- Его сын? – опустил Томас арбалет на стол.
- И мой тоже. Граф Мальбюссон, а я, соответственно, вдовствующая графиня.
- О, графиня. – Томас отвесил церемонный поклон.
- Святые угодники! Манеры? – изумилась графиня, усаживаясь в мягкое кресло.
Она похлопала себя по коленке, и Томас недоумённо воззрился на старушенцию: его, что ли, приглашает присесть? В следующий миг на колени к хозяйке запрыгнул серый кот, а графиня неопределённо махнула рукой, предлагая Томасу располагаться, где захочет. Садиться он не стал. Комната была невелика и тесно заставлена мебелью, явно рассчитанной на более просторные помещения. Рядом с массивным столом стояли три кресла, подпёртые скамьёй и двумя сундуками. На столе были расставлены четыре серебряных подсвечника, блюда, кубки, кувшины, набор резных шахмат. Белёные стены украшало распятие и три расписные кожаные панели. На одной был изображён пастух, на другой – пахарь, на третьей – сцена охоты. Гобелен с вытканными единорогами занавешивал вход в альков.
- А ты кто? – спросила графиня.
- Меня зовут Томас.
- Томас? Ты – англичанин или нормандец, да?
- Англичанин. Отец был французом.
- Обожаю полукровок. От кого бежал?
- Долгая история.
- А я никуда не спешу. Меня заперли здесь, чтобы я не тратила деньги, которые моя невестка считает своей законной добычей, так что поболтать мне не с кем, кроме монахинь, а они женщины любезные, но нудные. На столе, если хочешь, есть немного вина. Вино не очень, но лучше, чем ничего. Мне нравится мешать его с водой, она в испанском кувшине. Кто за тобой гонится?
- Да все.
- Ты – сорвиголова! Как интересно. И что же ты натворил?
- Меня обвиняют в ереси и похищении чужой жены.
- Боже! Будь любезен, передай мне одеяло. То, тёмное. Тут редко бывает холодно, но сыро сегодня. Так ты еретик?
- Нет.
- Тебя же сочли еретиком за что-то. За что? Ты отрицаешь Троицу?
- Дорогу кардиналу перешёл.
- Не очень умно с твоей стороны. Какому кардиналу?
- Бессьеру.
- А-а. Мерзкий человечишка. И опасный.
Она задумалась. За дверью, ведущей в обитель, послышались голоса. Стихли.
- К нам сюда доходят кое-какие вести снаружи. Бессьер, говорят, искал Грааль?
- Искал, да не сыскал.
- Понятно. – хихикнула графиня, - Трудно сыскать то, чего нет и в помине!
- Наверно. – дипломатично согласился с ней Томас.
Уж кто-кто, а он точно знал, что Грааль существует. Вернее, существовал, пока Томас не зашвырнул легендарную чашу в море, дабы она больше никогда и ни на кого не навлекла несчастья. А если найдётся «Ла Малис»? Что, её тоже в море?
- А у кого ты увёл жену?
- У графа Лабрюиллада.
Графиня хлопнула в ладоши:
- Вот это да! Отлично, отлично! Лабрюиллад – скотина. Мне всегда было жаль эту девочку, Бертилью. Такая хорошенькая. Каково ей приходилось в постели с мужем-образиной? Жуть! Будто с сопящим бурдюком прогорклого жира! Ей удалось сбежать к юному Виллону?
- Да. Меня наняли вернуть её мужу, а я вернул и опять увёл.
- Коротковат рассказ для долгой истории. Начни-ка с самого начала. – она вдруг замолкла, сложилась пополам и издала сквозь зубы мучительный стон.
- Вам плохо? – всполошился Томас.
- Я… умираю… - тяжело дыша, сказала она, - Что, дивишься? Полон город врачей, а вылечить некому? Один намеревался меня распанахать, я не далась. Остальные старательно нюхают мою мочу и советуют молиться. Я и молюсь.
- И что, нет какой-нибудь микстуры?
- От восьмидесяти двух прожитых лет? Увы, юноша, старость неизлечима. – старушка откинулась на спинку и перевела дух, - На столе зелёная бутылочка. В ней мандрагоровая настойка, монахини любезно делают её для меня. Боль снимает, но я от неё делаюсь какой-то снулой. Плесни мне в чашку, пожалуйста, только водой не разбавляй, и поведай мне свою историю с самого начала.
