- Когда это?
- Собственными ушами слышал, как ты орал товарищам, что я по крыше бегу к капитулу.
- А, было. – признал студиозус, - Ну, так награда за тебя одна, а нас много. Зачем делиться? Подержал пару минут вилы – пару месяцев потом можно не отказывать в пиве, вине и женских ласках.
- У меня предложение получше.
- Любопытно. Развлечения здесь дороговаты. Всё-таки, половина городского населения – лица духовного звания. Кстати, вот чего я никак в толк не возьму, так это причин дороговизны на услуги распутных девок. Казалось бы, от клиентов отбоя нет, цены должны падать, а они, наоборот, ползут вверх, как на дрожжах.
- Брось свою ковырялку, помоги мне убраться из города, и я выплачу тебе столько, что ты год будешь переползать с одной шлюшки на другую, в перерывах наливаясь лучшим вином, какое только можно достать за деньги…
- Твоя женщина схвачена. – перебил его ирландец.
Томас похолодел:
- Что?
- Её задержали на северных воротах с тремя людьми и мальчишкой. Роланд де Веррек и его бойцы.
Томас чертыхнулся:
- Ты знаешь, где она?
- По слухам, рыцарь-недотрога повёз её в Тулузу. Но слухам верить – сам понимаешь. В таверне Аиста чего только не болтают. В прошлом году прошла сплетня, что в день святого Арнульфа состоится конец света, а мы всё ещё дышим. Как думаешь, этот де Веррек, правда, девственник?
- Не знаю, не проверял.
- Во даёт парень… А с виду нормальный и рожа смазливая.
Томас прислонился спиной к стене обители и закрыл глаза. Женевьеву сцапали. Опять. Когда он увидел её впервые, она сидела в темнице, дожидаясь казни на костре по обвинению в бегарской ереси. Хуктон длинно выругался.
- Богохульствовать нехорошо. – высказался Кин.
Томас устало бросил ирландцу:
- А я вот сейчас отберу у тебя вилы и в глотку тебе забью. Это будет хорошо?
- Нет. – спокойно ответствовал тот, - Нехорошо и чрезвычайно опрометчиво, потому что с вилами в глотке я буду тебе бесполезен.
Томас открыл глаза и воззрился на Кина с интересом:
- Ты что же, решил мне помочь?
- Мой папаша – глава клана, причём, я его третий сын, то есть мной он дорожит, как куском конского навоза. Поэтому он припомнил поверье, что Господь благоволит к семействам, в которых есть священники, и сдал меня в попы. Моего желания папаша не спрашивал. Старшие братья сражаются, они – мужчины, а я буду не пойми кто. Так что, коль найдётся добрый самаритянин, который снабдит меня щитом, кольчугой и мечом, мы с ним поладим. Мысль ясна?
Томас подозрительно осведомился:
- Ты, приятель, уж не с братом ли Майклом побеседовать успел?
- Это с тем монашком, которого ты грозился прирезать? А я сразу просёк, что вы заодно. Наши простаки мне не поверили, очень уж натурально он испуг изображал.
- Звать-то тебя как?
- Имонн Ог О’Кин. Хотя «Ог» можно опустить.
- Почему?
- «Ог» означает, что я младше папаши. Дурость, да? Что, где-то дети бывают старше отцов?
- Ладно, Имонн О’Кин, отныне ты латник у меня на службе.
- О! Другой разговор! Спасибо, Господи! – Кин опустил вилы, - Спасибо, что больше никогда не увижу коровью лепёшку по имени Роже де Бофор. Попомни мои слова, однажды он станет папой!
Томас напряжённо размышлял. Женевьеву надо было выручать. Сидя в Монпелье, освободить её невозможно. Следовательно, опять же всё упирается в необходимость покинуть город как можно скорее.
- Раз уж ты теперь служишь мне, - сказал ирландцу Хуктон, - первое задание тебе: придумать, как нам слинять из Монпелье.
- Не из лёгких задачка-то. – почесал затылок собеседник, - Город за твою поимку назначил изрядную награду.
- Город?
- Да. Магистрат. – Кин помолчал и триумфально изрёк, - Дерьмо! Точнее, телеги золотарей. Они вывозят из города нечистоты и мусор. Из богатых домов, по крайней мере. У бедняков-то денег на такое чистоплюйство нет. Каждое утро пара золотарных возков выезжает из городских ворот, и досматривать их дураков нет. Стражники отступают подальше, воротят морды, носы зажимают и только ручкой эдак помахивают, проезжайте, мол, быстрее…
- А, что, может и сработать. – прикинул Томас, - Умно. А пока сходи-ка ты, вьюнош, в таверну у церкви Сен-Пьер…
- В «Слепые сиськи», что ль?
- Постоялый двор около церкви Сен-Пьер. Там…
- Ну да, «Слепые сиськи». Так его в городе кликают из-за вывески. На ней святая Люция, как положено, без глаз, зато с вот такенными буферами!
- Сходишь туда, найдёшь брата Майкла.
Томас надеялся, что, кроме Кина, монаха никто больше в связи с эллекинами не заподозрил, и медик-недоучка располагает более точными сведениями о судьбе Женевьевы и остальных.
- Если я заявлюсь в таверну и буду вести расспросы, ничего не покупая, - вызову подозрение.
- А ты не вызывай. – Томас дал ему монету. Эх, самому бы пойти, - Купишь вина, послушаешь разговоры. Монаха найди обязательно. Выясни, знает он что-нибудь о Женевьеве.
- Жена твоя, да? – полюбопытствовал Кин, затем нахмурился, - Как, по-твоему, святая Люция, правда, выколола себе глаза из-за того, что какой-то мужик их похвалил? Иисусе! Это она здорово дурака сваляла. Спасибо, у того недоноска о сиськах хватило ума помалкивать. Не стань Люция святой, могла бы выйти кому-то хорошая жена.
Томас удивился:
- Хорошая жена? Почему?
- Мой папаша любит говаривать, что лучше нет супружеской четы, где жена слепая, а муж глухой. Где мне тебя искать по возвращении из «Сисек»?
Томас указал на узкий проулок у обители:
- Здесь.
- А потом подадимся в золотари, хотя у меня всё свербит от того, что я, наконец, избавлюсь от этой чёртовой рясы и надену кольчугу. Брата Майкла твоего сюда привести?
- Не надо. Скажешь, пусть доучивается лекарскому делу.
- Фу! – передёрнул плечами Кин, - Мочу лизать всяких заразных… Бедолага.
- Дуй давай. – устало приказал Томас.
Ирландец ушёл. Томас укрылся в переулке, где царила тьма, чёрная, как сутана. Копошились в мусоре крысы. Из домов по соседству доносился чей-то молодецкий храп и детское хныканье. Мимо монастыря прошли двое ночных сторожей, светя фонарями. В переулок они не заглянули. Томас привалился спиной к стене и, смежив веки, стал молиться о Женевьеве. Роланд де Веррек мог передать её церкви, но, вероятнее всего, «рыцарь-недотрога», как метко окрестил его Кин, придержит Женевьеву, чтобы обменять на Бертилью, графиню Лабрюиллад. Ладно, меч святого Петра никуда не денется. Сейчас главное – Женевьеву спасти.
Кин вернулся перед рассветом.
- Монаха на постоялом дворе не нашёл. – бойко отчитался ирландец, - Угостил их конюха. Осведомлённый парень! Плохи твои дела – стражу предупредили, что у беглого еретика изуродованы пальцы на руках. Увечье боевое?
- Нет, привет от доминиканцев.
Кин поёжился, пытаясь рассмотреть руки Томаса:
- Господь на небесах! Чем это?
- Винтовым прессом.
- Ну да, «без пролития крови» же.
- Брата Майкла на постоялом дворе нет?
- А чёрт его знает. Во всяком случае, мой новый приятель - конюх, очень подозреваю, даже не понял, о ком я ему толкую.
- Что ж, будем надеяться, брат Майкл сделал из случившегося правильные выводы и решил продолжить обучение.
- Пустая трата времени. – фыркнул Кин, - А конюх рассказал мне, что другой твой знакомец вчера смылся из города.
- Уж не Роланд ли де Веррек?
- Он самый. С твоим чадом и женой помчался на запад.
- Точно на запад?
- Конюх готов был землю есть. На запад, в Тулузу.
Значит, де Веррек отправился в Тулузу. Разумно, в общем-то. Поймает стража Монпелье Томаса или прохлопает, де Верреку в любом случае есть на кого выменять Бертилью.
- Где там твои золотари? Веди.
Город помалу просыпался. Растворялись ставни. Навстречу попадались хозяйки, несущие от колодцев воду. На перекрёстке рослая девица продавала козье молоко. Кин вёл Томаса, уверенно ориентируясь в лабиринте узких улочек. Пробили колокола многочисленных церквей, возвещая благочестивым горожанам час первой молитвы. Брусчатка закончилась, под ногами стало попадаться больше мусора, грязи и дерьма. Томас с Кином прошли мимо бойни. Дорожная пыль около неё была густо замешана на кровище. Поворот-другой, и впереди открылась грязная смердящая площадь, посреди которой стояли три золотарные телеги, уставленные зловонными бочками и запряжённые парой быков каждая.
- Фу-у! – наморщил нос Кин, - Ох и вонюче же гадят эти богатеи!
Возчиков Томас не увидел:
- Ездовые-то где?
- У вдовы винищем наливаются. – кивнул ирландец на корчму, - Вдова – та ещё профура. Мало того, что телеги принадлежат ей, она ещё и золотарям недоплачивает, в счёт оплаты за работу вином поит. Они-то должны вывозить «добро», едва ворота откроются, но сидят, пока вино не допьют, чему я не перестаю изумляться.
- Чему же тут изумляться?
- Вино больно гадкое. Бычья моча, уверен, поприятней на вкус будет.
- Откуда знаешь?
- Вопрос, достойный доктора Люциуса. – уклонился от прямого ответа Кин, - Телеги-то хорошо рассмотрел? Не передумал бежать?
- У меня, что, выбор есть?
- Тогда слушай. Залезешь на воз и ляжешь между бочек посерёдке вдоль телеги. Борта высокие, тебя никто не увидит. Лежи, не шевелись. Я дам знать, когда можно будет выбираться.
- А ты разве со мной не полезешь?
- Не ради меня же стража на ушах стоит. Ты тот парень, которого они мечтают вздёрнуть, не я.
- С чего им мечтать меня вздёрнуть?
- Ну да! С чего им мечтать вздёрнуть разбойника-эллекина Томаса Хуктона, английского еретика? Друг, да на твою казнь поглазеть сбежится больше народу, чем на Шлюхино воскресенье!
- Что это за Шлюхино воскресенье?
- Воскресенье, ближайшее к празднику святого Николая. Девчонки, типа, в этот день никому не отказывают. Враньё. Ты бы поторопился, а?
Ставня одного из окон, скрипя, распахнулась. Выглянул заспанный горожанин, зевнул и спрятался. Пели петухи. Груда тряпья на дальнем конце площади зашевелилась, и Томас сообразил, что это спящий попрошайка.
- Поспеши, - продолжал Кин, - Ворота уже открылись, так что и возчики вот-вот подтянутся.
- Иисус благий. – пробормотал Томас, собираясь с духом.
Он пересёк площадь и забрался на заднюю телегу. Смрад свалил бы и медведя. Бочки были старыми, текли безбожно, и дно возка покрывала жижа слоем в палец толщиной. За спиной хихикнул Кин. Томас задержал дыхание, пропихиваясь между бочками в середину. Внутренне содрогнувшись, лёг, скрытый пузатыми боками. Что-то капнуло на макушку. Мухи облепили лицо и шею. Стараясь дышать ртом, Томас набросил на голову капюшон. Жижа промочила плащ и затекла под кольчугу, напитывая нижнюю рубаху.
Возчики не заставили себя ждать Послышались голоса, телега качнулась, на передке появились две спины. Щёлкнул кнут. Визжа осями, телега двинулась с места. Трясло немилосердно, с каждым толчком выплёскивая на Томаса порцию содержимого бочек. Поездка тянулась бесконечно, но, по крайней мере, Кин оказался прав относительно стражи на воротах: три возка пропустили без досмотра. Городское мельтешение теней над головой сменилось мягким светом поднимающегося солнышка. Кин, насколько мог слышать Томас, шёл рядом с обозом, оживлённо болтая с золотарями. Телега, в которой спрятался Томас, дрогнула и покатилась под откос. Из накренённых бочек вновь плеснуло дерьмом. Томас, которому попало по спине, беззвучно и яростно выругался. Кин весело рассказывал длинную историю о дворняжке, укравшей в монастыре святого Стефана ногу ягнёнка. В журчанье французской речи ирландца вклинился шёпот по-английски: «Слазь скорее!» Томас ужом протиснулся к заднему борту и, перевалившись через него, рухнул в пыль. Телега со скрипом покатилась вниз, а Томас скользнул в придорожную траву. Спустя минуту его нашёл Кин:
- Ну и видок у тебя.
- Спасибо.
- Я обещал тебя вывезти из города и обещание сдержал.
- Ты просто святой. Надо искать лошадей, оружие и ехать за Роландом.
Возы неторопливо протащились по накатанной дороге, пробитой в обрывистом берегу, к реке. Там золотари ворочали бочки, опрокидывали в воду, пуская по течению жёлто-коричневые пятна.
- Искать, конечно, дело хорошее. – заметил Кин, - Только где найти?
- Всему свой черёд. – Томас прихлопнул на щеке муху.
Он повёл ирландца по склону, поросшему оливами, стремясь уйти из поля зрения золотарей.
- То есть? – спросил Кин.
- Сначала – река.
Свернув к воде, Томас удостоверился, что возчики его не видят, и принялся стягивать с себя одежду. Вошёл в воду. Холодная!
- Ни черта себе у тебя шрамов! – присвистнул Кин.
- Хочешь оставаться красавчиком, не иди в солдаты. – пробурчал Томас, окунаясь, - Кинь мои шмотки.
Кин брезгливо, носком ноги, поддел одёжку Томаса и спихнул в воду. Эллекин притопил одежду, начал топтаться по ней, одновременно полоща кольчугу. Под конец вымыл волосы, выбрался обратно на берег. Выжал, сколько мог, штаны с рубахой, надел на себя. Денёк обещал быть тёплым, Бог даст, на теле высохнут. Влез в кольчугу.
- На север. – коротко скомандовал Кину.
Надо заглянуть на разрушенную мельницу, где ждёт Карл.
- За лошадями и оружием, как я понимаю? – уточнил Кин.
- Сколько за меня назначили?
- Вес твоей правой руки в золоте.
- Руки? – изумился Томас, потом сообразил, - А, ну да, я же лучник.
- Вес правой руки в золоте и отрубленной головы в серебре. Не любят здесь английских лучников.
- Целое состояние. – хмыкнул Томас, - Знаешь, есть у меня нехорошее предчувствие, что, прежде чем мы найдём лошадей и оружие, лошади и оружие найдут нас.
- Не понял.
- Скоро в городе докумекают, что я дал дёру, и примутся прочёсывать окрестности. Надо брать ноги в руки и мчать на север, что есть сил.
Томас беспокоился о Женевьеве. Попадись Женевьева к церковникам в лапы, вновь пытки, затем неминуемо – костёр. Надежда была лишь на то, что её и Хью де Веррек придержит ради обмена на Бертилью. Хотя кто знает, что у него в мозгах? Взбредёт, что передать еретичку церкви его святой долг, и конец. Ладно, добраться бы до Карла, там лошади, там бойцы, там оружие.
Томас с ирландцем брели на север по берегу. Солнце поднялось выше. Косогор становился более пологим. Оливковые рощи закончились, пошли виноградники. На них кое-где работали крестьяне. Интересно, подумал Томас, насколько опередил его Роланд? Вслух сказал:
- Надо было не цацкаться с ним.
- С кем?
- С Роландом. Мой лучник держал его на прицеле. Надо было приказать стрельнуть.
- Убить этого парня не просто. Гибкий он и быстрый, как змея. Был я раз в Тулузе, видел его на турнире.
- Обогнать бы его… - тяжело вздохнул Томас.
Почему де Веррек едет в Тулузу? И тут его осенило.
- Потому что дорога безопасна! – воскликнул Томас.
- И что?
Томас принялся возбуждённо объяснять:
- Он едет по тулузскому тракту, который охраняют воины графа Арманьяка, а потому де Веррек может не бояться нападения моих эллекинов. Но цель Роланда не Тулуза. От тракта ответвляется дорога на Жиньяк.
- А зачем де Верреку дорога на Жиньяк?
- Потому что де Веррек везёт Женевьеву в Лабрюиллад! Понимаешь, в Лабрюиллад!
- Далеко этот Лабрюиллад?
- Пять-шесть дней верхом. Если срезать холмами, то меньше.
Конечно, коль не нарвёшься в холмах на коредоров. Чёрт, скрипнул зубами Томас, ему нужны его латники, его лучники. Ему нужно чудо.
Впереди показалась деревня. Её пришлось обходить по дуге. На полях трудились люди. Они как будто не заметили чужаков, но Томас сам вырос в крохотной деревушке и знал, что местным жителям, досконально изучившим в округе каждый кустик, каждое деревце, лостаточно вспорхнувшей пичуги, чтобы сделать вывод о приближении непрошенных гостей. А весть о щедрой награде уже могла достигнуть селения, благо Монпелье рядом.
Отчаяние захлестнуло Томаса.
- Будь я на твоём месте, - бросил он ирландцу, - удовлетворился бы деньгами, что предлагали за меня в Монпелье, а не искал журавля в небе.
- Что за мрачные мысли? – оторопело зыркнул на него Кин.
- А разве нет причин? Ничего не клеится.
- Как это «ничего»? Из города мы улизнули.
- Тебе-то какая польза с того? Получил бы монеты, уже в корчме вино пил.
- Ага, а завтра опять на лекцию к доктору Люциусу? Да я ещё годик бы послушал умничанье этого жалкого червяка де Бофора, и или сам удавился, или его бы удавил. А о тебе рассказывают, что ты делаешь людей богачами!