- И если вы поможете мне постричь этих баранов, увезёте в Бера десятую долю их шерсти.
- Выгодное предложение.
- Мясник – городской казначей. – по-деловому заговорил Байод, - У него хранятся податные ведомости, но проходимец божится, что потерял бумаги. Для начала неплохо бы заставить его найти их.
- Мне надо перемолвиться словечком с моими молодцами.
Томас развернул коня и подъехал к трактиру. Убедившись, что Байод вне поля слышимости, подозвал Кина:
- В конюшне гостиницы восемь лошадей. С братом Майклом осторожно прогуляйся туда и убедись, что они осёдланы. Возьмём всех. Карл!
Немец отвлёкся от укладывания купленного провианта в перемётные сумы:
- Что, мало купил?
Томас поманил его к себе:
- На постоялом дворе семеро пьяных недоумков развлекаются с шлюшками. Надо прибрать к рукам их броню и оружие.
- Недоумков убить?
- Будут бузить – да.
Карл зашагал к таверне, а Байод поспешил к Хуктону:
- Ну, как? Сделают?
- Охотно!
- Ты не представился. – спохватился однорукий.
- Томас.
- Звучит очень по-нормандски.
- Все говорят. Туда англичане и направляются? Ты вроде как обмолвился, что они идут на север, да?
- А кто их поймёт? Вышли из Гаскони; сейчас, по слухам, в Периго.
- Могут сюда завернуть.
Байод мотнул головой:
- Что они тут забыли? Добыча на севере. В этих краях их принц порезвился в прошлом году. Надо же, принц-разбойник!
- Ты о…
- Об Эдуарде, принце Уэльском. Титулованная бестолочь, избалованный щенок. Одни бабы и кости на уме, а в перерывах – грабёж Франции, безнаказанный, так как король Иоанн, видите ли, опасается стрел! Да взял бы английского молокососа, снял с него штаны и всыпал нещадно, как положено поступать с глупыми неслухами!
Гневная тирада однорукого была прервана доносящимися из таверны воплями. Байод повернулся и окаменел. Из окна верхнего этажа с криком вылетел голый мужчина, шлёпнулся на спину и умолк, слабо поводя конечностями.
- Это… - начал Байод.
- Один из твоих охранников, - закончил за него Томас, - Да уж, шлюхи здесь не подарок.
- Что за… - вновь начал фразу однорукий и вновь не договорил.
На этот раз ему помешало появление второго латника. Тоже нагой, он выкатился из дверей гостиницы, как пушечное ядро. Следом выбежали двое парней Томаса.
- Сдаюсь! – верещал голый, - Хватит! Хватит!
- Эй! – вмешался Томас, - С него достаточно!
- Урод бросил в меня ночным горшком! Полным! – яростно прошипел Арнальдус.
- Ты не выглядишь мокрым.
- Это потому, что в горшке не было ничего жидкого! – взревел Арнальдус и с маху врезал голому сапогом в промежность.
- Что… что происходит? – непонимающе произнёс Байод.
Томас вежливо ему улыбнулся:
- Люди зовут меня «Ле Батаром», а моих ухорезов – эллекинами. – Хуктон положил ладонь на рукоять меча, словно невзначай напоминая о его существовании вестнику, - Спасибо за коней и оружие.
Он пришпорил жеребца и подскакал к толпящимся у церкви горожанам:
- Платите подати! Ваши сеньоры должны быть при деньгах, чтобы, когда попадут к нам в плен, могли заплатить нам огромный выкуп! Не скупитесь на подати! Мы будем богатыми, а вы нищими, зато заслужите нашу вечную признательность!
Горожане смотрели на него, раскрыв рты.
У Томаса теперь было довольно лошадей, довольно кольчуг, довольно оружия. Возможная погоня из Монпелье его больше не волновала. Волновала Женевьева.
Поэтому эллекины во главе с предводителем спешили на север.
Стрела воткнулась Филиппу прямо в грудь с глухим звуком, похожим на тот, с каким мясницкий топор врубается в свиную тушу. Филиппа отбросило назад. Стрела шутя проникла сквозь прочную кольчугу, сломала ребро и пронзила лёгкое. Ратник попытался что-то сказать, кровь запузырилась на его губах, и он упал на спину. Стрелы продолжали сыпаться, свалив ещё двоих воинов. Вода в ручье окрасилась кровью. Пронёсшаяся у самого уха Роланда стрела обдала его потоком воздуха по щеке, будто затрещину отвесила. Заржала раненая лошадь. Стрелы оказались длиннее, чем представлялось Роланду. Вокруг гибли люди и животные, а Роланд изумлённо пялился на застрявшую в дереве английскую стрелу. Да, длиннее тех, какими он пользовался на охоте.
Филипп умирал. Его товарищи, закалённые бойцы, в ужасе удирали под защиту деревьев или вжимались в землю на берегу ручья. Спас всех Жак. Коршуном налетел он на Женевьеву, вырвал у неё Хью и приставил к горлу мальчишки нож:
- Скажи своим: ещё одна стрела – и твоему отродью конец!
- Ты… - гневно выдохнула Женевьева.
- Говори им, стерва! – взвизгнул Жак.
Не отводя от него ненавидящего взора, она лодочкой приложила к губам ладони и крикнула по-английски:
- Не стрелять!
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь клокотанием крови в горле Филиппа. Лошадь с пробитым стрелой брюхом опять заржала.
- Пусть дадут нам уйти. – приказал Жак, - Или он умрёт.
- Дайте нам пройти! – горестно повторила Женевьева по-английски.
Из рощицы в сотне шагов к востоку показались лучники. Их было всего шестнадцать. Один помахал рукой:
- Джинни!
- Они убьют Хью, если ты попробуешь их остановить.
- Что с Томасом?
- Не знаю, Сэм! Дай им пройти.
Сэм нехотя сделал знак, разрешая двигаться дальше, и Роланд, вдруг осознавший, что в течение схватки не дышал, с шумом втянул в лёгкие воздух. Двое латников подняли Филиппа и пристроили кое-как на лошадиной спине. Погибших, не чинясь, перекинули поперёк сёдел. Крепко держащий Хью Жак зыркнул по сторонам и приказал ближайшему товарищу:
- Стрелы поломай!
- Что?
- Стрелы поломай, осёл, чтобы эти скоты второй раз ими не воспользовались!
Тот послушно переломал все попавшиеся ему на глаза стрелы, и Жак повёл отряд на север. Роланд был нем. Стрелы, английские стрелы занимали его мысли, целый дождь стрел, обрушенный жалкой горсткой лучников. А что же будет, если лучников соберётся сотня? А тысяча? Вывод не утешал, и в попытке заглушить его Роланд громко спросил:
- Как они отыскали нас?
- Они же лучники. – устало сказала Женевьева, - Нашли раз, найдут и в другой.
- Заткнись, сука! – выпалил Жак.
Он вёз Хью поперёк седла и ножа не прятал.
- Повежливее! – прикрикнул Роланд с неожиданной злостью.
Жак неразборчиво огрызнулся и послал коня вперёд, подальше от Роланда. Де Веррек оглянулся. Лучники следовали за ними верхом на некотором удалении. Интересно, добьёт ли сюда английская стрела? В следующий миг Роланд забыл о лучниках, забыл о стрелах, потому что дорога нырнула в обширную долину. В центре её возвышался замок Лабрюиллад, окружённый рвом, что питался водой от извилистого ручейка. Вокруг замка не было ни деревьев, ни построек, где могли бы найти укрытие осаждающие. Стены замка были сложены из светлого, почти белого в солнечных лучах, камня. Над башней реяло знамя с зелёной лошадью. Жак помчался вперёд, увлекая за собой остальных. С треском и скрипом навстречу им опустился подъёмный мост. Копыта загремели по доскам. За тёмной аркой открылся залитый светом двор, и первый, кого увидел в замке Лабрюиллад Роланд, был высокий священник с пронзительным взглядом зелёных глаз и ястребом на предплечье.
Мост поднялся обратно, гулко хлопнув об арку въезда, и латники зафиксировали мост двумя щеколдами.
И Роланд, наконец-то, почувствовал себя в безопасности.
8
Томас прибыл к замку Лабрюиллад на закате. На измотанных до последней степени конях его отряд приблизился к дубовой роще, откуда раздался неприветливый окрик:
- Эй, вы кто?
- Не слишком-то разумно вопить тут по-английски, Саймон. – ответил Томас.
- Чрево Господне! – Саймон опустил лук, - Мы уже думали, что тебя в живых нет.
- Ну, живым я себя не ощущаю.
Весь день они скакали, как проклятые, а, добравшись до Лабрюиллада, принялись прочёсывать окрестности в поисках подмоги из Кастильон д’Арбезона, не будучи даже уверенными, успело ли подкрепление достигнуть этих мест. К счастью, как выяснилось, не только успело, но и закрепилось на лесистом бугре, откуда просматривался единственный вход в замок.
Томас сполз с седла.
- Мы пытались помешать им. – сказал Сэм.
- Всё правильно сделали. – тускло одобрил Томас, выслушав отчёт друга о безрезультатной стычке с людьми Лабрюиллада.
Может, итог её был бы иным, но Сэм и его лучники поспели к броду всего за несколько минут до того, как там появился отряд де Веррека, и времени устроить засаду по всем правилам не имели.
- Наперекосяк пошло. – признал Сэм, - Сукин сын приставил к шее Хью нож. Хотя нескольких мы упокоили.
- Но Женевьева в замке?
- Да. И Хью.
Томас внимательно оглядел замок. С наскока не взять. В гаснущих лучах солнца стены казались вымазанными плохо отмытой кровью. Блестела вода во рву, сверкали шлемы часовых. Ну, положим, пробить закрывающий въезд подъёмный мост с помощью пушки труда не составит, а как через ров перебраться?
- Я привёз твой лук. – сказал Сэм.
- Ты же, как будто, не ожидал меня встретить? Или для себя лук приберёг?
Сэм сконфузился на миг и перевёл разговор:
- С нами графиня.
- И где она?
Сэм кивнул на юг:
- На хуторе. Пит её стережёт.
- Привезли её зачем?
- Как зачем? На Женевьеву менять. Отец Ливонн подсказал. Он, кстати, тоже здесь.
- Его-то сюда зачем притащили?
- Сам притащился. Ему, по правде, эта меновая торговля не по душе, но… - Сэм скорчил кислую гримасу.
- Мне тоже не нравится, тем не менее, это простейшее решение.
Простейшее, продолжил мысленно Томас, и быстрейшее. Навалилось как-то разом: поиски «Ла Малис», приведшие к пленению Женевьевы с Хью; надвигающаяся война. Принц Уэльский, по слухам, вновь опустошал Францию. Его лучники и латники разоряли поместья, жгли деревни, грабили города, вынуждая французскую армию решиться снова, как десять лет назад, встать лицом к лицу с англичанами в пределах досягаемости стрел их длинных луков. Место Томаса было там, в рядах войска принца. Вместо этого он терял время, стараясь освободить жену и сына. Проще всего, хотя и противно до невозможности, было пожертвовать Бертильей Лабрюиллад, рискуя навлечь потом на себя гнев Женевьевы. Ничего, вздохнул про себя Томас, гневная и на свободе лучше, чем беспомощная и в цепях.
- Дозорных выставил? – для порядка поинтересовался у Сэма Томас.
- На опушке. Парочка на восточной дороге, дюжина вокруг хутора.
- Отлично.
В синем закатном небе обозначилась луна. Томас позвал Кина и отправился на хутор, где поместили Бертилью. По пути растолковал ирландцу, что хочет ему поручить:
- Подъедешь на лошади к замку так, чтобы они тебя слышать могли. Поедешь без оружия и руки будешь держать широко разведёнными. Пусть видят: ты едешь поговорить.
- Без оружия?
- Ну да.
- Иисусе! Как далеко летит арбалетный болт?
- Дальше расстояния, на котором два человека могут друг друга услышать, если ты об этом.
- Об этом, о чём же ещё. Друг, ты надеешься, что меня пристрелят?
- Если я поеду сам, - недовольно сказал Томас, - меня они пристрелят точно. Тебя же они не знают, и язык у тебя хорошо подвешен.
- А, заметил, да?
- Они тебя не пристрелят, - веско проговорил Томас, искренне уповая на то, что это правда, - Пожелают выслушать.
Кин щёлкнул пальцами, и два волкодава подбежали к нему, молотя хвостами:
- И что же они услышат?
- Скажешь, что я предлагаю обменять Женевьеву и Хью на графиню. Обмен будет произвадится на половине пути от замка до леса.
- Так что же, весь переполох из-за графини? – заинтересовался Кин.
- Муж жаждет вернуть её.
- Как трогательно. Очень любит и желает воссоединиться?
Томас предпочитал не задумываться, что желает сделать с Бертильей жирдяй-супруг. Но уж точно не воссоединиться. Бертилью было Томасу жаль, но Женевьеву и сына жаль больше.
- И когда же мне предстоит сыграть роль гонца любви?
- Сейчас. Как только в лунном свете можно будет разглядеть, что ты безоружен.
- Ага, разглядеть и прицелиться из арбалета.
Поникшая графиня сидела за столом в просторной хуторской кухне, с потолочных балок которой свисали пучки сухих трав. С Бертильей были отец Ливонн и Питт. Питт был высок, сутул и немногословен. Худое лицо, длинные волосы, перевязанные старой тетивой, глубоко посаженные глаза. Вырос он в Чешире, а к эллекинам примкнул в Гаскони – просто выехал из леса во время стычки и молча занял место в шеренге стреляющих лучников. Обладал он черноватым чувством юмора, был скрытен, и Томас подозревал, что Питт дезертировал из другого вольного отряда, а то и не из одного. Но из лука он стрелял на загляденье и воевал явно не первый год.
- Рад видеть целым и невредимым. – поприветствовал Питт командира.
- Томас! – облегчённо выдохнул отец Ливонн, привставая со стула рядом с Бертильей.
Томас махнул ему рукой не трудиться вставать. Перед Бертильей чадно горели две свечи. Рядом на коленях стояла служанка, нанятая для неё в Кастильон д’Арбезоне Женевьевой. Графиня подняла на Хуктона взгляд. Веки её распухли от слёз.
- Отдадите меня ему, да?
- Увы, мадам.
- Но, Томас… - начал отец Ливонн.
Лучник резко оборвал его:
- Отдадим, святой отец.
Бертилья зарыдала:
- Знаете, что он со мной сделает?
- У него моя жена и дитя.
Она плакала.
- Иисусе! – прошептал за спиной Томаса Кин.
- Простите, мадам. – сказал Томас.
- Когда? – еле слышно спросила она.
- Сегодня, вероятно.
- Я скорее бы умерла.
- Томас, - вмешался отец Ливонн, - Позволь мне пойти и побеседовать с графом.
- Зачем?
- Позволь.
Томас покачал головой:
- Граф Лабрюиллад – злобная скотина. К закату он пьян в стельку. Допускаю, отец Ливонн, что ты войдёшь в замок, только никогда не выйдешь.
- Пусть. Я – священник, и мой долг наставлять заблудших на путь христианской добродетели, не щадя себя. Позволь мне побеседовать с ним.
Томас подумал секунду:
- Позволю, если говорить будешь снаружи, не входя в замок.
Ливонн поколебался, затем кивнул:
- Хорошо.
Томас прихватил за локоть Кина и вывел ирландца во двор:
- Смотри, чтобы отец Ливонн не сунулся в крепость, а то подарим им ещё одного заложника. Понял?
До ирландца, пленённого красотой Бертильи, не сразу дошёл смысл сказанного командиром. С трудом сосредоточившись, он зажмурился, кивнул:
- Ага, не пускать в замок. – ирландец вытаращился на Томаса и горячо затараторил, - Кровь Христова! Ох, и прехорошенькая же цыпа!
- «Цыпа» Лабрюиллада. – печально уточнил Томас.
- Звёзды меркнут перед её красотой! – захлёбывался от восторга Кин, - Она способна свести мужчину с ума!
- Она замужем.
- Волшебное создание! – ирландец токовал, как тетерев, - Глядя на неё, понимаешь, что Господь действительно любит нас!
- Пошли свежую лошадь тебе подберём. – прервал его излияния Томас, - И двигай с отцом Ливонном на переговоры с Лабрюилладом.
Лучник оглянулся. Отец Ливонн вышел следом за ними во двор.
- Отче, - обратился к нему Томас, - я буду только рад, если ты убедишь владетельного борова отпустить Женевьеву просто так. Веришь?
- Верю.
- Ну, а не убедишь, я обменяю своих на графиню. Мне надо разделаться со всем этим сегодня, потому что завтра мы отправляемся на север.
На север. Искать принца Уэльского. Искать «Ла Малис».
Душа Роланда де Веррека воспаряла на крыльях веры над облачной грядой сомнений; воспаряла белой птицей, подобной благородным лебедям, плававшим во рву у стен замка Лабрюиллад, в часовне которого стоял на коленях перед алтарём рыцарь-девственник. Сердце его колотилось, как бешеное, и Роланду чудилось, что не сердце стучит, а душа бьёт белоснежными крыльями. Роланд де Веррек был на вершине блаженства.
Только что он узнал о новообразованном Ордене Рыбака. Отец Маршан поведал Роланду о целях Ордена и поисках утраченной реликвии – «Ла Малис».
- Да, я слыхал о ней. – подтвердил Роланд.
- Слыхал? – удивился отец Маршан, - И что же ты слыхал, сын мой?