Томас налил настойки, передал графине и рассказал, как его наняли отнять Бертилью у Виллона, как Лабрюиллад попытался надуть эллекинов.
- Так Бертилья в твоём замке? – осведомилась старушка, - Из-за того, что твоя жена её пожалела?
- Да.
- Дети у Бертильи от Лабрюиллада есть?
- Нет.
- Слава Богу! Были бы дети, Лабрюиллад воспользовался бы ими, чтобы заставить её вернуться. А так, ты можешь просто убить его и сделать Бертилью вдовой. По-моему, лучший выход для всех. У вдовы возможностей больше.
- Поэтому вы здесь?
- Я здесь потому, что мой сын терпеть меня не может. Невестка тем более, а я уже слишком стара для нового замужества. Поэтому я здесь с моим Николя. – она погладила кота, - Значит, Лабрюиллад хочет твоей смерти? Но в Монпелье же его нет? Кто тогда за тобой гнался?
- Лабрюиллад послал за мной кое-кого. А этот кое-кто студентов на помощь свистнул.
- И кто же этот «кое-кто»?
- Его зовут Роланд де Веррек.
- Боже правый! Юный Роланд? Мы дружили с его бабушкой. Слышала, что мальчик – воитель, хоть куда, жаль, на голову слаб.
- То есть?
- Мозги забиты романтической чепухой. Рыцарские доблести и прочая дребедень. Он в матушку пошёл, та тоже умом не блистала, начиталась дурацких романчиков, всю жизнь грезила о благородных паладинах и терпела мужа-хряка. И у сына под матушкиным влиянием мозги набок сдвинулись. Рыцарь – девственник, надо же! – она издала смешок, - Дуралей великовозрастный. Ты слышал о явлении ему Девы Марии?
- Слышал, как не слышать?
- Сильно подозреваю, что его безумная мамаша подлила ему чего-нибудь в питьё. Делать Богоматери больше нечего, только являться и портить жизнь молодым парням! Уверена, Роланд воображает себя рыцарем Круглого стола, так что тебе, боюсь, придётся отправить его на тот свет.
- Зачем это?
- Чтобы избавиться, зачем же ещё? Иначе он от тебя не отстанет. Ты же для него – злой колдун, захвативший принцессу, а он – рыцарь короля Артура. На край земли за тобой последует.
- На край, не на край, в Монпелье он за мной приволокся. – печально подтвердил Томас.
- Тебя-то в Монпелье что привело?
- С учёными мужами хотел побеседовать, загадку разрешать.
- Учёных мужей в Монпелье, как собак нерезаных. Каких угодно. Днями напролёт они спорят о всякой ерунде, наверно, так и надо? О какой загадке идёт речь?
- Интересует меня один святой…
- Что за святой?
- Видел его на фреске… - Томас в двух словах описал монаха на пятачке зелёной травы посреди снежного поля, - …Ясно, что фреска живописует какую-то легенду, но какую? Что за святой там изображён?
- Очень озябший святой, должно быть. А святой тебе зачем?
Томас, поколебавшись, ответил честно:
- Мой сеньор поручил мне найти одну вещь. Святой, похоже, ниточка к ней.
Старушенция хихикнула:
- Ещё один рыцарь в поиске! Вы, часом, с Роландом не родственники? Среди посуды на столе лежит книга. Подай-ка мне её, дорогуша.
Томас повернулся к столу. В коридоре раздались шаги, и в дверь нерешительно постучали:
- Мадам?
- Чего тебе?
- Вы одна, Ваша Милость?
- Нет, у меня тут мужчина, молодой и симпатичный. Ты была права, сестра Вероника. Если усердно молиться, Господь посылает желаемое.
Монахиня, очевидно, толкнула дверь, однако внутренний засов был задвинут.
- Э-э, мадам? – позвала графиню сестра Вероника.
- Не глупи, сестра! – разозлилась пожилая дама, - Я читала вслух, только и всего!
- А, понятно, мадам…
- Давай книгу сюда. – вполголоса приказала графиня Томасу, едва за дверью стихли шаги.
Фолиант был увесист, хотя и невелик, чуть больше ладони Томаса. Графиня развязала тесёмку и стянула покрывавший томик лоскут мягкой кожи:
- Манускрипт принадлежал моей свекрови. Хорошая была женщина, упокой Господь её душу. Ума не приложу, как у неё уродилось такое чудовище, как мой Анри. Наверно, звёзды в момент зачатия не благоприятствовали или Сатурн доминировал. От ребёнка, зачатого под Сатурном, ничего хорошего не жди. Мужчины этого понимать не желают, а зря. Красивая, правда?
