– всего лишь интерлюдией – была минувшая ночь, а вот эта пестрая сумятица и есть явь…
Посреди тронного зала стояла Титания со всей своей свитой. Здесь были феи и эльфы, которых он не видел с самого детства – Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек и Горчичное Зерно – парили в воздухе, в футе от пола, волоча за спиной невесомые, точно паутина, шлейфы и ломая руки.
Месяц назад, когда Вертумн видел Титанию в последний раз, она была разъярена – неприбранные черные волосы торчали космами, груди рвались наружу из простого крестьянского лифа. Сегодня ее волосы были рубиново-красны и вздымались вверх толстыми прядями, словно пламя свечей. Тяжелое платье было сплошь расшито золотом. И – не сделала ли она шею длиннее? Трудно было сказать, но Вертумн полагал, что – да: так лучше была видна серебряная шипастая амфисбена, обвивавшая шею Титании наподобие кружевного жабо. Обе головы волшебного ящера лязгали зубами, стараясь укусить одна другую, острые когти впились в плечи хозяйки.
Похоже, царица фей предпочла отнестись к встрече с Орсино всерьез – хотя бы до тех пор, пока это не перестанет забавлять ее.
В упор взглянув на Вертумна, Титания наморщила изящный нос:
– От тебя несет ведьмой!
Вертумн покосился на Помону. Та не смотрела на него.
Титания придвинулась ближе и закружилась в воздухе вокруг Вертумна, демонстративно принюхиваясь. Длинный шлейф ее платья скользил за ней по полу у его ног.
– Что ж, давай вернем тебе облик, знакомый собравшимся здесь достойным людям, – сказала она, протягивая к нему руки.
Волшебство Титании защекотало кожу Вертумна, воздух замерцал. Он оглядел толпу придворных, ожидая увидеть изумление от его превращения, но те лишь нахмурились и зашептались. Титания сердито блеснула глазами. Какой-то сатир протолкался сквозь толпу вперед, звонко стуча копытами по полу.
– Что за ведьма наложила на тебя такие стойкие чары? – проворчала Титания. – Уж конечно, не эта.
– Вы правы, – подтвердила Помона. – Это в самом деле могущественная ведьма. А мне не под силу изменить облик человека.
– Зато это под силу мне.
Титания закружилась вокруг Вертумна красно-золотым вихрем. На этот раз от мерцания воздуха заслезились глаза, все тело покрылось гусиной кожей. Мышцы и суставы ослабли, и Вертумн рухнул на колени.
О! Внезапная тишина, за ней – всеобщий ропот. Вертумн поднял взгляд и увидел, как изумленно таращатся на него придворные. Но для него самого его тело выглядело точно так же, как и мгновение назад.
– Гав, – устало сказал он, вызвав всеобщий смех.
Орсино бросился к нему и схватил его за руку.
– Вертумн, это ты! Или это снова только видимость, новая хитрость Титании?
Титания хмыкнула.
– Зачем мне хитрить с тобой, Орсино?
– Чтобы успокоить нас. Заставить поверить, что нам незачем опасаться армий твоего мужа, – сказала Виола.
– О, у вас есть все резоны опасаться его армий. Я жду крови и славы. Это будет весьма забавно.
– Но Вертумн жив и здоров! – вскричал Орсино, указывая на него. – Выходит, ты признаешь, что его похищение – это ваша с Обероном уловка?
– Оберон ничего не знает о нем. У меня с этим эльфом свои дела. Но меня радует вид идущих на битву армий. Пожалуй, мне самой стоит подстрекнуть мужа к войне. Я имею на него некоторое влияние.
– Должно быть, это и впрямь серьезное влияние, если оно сохраняется вопреки отдаленности ваших дворов и всем вашим обоюдным интригам, – заметила Виола, бросив на мужа быстрый взгляд.
– Девчонка! Нос не дорос судить о таких вещах. Не «вопреки», а «благодаря». Вот проживи замужем лет с тысячу, а уж потом приди и расскажи, что не играешь с мужем шуток, не заключаешь с ним пари, призвав в свидетели подушку с одеялом. Уж ты-то, моя верная Маб, понимаешь, о чем я?
С этими словами Титания открыла висевший на поясе кошель, и наружу стрелой вынеслась карета крохотной феи. Оказавшись на воле, Маб тут же устремилась к Вертумну с Помоной.
– Они должны быть наказаны! – взвизгнула она.
– О, они будут наказаны, – улыбнулась в ответ Титания. – Они увидят, как из-за их измены страдает вся Иллирия. Вся скучная дипломатическая канитель моего дражайшего муженька закончится ничем – все его планы расстроены, а фавориты потерпели крах. Вскоре Оберон смиренно выразит мне свое почтение, и мы начнем все сначала – так было всегда и будет вовеки.
