Робби машинально кивнул и, глядя, как Бессьер забирает румяную тушку и начинает её поглощать, осведомился:
- Что за служба?
- Служба Его Святейшеству папе. – сообщил Бессьер, не уточняя, о каком именно папе идёт речь, ибо в услугах Дугласа нуждался сам Бессьер, твёрдо вознамерившийся стать следующим, для кого отольют кольцо рыбака, - Вам известно об Ордене Подвязки?
- Да.
- Ордене Подвязки, учреждённом во славу Бога, Пресвятой Девы и святого Георгия, да? А об испанском Ордене Пояса? Наконец, о детище короля Иоанна – Ордене Звезды? Носители величайших рыцарских доблестей поклялись в верности друг другу, королю и христианским ценностям. Я уполномочен создать подобный же орден к вящей славе Господа и церкви. – ныне здравствующий понтифик ни на что Бессьера не уполномочивал, он о новом ордене был ни сном, ни духом, но шотландцу об этом знать было не обязательно, - Вступивший в орден будет избавлен от адских мук и страданий чистилища. Наоборот, после смерти он будет вознесён в рай, где святые встретят его пением, и ангелы вострубят! И я предлагаю вам, сэр Роберт, вступить в Орден Рыбака.
Робби молчал, уставившись на церковника. Пирующих развлекал фокусник, который, стоя на ходулях, жонглировал горящими головнями, но Робби ничего не замечал. Его всецело занимала мысль о том, что служба папе – спасение души и прощение грехов.
- Всякий рыцарь Ордена, - добавил кардинал, - может рассчитывать на поддержку святой церкви, не только духовную, но и материальную. Пусть скромную, однако достаточную для содержания слуг и лошадей.
Бессьер выложил на стол три золотые монеты:
- И, конечно, полное отпущение грехов каждому рыцарю Ордена Рыбака, опоясанного вот этим…
Рядом с монетами кардинал положил монашеский наплечник – омофор из белого шёлка с золотой бахромой, затканный изображениями алых ключей. Ежедневно в Авиньон папе римскому присылали груды разнообразных даров. Их сваливали в ризнице, и Бессьер перед отъездом порылся там, обнаружив связку роскошных омофоров, преподнесённых понтифику бургундскими монахинями.
- Воина, чресла коего будут опоясаны таким кушаком, в битву с врагами святого престола будут сопровождать архангелы с огненными мечами, и Христос дарует ему победу. Надо ли упоминать, что воину христову не к лицу блюсти клятву, данную проклятому еретику?
Робби жадно взирал на шёлковую перевязь, мысленно примеряя его на себя:
- У папы есть враги?
- Увы… - горько вздохнул Бессьер, - Дьявол не дремлет. У ордена уже есть задание, благородное задание. Возможно, наиблагороднейшее от начала христианства.
- Какое задание?
Вместо ответа кардинал сделал знак, и к столу приблизился незнакомый Робби священнослужитель с пронзительно-зелёными глазами. Он был полной противоположностью Бессьера. Кардинал был округл, священник – тощ и поджар. Бессьер умел, когда хотел, быть обаятелен; в зелёных глазах священника горел огонь фанатизма. Церковники различались даже одеждой – мантия кардинала была оторочена горностаевым мехом, а священник носил простую чёрную рясу, хотя Робби заметил блеск шёлковой подкладки.
- Это отец Маршан. – представил шотландцу зеленоглазого кардинал, - Капеллан будущего ордена.
- Милостью Господней. – смиренно добавил зеленоглазый, без приязни рассматривая Роберта.
- Посвятите, отче, нашего юного единомышленника, в суть задания, предстоящего Ордену Рыбака.
Отец Маршан тронул висящее на шее распятие:
- Святой Пётр был больше, чем просто рыбаком. Он был первым папой, и Господь доверил ему ключи от рая. Но кроме ключей он обладал мечом, сэр Роберт. Вы помните эту историю?
- Не очень хорошо.
- Когда Спасителя пришли брать под стражу в Гефсиманском саду, святой Пётр обнажил для защиты Иисуса Христа меч. Меч! – отец Маршан вещал с неожиданной горячностью, - Святой Пётр вступился за нашего Искупителя, за Сына Господня! Меч святого Петра, оружие, поднятое ради защиты Иисуса Христа – святыня церкви. Ныне христианство опять в опасности, и церковь вновь нуждается в мече святого Петра. Наш долг – найти меч, так угодно Господу!
