас, Томас из Хуктона, женщина по праву победителя достанется мне.
- А если я повергну, а не повергнусь?
Роланд самодовольно улыбнулся:
- Едва ли. Господь на моей стороне.
Томас лениво глянул на лежащую у его ног между бочек рукавицу:
- Передай господину графу, что, коль Его Брюхатое Сиятельство желает забрать жену, пусть сам является, а не присылает шутов гороховых.
- Этот шут, - вздёрнул подбородок Роланд, - взялся исполнить два трюка: вернуть графу его законную половину и наказать вас за дерзость. Итак, что насчёт поединка?
- Предлагаешь мне драться в этом? – Томас указал на свой наряд: мягкие туфли, штаны и сорочку.
- Можете облачиться в доспехи, - великодушно разрешил Роланд, - Я подожду.
Томас вздохнул и позвал одну из девиц у колодца:
- Жанетта, ма шери, будь так добра, опусти в колодец ведро, наполни и, не торопясь, тяни наверх.
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас.
Томас наклонился, поднял рукавицу из кожи, усиленной стальными пластинами, повертел в руках и протянул Роланду:
- Если к тому моменту, когда Жанетта достанет из колодца ведро, ты ещё будешь в городе, мои лучники нашпигуют тебя стрелами. Возвращайся к Лабрюилладу и передай, что за женой пусть приезжает лично, а не подсылает кого ни попадя.