Она бережно перелистнула страницы и подала книгу Томасу. Это был псалтырь. Такой же имелся у отца Томаса, не столь, впрочем, богато изукрашенный и без ярких, тронутых кое-где золотом, рисунков. Буквы в псалтыре графини были крупные, на странице помещалось всего два-три слова.
- Свекровь плохо видела, - пояснила старуха, - поэтому монахи-переписчики расстарались для неё.
Картинки изображали святых. Томас опознал Радегунду в короне на фоне строящейся церкви; святого Леодегара, которому выкалывал глаз злобный палач.
- Жутко, да? – спросила графиня, вытянув шею и рассматривая рисунки вместе с Томасом, - Они ему ещё и язык вырвали. Анри тоже всё грозился вырвать мой. А это Клементин.
- Он тоже мученик?
- А как же. Мучительная смерть – обязательное условие, без неё святым не стать.
На следующей иллюстрации Томас узрел святого Ремигия, крестящего голого человека в котле.
- Крестит Хлодвига, - подсказала старуха, - Первого французского короля.
Она перевернула лист. Святой Христофор нёс на плечах малолетнего Иисуса. На заднем плане избиватель младенцев со зверской физиономией стоял у груды детских трупиков.
- У Христофора такой растерянный вид, словно он вот-вот уронит маленького Христа. Наверно, Иисус его обписал. Мужчины всегда теряются, оставшись один на один с младенцем. Ох, бедняжка!
Восклицание относилось к святой Апполине. Её распиливали два солдата. Живот святой был разворочен, под ней натекла лужа крови, а из облаков на неё безмятежно взирали ангелы.
- Всегда удивлялась, почему ангелы не спустятся и не помогут ей? О, а этот меня раздражает.
Раздражал графиню святой Маврикий, на коленях молящийся среди перебитых воинов его легиона. Маврикий уговорил своих товарищей принять смерть, но не предавать мечу христианского города.
- Почему он не сражался? – кипятилась графиня, - У него было шесть тысяч солдат, а он вместо боя убедил их дать себя прикончить, как овец. Мне он всегда казался слишком глупым для святого.
Томас перевернул страницу с Маврикием и у него перехватило дыхание. Монах. В снегу. Тот самый.
Графиня хихикнула:
- Что, не понадобились учёные мужи? Оказалось, довольно одной старой перечницы?
Иллюстрация отличалась от авиньонского изображения. Монах с нимбом не стоял на коленях, а свернулся калачиком посреди окружённого снегом клочка травы. Глаза были закрыты. Он, видимо, спал. Святой Пётр отсутствовал, зато имелся в наличии и домик, и второй монах в окне. Над избушкой и спящим раскинулось звёздное ночное небо, с которого смотрел вниз одинокий ангел.
- Святой Жюньен. – прочёл вслух Томас имя угодника, вплетённое в затейливую вязь рамки, - Никогда о нём не слышал.
- О нём мало кто слышал.
- Жюньен. – задумчиво повторил лучник.
- Он был сыном благородных родителей. – просветила его графиня, - Очень благочестивым. Надумав напроситься в ученики к святому Аманду, он проделал долгий путь и постучал в дверь будущего наставника поздно ночью. Святой Аманд, тот ещё пентюх, побоявшись, что к нему нагрянули разбойники, не открыл. Почему Жюньен не растолковал ему, кто таков, почему Аманд сам не рассмотрел гостя – тайна за семью печатями. Как бы то ни было, недотёпа Жюньен прилёг на травку и заснул. Ночью повалил снег, однако Господь в милости своей не дал будущему святому замёрзнуть и, когда наутро Аманд выглянул из окошка, он узрел чудо – снег лежал всюду, только не вокруг мирно спящего Жюньена. Волнующая история, да?
- Как малоизвестный святой попал в эту книгу наряду с чередой знаменитых мучеников?
- Вернись к первой странице.
На первом листе красовалась эмблема: вздыбленный красный лев в белом поле.
- Мне незнаком этот герб. – сказал Томас.
- Это герб Пуатье. Свекровь моя родилась и выросла там. Не знаю, как связаны с городом прочие святые из книги, но Жюньен точно имеет отношение к Пуатье.