- Воистину так. – подключился кардинал, - А, когда реликвия будет найдена, чести хранить её удостоится Орден Рыбака, и сам Господь осенит его своей благодатью. Орден соберёт наиславнейших воителей христианского мира…
Он пододвинул вышитую перевязь к Робби:
- Как сказано в Писании: «… Изберите себе ныне, кому служить», сэр Роберт. Изберите между добром и злом, клятвой отступнику и благословением церкви. Кому вы отдадите верность, сэр Роберт?
Вопрос был риторическим, ибо шотландец со слезами на глазах сгрёб перекрещённый в рыцарский пояс омофор. Деяние, ради которого Господь сохранил жизнь Робби, нашло шотландца, и он был счастлив.
- Благословляю тебя, сын мой. – перекрестил его кардинал, - Ступай, молись и благодари Создателя за то, что он вразумил тебя сделать верный выбор.
Проводив откланявшегося шотландца взглядом, Бессьер повернулся к Маршану:
- Что ж, первый рыцарь у вас есть. Завтра постарайтесь отыскать Роланда де Веррека, а сейчас, - он указал на Скалли, - приведите мне это животное.
Так был основан Орден Рыбака.
- Я никогда не хотел идти в лекари. – жалобно признался Томасу брат Майкл, - Я теряюсь при виде крови, могу и сомлеть.
- А как же призвание?
- Моё призвание – быть лучником. Так мне кажется.
Томас покачал головой:
- Лучников готовят с детства. За год-два им не станешь.
Разговор происходил в полдень на привале. Томас взял с собой два десятка латников для защиты от рыскающих вдоль дорог коредоров. Лучников брать не рискнул. Английский лук был слишком узнаваем, а привлекать внимание Томас не хотел. Все его нынешние спутники свободно владели французским; все были гасконцами, за исключением двух немцев, Карла и Вольфа. Когда германцы явились в Кастильон д’Арбезон предложить свои услуги, Томас поинтересовался:
- Почему вы хотите служить мне?
- Ты удачлив. – ответил Карл.
Бойцом он был искусным, а правую щёку его пробороздили два параллельных шрама, происхождение которых немец не преминул объяснить:
- Медведь цапнул. Я пытался спасти собаку. Пёс мне нравился, а медведю – нет.
- Пёс выжил? – спросила Женевьева.
- Нет. Но и медведь тоже.
Женевьева безотлучно находилась с Томасом. Ей почему-то казалось, что, стоит ей покинуть мужа хоть на полчаса, лапы церкви дотянутся до неё. Вместе с Томасом она отправилась и в Монпелье. Командир эллекинов надеялся выяснить, что же за монах в снегу был изображён на авиньонской фреске.
- Пусть лучник из меня не выйдет. – согласился брат Майкл, - Но солдатам не обойтись без врача.
- На врача, святой брат, тебе ещё надо доучиться. В Монпелье.
- Нечему мне там доучиваться. – упрямился монашек, - Я и без них знаю достаточно.
Томас улыбнулся. Ему пришёлся по душе упрямец в рясе. К тому же, терзавшие сейчас брата Майкла чувства самому Хуктону были знакомы не понаслышке. Отец Ле Батара, сельский священник, надеялся, что незаконнорожденный отпрыск пойдёт по его стопам, и отправил сына в Оксфорд учиться богословию. Но Томас книгам, таинствам и диспутам о триединой природе Бога предпочёл крепкий тисовый лук и стал солдатом. Брату Майклу, впрочем, не кровавые битвы грезились в-первую очередь; он был по-щенячьи влюблён в Бертилью Лабрюиллад. Графиня была с монахом мила, не более, но брат Майкл дерзал питать несбыточные надежды.
Слуга Томаса Галдрик, парень, несмотря на юность, бывалый, привёл от ручья лошадь хозяина и обронил:
- Те ребята остановились.
- Близко?
- Нет. Только сдаётся мне, что они крепко сели нам на хвост.
Томас взобрался на бугор. Километрах в полутора группка людей поила коней из ручья.
- Может, им просто по пути с нами? – с сомнением предположил лучник.
Второй день эти всадники держались за эллекинами, не отставая, но и не делая попытки догнать.