Вертумн взглянул на Помону, но та не ответила ему взглядом. Она смотрела вперед, решительно стиснув зубы. Да, это был не ее бой, однако она стояла рядом, плечом к плечу с ним. Только ради верности Орсино и закону, ради мира и выполнения своего долга. Ей нужно было лишь передать книгу сыну покойной подруги, где бы тот ни был, и он, Вертумн, позаботится о том, чтобы у Помоны все получилось, если только она не откажется от его помощи.
– Ваше величество, – заговорил Вертумн, – раздор – лишь между нами. Пусть между нами он и завершится.
– Однако, Вертумн, ты должен знать свое место. Подумать только! Мой маленький подменыш вырос, обзавелся телом старика и строит из себя дипломата! Моя игрушка – доверенный эльфийского царя! Да, и слона можно одеть в драгоценные одежды, но ведь от этого он не станет принцем!
Щеки Вертумна вспыхнули. Толпа придворных взорвалась хохотом, заклекотала точно туча галок. Оглядевшись, Вертумн увидел сатира, согнувшегося пополам в приступе смеха.
– Но ведь это ты увешана фальшивыми драгоценностями, Титания, – негромко заметила стоявшая рядом Помона.***
Помона и сама не знала, что хочет этим сказать. Ее просто вывел из себя вид хохочущего Силена. Да и интригами фей и эльфов она уже была сыта по горло.
Однако лицо царицы побагровело так, что почти сравнялось цветом с волосами. Брат Лоренцо, стоявший рядом с Помоной, дрогнул и попятился. Бедный старик…
– Какая-то ведунья смеет оскорблять меня? – вымолвила Титания.
Гробовую тишину нарушили тихие шаги. К ним шла Малхи. Плюмаж из страусовых перьев дрожал над ее склоненной головой.
– Ваше величество! Возможно, вы не знаете об одном обстоятельстве.
Титания повернулась к ней.
– О каком же?
– Если эта ведьма и оскорбила вас, то вовсе не из неприязни. Помона и Вертумн любят друг друга.
– Любят?!
По залу пронесся ропот. Слава богу, подавившийся собственным смехом Силен до сих пор не мог издать ни звука.
Что заставляет эту женщину выставлять их на смех и на стыд? Что дурного сделала Помона Османской империи?
Вертумн открыл было рот, но Малхи подняла руку, призывая его с Помоной к молчанию.
– Мне хорошо известно, – продолжала османская посланница, – что при дворе Титании любовь почитают превыше всего, что из самого Китая везут Великим шелковым путем тюки шелков для ваших будуаров и духи для ваших плеч. Конечно же, вы не ожесточитесь сердцем против двоих, случайно встретивших друг друга в столь неожиданном месте, и не станете сердиться на то, что любовь преодолела стену вашего
сада?
Титания прижала к губам длинный ярко-алый ноготь.
– Это так, Вертумн? – спросила она, сдвинув брови. – Потому-то эта ведьма и впуталась в мои дела?
– Помоной двигал лишь ее долг – долг подданной Иллирии, – ответил Вертумн.
Малхи за спиной Титании подняла глаза к небу и всплеснула руками.
– Это правда, – сказал брат Лоренцо, шагнув вперед и встав рядом с Помоной.
И он туда же!
– Сегодня утром, спаси господь мою душу, – продолжал старик, – я застал их в темнице, сплетенных в объятиях любви.
От злости кровь стучала в ушах так, что заглушала рев толпы придворных. Подхватив старого дурня под локоть, Помона отвела его в сторону.
– Что ты задумал, старый проныра? – зашипела она.
– Для Титании и ее подданных нет ничего святого, кроме любви, – ответил монах. – Если мы убедим ее, она вполне может унять своего мужа.
– А может, все это только пуще разъярит ее? К тому же, святой отец, это ложь.
– Это правда, – громко объявил Вертумн. – Я люблю ее.
Голос его осекся. Наверное, он не до конца превратился в эльфа и так и не научился врать изящно. Отпустив локоть Лоренцо, Помона всплеснула руками. Что ни скажи хоть другу, хоть врагу – все как об стену горох!
– Х-ммм, – протянула Титания. – Не верю. Докажи.
– Доказать? Чем же я могу доказать свою любовь?
– Убеди меня, – велела царица фей, разведя руками. – Расскажи, отчего ты любишь ее.
Вертумн сцепил руки за спиной и принялся расхаживать по залу взад-вперед. Дискуссии и рассуждения он любил больше всего на свете.
– Если ты спросишь, отчего стрела Купидона попадает именно в это место именно в этот час, я не смогу ответить, как не смог бы сказать, отчего мне суждено было родиться от матери, дружившей с царицей фей, или почему моей матери было суждено умереть.
– Нет, Вертумн, сейчас от тебя требуется побыть рапсодом, а не философом. Воспой же хвалебную песнь! Поведай мне о своей любви. Выкладывай ее на стол, как шелк и бархат, и дай мне оценить ее вес.
Вот дурак! Ведь он взаправду намерен так и сделать. И угодить прямиком в западню. Эта Малхи – в дружбе с Титанией. Должно быть, она устроила все это, чтобы выставить их на посмешище. Конечно, повешения и четвертования они не заслуживают, однако им явно предстоит вывалить на пол все свои потроха[22] ради забавы придворных.