- А святой Пётр?
- В Пуатье святой Пётр не бывал.
- Может, святой Жюньен с ним встречался?
- Юноша, я могу поверить в то, что на небесах святые регулярно встречаются, сплетничают, играют в кости и меряются ранами, но земную юдоль святой Пётр покинул задолго до рождения Жюньена.
- Может, и так. Только какая-то связь между ними быть должна.
- Мне она неизвестна.
- Но она может быть известна жителям Пуатье. Надо ехать туда. – рассудил Томас.
- Чтобы ехать в Пуатье, - ехидно заметила графиня, - надо для начала выбраться из Монпелье.
- Обратно в монастырь через забор. Делов-то.
- Ты уверен, что тебя там не караулят? Есть способ проще. Тебе же всё равно надо дожидаться темноты?
- Если я вас не стесню… - расшаркался Томас.
- Не стеснишь. Стемнеет, выберешься из моей кельи и прокрадёшься по коридору до крайней двери слева. Она ведёт в комнату для раздачи подаяний, там выход на улицу, он никогда не запирается. Только до темноты ещё насколько часов. – старуха пожевала губами, затем хитро взглянула на лучника, - Ты в шахматы играешь?
- Немного.
- Я когда-то играла хорошо, но с тех пор прошло много лет. Да и ум потерял остроту… - она вздохнула, с грустью глянув на кота, - Николя сейчас, наверно, умнее меня. Так что мы с тобой на равных. Сыграем?
- Если вам игра доставит удовольствие.
- Доставит. Только предлагаю играть на деньги. Небольшие, исключительно ради острых ощущений. Не против?
- Не против.
- Скажем, по леопарду за игру?
- По леопарду?! – глаза у Томаса полезли на лоб.
Леопард соответствовал пяти английским шиллингам, недельному заработку искусного ремесленника.
- Только ради острых ощущений. – повторила графиня, - Сам посуди, юноша: я старая, мозги и так плохо работают, да ещё настойка их затуманивает. Соглашайся, леопард-другой у меня найдётся выигрыш заплатить. Тебе – прибыток, мне – забава.
- Ладно, по леопарду, так по леопарду. – уступил Томас.
Морщинистое тёмное личико озарилось триумфальной улыбкой. Старушенция укзала Томасу на шахматный набор. Лучник поставил доску на тонконогий столик перед креслом графини.
- Твои фигуры серебряные. – она дождалась, пока Томас сделает первый ход и добавила хищно, - Будет больно. Очень больно.
6
Из обители святой Доркас Хуктон ускользнул на диво гладко. Никем не замеченный, он прокрался в каморку, где были свалены для раздачи бедным разнообразные обноски, и выбрался на улицу. Старая графиня, лицемерно сетуя на слабость ума, ободрала Томаса, как липку, облегчив на целых семь леопардов, но Томас по ним не горевал. Он узнал имя святого с авиньонской фрески. Теперь бы ещё из Монпелье улизнуть. Стены города высоки и хорошо охраняются, нечего и думать о том, чтобы спуститься с них. Следовательно, остаются городские ворота, но они откроются лишь на рассвете.
Томас плотнее закутался в плащ. Хоть дождь и прекратился, мокрая брусчатка блестела в свете фонарей, подвешенных у входов в дома. Надо найти местечко, где можно было бы дождаться утра, не опасаясь ищущих Томаса стражников.
- Солдат, сведущий в латыни. – насмешливо произнёс кто-то за спиной, - Чудо из чудес.
Томас обернулся. В живот ему были направлены вилы, которые держал студент-ирландец Кин.
- Ножик, наверно, с тобой. – прищурился школяр, - Тем не менее, мне кажется у тебя шансов получить вилы в брюхо больше, чем у меня твой ножик в горло.
- Я не хочу тебя убивать.
- Приятно слышать. Мне было бы досадно умереть до заутрени.
- Брось вилы.
- Они мне не мешают. – ухмыльнулся Кин, - Наоборот, являются подтверждением моей мудрости и прозорливости.
- С чего бы?
- Остальные весь день мотались, высунув языки, по городу, как потерявшие след гончие, а я предположил, что ты в обители святой Доркас и, как видишь, оказался прав. Разве я не умничка?
- Умничка. – согласился Хуктон, - Только зачем ты товарищей направил в сторону от обители святой Доркас, умничка?