- Скорее всего, это люди графа Арманьяка. – высказался Карл, - Здесь его земля. Его воины ловят на местных дорогах разбойников. Есть разбойники – нет купцов, а нет купцов, с кого брать пошлины?
Под Монпелье тракт стал оживлённее. Два десятка вооружённых неминуемо насторожили бы городские власти, поэтому основная часть отряда разбила лагерь в развалинах сгоревшей мельницы на холме западнее дороги. До ближайшей деревни было с километр. Больше человеческого жилья в долине не наблюдалось.
- Если через два дня нас не будет, - наставлял Карла Томас, - пошлёшь кого-нибудь выяснить, что случилось и тогда кличь подмогу из Кастильона. Отсюда носа не высовывать, сидеть тихо. Город близко.
Южный ветер доносил из Монпелье запах дыма.
- Если местные набредут, поинтересуются, что мы здесь делаем?
- Вы на службе графа Арманьяка, ждёте товарищей, а здесь остановились из-за того, что в городе цены за постой кусаются.
- Ясно. – кивнул Карл, - Будем сидеть тише воды, ниже травы.
В Монпелье отправились всемером: Томас, Женевьева с Хью, брат Майкл, два ратника и Гальдрик. Вечером они достигли городских ворот. Солнце низко висело над горизонтом, расчертив равнину с востока длинными тенями городских башен и церковных шпилей. С высоких стен светлого камня свешивались флаги. Одни несли изображение Богоматери, другие – алого круга на белом фоне. К стенам подступал обширный пустырь. Из бурьяна, которым он порос, поднимались обгорелые трубы очагов. У ближайшей копошилась согбенная старуха с повязанными чёрной лентой космами.
- Ты что, живёшь здесь? – подивился Томас.
Она ответила по-окситански, Галдрик перевёл:
- Жила, пока не пришли англичане.
- Англичане добрались сюда?
Оказалось, что в прошлом году принц Уэльский был под стенами Монпелье. Горожане загодя выжгли предместья, чтобы вражье войско не смогло укрыть среди домов стрелков и осадные машины.
- Спроси её, что она ищет в пепле? – приказал Томас.
- Хоть что-нибудь. – был ответ, - потому что потеряла всё.
Женевьева бросила погорелице монетку. В городе ударили колокола, и Томас, предположив, что это может быть сигнал затворять ворота, заторопился. До самого въезда тянулась череда возов, гружёных лесом, мешками, бочками, но Томас повёл своих людей прямо к воротам. Гальдрик развернул знамя с несущим сноп ястребом, старый флаг Кастильона, которым Хуктон пользовался в тех случаях, когда нежелательно было обнаруживать принадлежность к эллекинам или вассалам герцога Нортхэмптона.
- По делу, господин? – осведомился стражник у ворот.
- Мы – паломники.
- В городе запрещается обнажать меч, господин. – почтительно предупредил страж.
- Мы не собираемся драться, только молиться. Где можно остановиться, не подскажешь?
- Да много где. Прямо по улице езжайте, гостиниц полно. Но лучший постоялый двор – у церкви Сен-Пьер. Там на вывеске – святая Люсия.
- Лучший, потому что принадлежит твоему брату? – предположил Томас.
- Ах, если бы, господин. Шурину.
Томас засмеялся и вознаградил честность стражника монетой. Эллекины миновали арку и выехали на городские улицы. Следуя совету стражника, Томас вёл крохотный отряд прямо. Цокот копыт эхом отдавался от стен домов. Человечек, обряженный в красное с голубым, пыхтя и размахивая трубой, обогнал кавалькаду, на ходу крикнув Томасу:
- Опаздываю, чёрт!
Стражники тем временем начали закрывать ворота. Ездовым один из них рявкнул:
- А вам придётся ждать утра!
- Погоди-ка. – остановил его напарник.
Он углядел восьмерых конников, что есть духу мчащихся к городу:
- Кого-то из благородных нелёгкая несёт.
Над головами всадников развевалось белое знамя с зелёной лошадью, хотя на покрывавших доспехи чёрных жюпонах белела роза.
- А ну-ка, мужичьё, с дороги! – прикрикнул на возчиков первый страж.
- Эй, почему это вы их пускаете, а нас – нет? – возмутился кто-то из ездовых.
- Потому что вы – дерьмо, а они – повидло. – лаконично отозвался стражник, кланяясь приближающимся господам.
Один из всадников бросил на ходу:
- По делу!