– Я люблю ее, потому что… – заговорил Вертумн, но тут же умолк.
– Он вовсе не любит меня, – презрительно усмехнулась Помона.
– Я люблю ее за то, что она спорит со мной.
Новый взрыв хохота. Титания подняла брови.
– Недурно сказано, сэр, недурно сказано. Если забыть о ее внешности, да, это к лучшему.
– Но мне очень нравится ее внешность, – возразил Вертумн.
О, господи…
– Я люблю морщинку меж ее бровей, и грязь под ее ногтями. Мне нравится, как щеки ее округляются, словно яблоки, когда она смеется.
Придворные умолкли. Смотрят. Ждут.
– А что скажешь ты, ведьма? Скажи, ты любишь моего подменыша?
Улыбка исчезла с лица Помоны. Она взглянула на Малхи – ее лицо было непроницаемо. Тогда Помона перевела взгляд на Вертумна. Господи всемилостивый, он не врал! Он говорил откровенно, или, по крайней мере, думал, что не лжет. В животе у нее что-то екнуло, точно она взлетела ввысь, только на сей раз рядом не было гибкой и прочной лозы, чтоб подхватить ее и опустить на землю. Ничто не спасет ведунью, если ветер унесет ее прочь.
Помона покачала головой. На глаза навернулись, помутив взор, предательские слезы. Она просто не могла любить его. Она неспособна на такое. Она состарилась, устала, а долг перед покойной подругой мог увести ее очень далеко от Иллирии. Что может принести ему, бессмертному, ее любовь? Только горе.
Вертумн взял ее за руку. Помона крепко сжала его ладонь и почувствовала, что совсем не желает ее отпускать.
– Да, – еле слышно шепнула она.
– Что? – переспросила Титания. – Что ты сказала, ведьма?
– Я люблю его. Господи, помоги…
В уголках глаз Вертумна появились морщинки.
– Докажи.
– У него… – Помона окинула Вертумна взглядом, изо всех сил стараясь придумать хоть что-нибудь. – У него такие плечи…
– Ха! – Титания вновь рассмеялась. – Мой философ обрел страстную любовь! Хорошо! Вертумн, что скажешь ты?
– Я люблю ее за то, что ей нравятся мои плечи, – не задумываясь, ответил он.
– А я полюбила его за то, как он погладил меня по щеке, думая, что я сплю – словно изучая мое лицо.
– А я полюбил ее за ее силу, за то, как повинуются ей растения – точно самой Деметре. Я люблю ее мудрость. Люблю ее верность и честь.
Что еще можно сказать? Что может сравниться с его словами, не оказавшись ничтожным и блеклым рядом с ними?
– Я люблю его за подаренную книгу. Люблю за то, что он без страха и колебаний пошел наверх по моей лестнице. Люблю его за то, что голова его витает в облаках.
– А я люблю ее за то, что ноги ее твердо стоят на земле.
Они умолкли, глядя друг на друга. Помона улыбнулась Вертумну, едва не смеясь от счастья. Оба они споткнулись об истину, едва ступив на путь лжи.
Титания захлопала в ладоши.
– Что за нежданная радость! Отчего же ты молчал, Вертумн? Мой дорогой Вертумн влюблен. Когда устроим свадьбу? Сегодня вечером? Я попрошу Паутинку сыграть нам на арфе.
Помона взглянула на Титанию и снова перевела взгляд на Вертумна. Что ж, они сделали все, чего от них потребовали. Они объявили о своей любви перед всеми этими праздными зеваками. Почему бы теперь не оставить их одних? Волшебной свадьбы ей вовсе не хотелось.
– Премного благодарна, – заговорила она, – но я должна выполнить одно обещание и не могу выйти замуж, пока не покончу с этим. С позволения герцога, я покину Иллирию, как только смогу.
Она отвела взгляд от Вертумна. Конечно же, он должен понимать, что она не может остаться с ним. Любовь – это прекрасно, но она дала Сикораксе слово.
– Покинуть? – ужаснулась Титания. – Ну уж нет. Что за неотложные дела могут быть у ведьмы? Может, собирается ковен, и ты обязана набрать для него жаб да змей? Оставь эту скучную каторгу! Живи среди нас! Стань духом воздуха, лесной дриадой, иль гусеницей стань среди листвы – кем только пожелаешь!
Помона склонила голову.
– Я желаю лишь позволения отправиться в Милан, как только смогу заплатить за проезд, и отыскать того, чье наследство мне доверено хранить.
– И ради этого ты расстанешься с возлюбленным?
– Ей не придется расставаться со мной, – сказал Вертумн. – Если у Оберона нет для меня новых поручений, что вероятнее всего, я волен отправиться с ней. Так я и поступлю, если ей не слишком докучают мои разглагольствования.
Помона резко обернулась к нему. Он широко улыбался.
– А я в награду за спасение посла и прекращение войны оплачу твой проезд, – объявил Орсино.
Виола нахмурилась,