Копыта простучали под аркой. Стражники переглянулись, сомкнули тяжёлые створки и заложили их засовом.
- А, да! Спасибо! – затихая, донеслось из арки.
Роланд де Веррек прибыл в Монпелье.
5
- Утверждение. – проревел доктор Люциус так громко, что его, вероятно, услышала рыба в водах Средиземного моря, плещущегося километрах в десяти южнее Монпелье, - Младенец, умерший некрещёным, тем самым обречён на адские муки, вечное проклятие и так далее. Вопрос: истинно ли данное утверждение?
Никто не ответил.
Доктор Люциус, облачённый в закапанную чернилами мантию доминиканского кроя, насупленно взирал на притихших студентов. Томасу расписали Люциуса, как самого толкового из учёных клириков университета Монпелье, и англичанин, прихватив брата Майкла, заглянул к доктору на лекцию. Люциусу была отведена аудитория, представлявшая собой кое-как отгороженный уголок крытой галереи монастыря Сен-Симон. Погода испортилась, и сквозь худую черепичную крышу просачивались капли дождя, собираясь на полу в лужицы. Доктор сидел на возвышении. Десяток студентов кутались в чёрные и синие рясы на стоящих в три ряда скамьях.
Доктор Люциус огладил густую бородищу, ниспадающую до заменяющей пояс верёвки:
- Чего языки проглотили, тупицы? Заснули? Или грапы вчера перебрали? Однажды вы станете священниками (храни, Господи, тогда нашу церковь!). Придёт к вам прихожанка, чадо которой скончалось до того, как вы успели окрестить его. Убитая горем мать, рыдая, будет вопрошать вас: ужели её дитя не узрит света спасения? И что вы ей ответите, а?
Студенты молчали. Доктор недовольно осведомился:
- Ну, хоть кто-то отверзнет уста?
- Я. – нерешительно произнёс длинноволосый юноша в потёртой студенческой шапочке.
- Мастер Кин? – плотоядно оскалился Люциус, - Рад видеть, что вы не даром проделали долгий путь из своей дикой Ирландии. Итак, что вы ответите потерявшей ребёнка матери?
- Скажу, что он попадёт в рай.
- Почему?
- Потому что если я отвечу иначе, она разнюнится ещё сильнее, а, видит Господь, нет ничего хуже плачущей женщины!
Люциус скривился:
- То есть, плевать вам, мастер Кин, истинно ли утверждение, ложно ли, только бы несчастная не ныла? Так вы понимаете обязанность пастыря утешать страждущих?
- Ну, не говорить же бедному созданию в лоб, что её кровиночка горит в аду? Ни в коем случае! В принципе, если мамаша хорошенькая, я могу утешить её и по-другому.
- Ваше милосердие воистину не имеет никаких границ. – кисло сказал доктор, - Тем не менее, повторяю: истинно ли моё утверждение о предопределённости ада некрещёному младенцу?
Бледный студент в чистенькой опрятной рясе прочистил горло, и его соученики дружно застонали. Очевидно, похожий на заморенного крысёныша молодой человек относился к неистребимому племени зубрил, на фоне которых блекнут скромные успехи их товарищей.
- Блаженный Августин… - начал зубрила, - учит, что есть лишь один путь очиститься от первородного греха, и этот путь – крещение.
- Эрго…?
- Следовательно, дитя, умерев прежде крещения, не успело от него очиститься, и душа попадёт в преисподнюю.
- Итак, ответ есть. – подытожил Люциус, - Благодаря мастеру де Бофору…
Зубрила не смог скрыть довольную улыбку.
- И блаженному Августину. С ответом все согласны? Можем переходить к следующему положению?
- С какой стати младенец попадёт в ад? – возмутился ирландец Кин, - Когда он нагрешить успел?
- Ребёнок рождён женщиной. – отбарабанил де Бофор, - и несёт печать первородного греха, которой помечены все женщины после грехопадения Евы!
- Аргументы у мастера де Бофора железные. Ваш ход, мистер Кин. – оскалился доктор.
- Всемогущество Господа, оказывается, имеет пределы? – не выдержал Томас и по-латыни же, на которой велась дискуссия, продолжил, - Данные Им таинства сильнее даже Его воли и милосердия, так, что ли?
Студенты обернулись поглазеть на того, кто посмел вмешаться в учёный спор, а доктор Люциус едко осведомился: