– Да пошел ты! – Сайко с грохотом отшвырнул мешалку и сотейник. И вышел из кухни.
Горячий кунжутно-медовый сироп лужицей растекался по столу. Поляков обмакнул палец, попробовал. Сироп был хорош. Но все же в нем чего-то не хватало. Возможно, самого главного.
Глава 21
Пряности
В «Аль-Магриб» Никита Колосов заехал по пути из Столбов в главк.
Фрунзенская набережная была раскалена как печка, пуста и безлюдна. Двери «Аль-Магриба» были закрыты. Колосову долго пришлось стучать и звонить, пока дверь ему не открыл старичок-швейцар. Вежливо, укоризненно забормотал: извините, мол, мы сегодня закрыты, санитарный день.
– Я знаю, что вы закрыты. Я из милиции. Мне нужна Марья Захаровна Потехина, – сказал Никита.
Тут только швейцар узнал его и в явном замешательстве пропустил внутрь.
– Марья Захаровна? Так пожалуйста… Во дворе она сейчас, там машина пришла с продуктами… Проходите – через зал, потом по коридору направо и опять направо, там у нас дверь во двор… Найдете? Или проводить вас?
– Спасибо, найду. – Никита вошел в знакомый зал: лампы все до единой погашены, зато ставни на окнах открыты. Солнечный свет так и льется, точно поток, будит сонных голубей в клетке: але, глаза протрите! Никита вздохнул: нет, все же славное местечко. На улице сорок градусов в тени, а тут прохлада и благодать. Работает мощный кондиционер. Посетителей нет, а ресторан живет себе поживает, в ус не дует – скатерти на столах тугие, белоснежные, крахмальные, канарейки поют, жизни радуются, фонтан свою лепту вносит – журчит…
Потехина отыскалась действительно во дворе. Как и большинство столичных ресторанов, «Аль-Магриб», кроме парадного входа, имел также и черный. Сюда приезжали машины с продуктами, разгружались на солнцепеке. Потехина стояла возле потрепанной «Газели» с брезентовым верхом. Одета хозяйка «Аль-Магриба» была на этот раз одновременно просто и по-молодежному: юбочка джинсовая потертая стрейч круто обрисовывает ее пышные зрелые формы и джинсовая жилеточка-корсет на шнуровке. Корсет был явно тесен для потехинской груди – шнуровка расползалась, так что в соблазнительные дырочки кокетливо просвечивал черный кружевной бюстгальтер. Но Потехина этой маленькой детальке значения не придавала – она яростно спорила с водителем «Газели», разгружавшим ящики с помидорами, баклажанами и зеленью.
– Ты что мне привез? – донеслось до Никиты – Потехина не жалела свои голосовые связки. – Это что, товар? Это товар, я тебя спрашиваю?
– Да, Марь Захарна, да что я говорю-то… в пробке проклятой на Хорошевке час торчал, чуть не спекся… Там авария была. Ну запарилось все маленько на солнцепеке-то, – оправдывался шофер.
– Это что – салат? – Потехина, негодуя, выхватила из ящика пакет с зеленым кочешком. – Это тряпка половая, вот что! У тебя, Паш, глаза, что ли, ослепли?
– Ну повяло… все повяло… Ну что ж, водичкой надо холодной побрызгать, – бурчал водитель.
– Я такой товар не возьму! – Потехина выхватила у него из рук картонный ящик и запихала обратно в кузов. – Помидоры, так и быть – сгружай, а зелень отвезешь назад!
– Как назад? Да вы нас, Марь Захарна, без ножа режете!
– Я вас режу? Это вы меня режете, бессовестные!
– Да вы на меня голос-то не повышайте! – вспылил шофер. – А то ж я тоже могу вот так, глоткой.
– Потише, потише, дорогой. Вы все же не с кем-нибудь, с женщиной разговариваете, – осадил его Колосов. – Здравствуйте, Марья Захаровна, а я снова к вам.
Потехина обернулась – стремительно, как юла. На Колосова пахнуло французскими духами «Гуччи раш» и потом.
– Здравствуйте. А… это вы… неужели опять что-то случилось?
– Да вроде нет, – Никита пожал плечами, – новости для вас совсем неплохие.
Потехина откинула со лба смоляную челку.
– А я увидела вас – так сердце и екнуло: ну, думаю, снова-здорово, – она покачала головой, – давление, наверное, прыгает. Наорешься вот так на жаре – перед глазами точно мухи роятся… Ну что же мы стоим-то? Идемте, присядем, хорошие новости, говорите, а какие же?
– Акт мы сегодня получили из санэпиднадзора с результатами вашей проверки. С их стороны к вашему ресторану претензий нет. Ну и мы свою работу по осмотру места тут у вас закончили. Так что и у нас пока формальных претензий нет. – Колосов невольно вздохнул. – Так что с завтрашнего дня можете начинать снова работать в своем обычном режиме.
– Вы это так говорите, словно у вас зубы болят, – усмехнулась Потехина, – ну, а, кроме формальных, у вас еще какие-то к нам претензии есть?
– Я хотел с вами поговорить, Марья Захаровна, – скромно ответил Колосов, – для этого и ехал по такой жаре.
– Ну тогда идемте, я вас кофе напою, чай марокканский с мятой вам, по-моему, в прошлый раз был не очень по вкусу. – Потехина улыбнулась. – Я, если честно, эту мяту тоже не люблю, это для клиентов мы экзотику держим, а так, для себя – нет. Знаете, а я и сама с вами все собиралась поговорить серьезно, – она резво обернулась к шоферу «Газели»: – Паша, ты подожди, посиди, ладно? Поляков освободится, он к тебе сам выйдет. Помидоры, капусту, кабачки, брокколи, фрукты эти и эти я возьму, а зелень вези назад. От меня Арсену скажешь – если еще раз такую дрянь пришлет, я с ним договор разорву. Буду лучше салат и траву у китайцев в Яхроме брать!
– Хлопотно быть хозяйкой модного ресторана, – заметил Никита, когда они с Потехиной вернулись в прохладный обеденный зал. Это был зал не «фонтана», а «очага» – тот самый, как отметил Никита, где неделю назад веселилась певица Аврора со своими приятелями.
– А вы как думали? Все должна лично, сама проверить, во все дырки сунуться. А теперь особенно – после таких-то событий. Продукты, качество, все сама проверяю, гляжу. Видели, что поставщики-то норовят подсунуть? Сплошное жулье кругом. – Потехина вздохнула, потом зычно крикнула кому-то в сторону кухни, игнорируя громкоговорящую связь: – Нам кофе сюда и это… Лева, ргаиф подошли?
– Тесто готово! – глухо, как из бочки, откликнулся кто-то в висевшем на стене динамике.
– Тогда горяченьких напеки живо! – скомандовала Потехина. – В такую жару надо есть горячую сладкую пищу. Это еще академик Амосов завещал. Или не Амосов, а еще кто-то… Блинчиков наших фирменных сейчас попробуете. Или, может, вы того, – она остро глянула на Колосова, – поостережетесь, не захотите?
– Марья Захаровна, я хочу быть с вами предельно откровенным, – Колосов уселся на полосатый диванчик в нише, – ситуация, в которой находится ваш ресторан, – сложная. И очень неприятная.
– Куда уж неприятней, – Потехина хмыкнула, – мы уж все тут прямо голову сломали с этой ситуацией – гадаем все, предположения строим – что, кто, зачем, почему? Лену Воробьеву жаль. Словами не передать как. Где я теперь такую официантку найду в разгар-то сезона?
– Ситуация непростая, – важно, тоном большого начальника повторил Колосов, – необходимо соблюдать строжайшие меры предосторожности во избежание новых… Ну, одним словом, кем бы он ни был, этот отравитель, он почему-то проявился именно в вашем заведении.
– Вы кого-то подозреваете? – тревожно спросила Потехина. – Неужели кого-то из моих? Из персонала?
– Ни к кому из ваших сотрудников у нас пока претензий нет.
– Ну, а что же я должна тогда делать? Что вы мне посоветуете?
– Никаких советов, кроме того, что надо быть осторожнее, у меня нет.
– Ну вот! Если уж у милиции советов нет, тогда… Но вы хоть причину установили, почему их отравили – Студнева и Лену? – нетерпеливо спросила Потехина. – У нас тут уже бог знает какие сплетни по ресторану гуляют – и что она любовницей его была, и что… Одним словом, просто мрак какой-то! Все гадают, языками мелют, бояться чего-то стали… А мне что в ассоциации рестораторов тут рассказали… Два года назад в Питере вроде был такой же точно случай. В одном баре на Невском двух посетителей отравили. Крысиным ядом! Сначала подозрение было, что это дело рук конкурентов – ну, чтоб бар закрыть с концами. А потом оказалось, что это маньяк какой-то орудовал, шизик.
– Не слыхал про такой случай в Питере. Но исключать версию, что мы имеем дело с психически больным преступником, тоже не стал бы, – ответил Никита.
– Боже, кого я боюсь – так это психов, – Потехина нервно поежилась, но тут же без всякого перехода снова крикнула на кухню: – Кофе готов? А блины?
На кухню за угощением она после ответного вопля по динамику «готово-во-о!» отправилась лично. Никита мысленно отметил это: его в прохладном сумрачном зальчике ресторана держали, точно в изоляции, – кроме старика-швейцара и приезжего шофера, он пока еще сегодня здесь не встретил ни единой живой души.
Кофе был очень горячим, свежим и крепким, сваренным на молоке. Пухлые блинчики-ргаиф плавали в густом приторном сиропе, ароматном от специй. Были поданы также финики, плавленый сыр и свежий инжир, который Никита по простоте душевной и по кулинарному невежеству поначалу принял за молодой чеснок.
– Прошу вас, – Потехина налила кофе Колосову и себе.
– Спасибо, – Никита угостился из вежливости, однако все же не без некоторого сердечного трепета: черт его знает. Неспокойно на душе становится при одном воспоминании об этом чертовом таллиуме сульфате. – Марья Захаровна, я, собственно, о Воробьевой с вами приехал беседовать.
– Только ради бога не пытайте меня, от кого у нее был ребенок, – быстро сказала Потехина.
– Нет, я не об этом. Хотя это тоже вопрос. Вы вот ее брали на работу, знали ее больше года. Что все-таки она была за человек такой, а?
– Хороший человек. Честная, от работы не бегала, аккуратная была, исполнительная, воспитана хорошо. Никогда никаких нареканий от клиентов, – Потехина покачала головой, – мне ее Петя Мохов нашел, так я ему только всегда спасибо за нее говорила.
– А к деньгам Воробьева как относилась?
– К деньгам? Положительно. А как к ним еще можно относиться?
– Сколько вы ей платили? – спросил Никита.
– Четыреста долларов, плюс иногда премии бывали.
– Премии за что?
– За отличную работу, – Потехина улыбнулась, – потом еще, конечно, чаевые, как и везде.
– Воробьева никогда не просила увеличить ей жалованье?
– Нет.
– Может быть, она жаловалась, что ей денег не хватает?
– Послушайте, я ей платила приличную зарплату, – Потехина подвинула к Колосову тарелку с блинчиками, – для женщины такую зарплату в Москве поискать. А что насчет жалоб… Так кому сейчас, скажите, денег хватает? Олигарха вон спросите, и тот плакать начнет – мало. А у Лены была большая семья, все на ее шее сидели.
– Значит, все-таки деньги ей были нужны?
– С просьбами увеличить ей зарплату она ко мне не обращалась, – отрезала Потехина, – тут у нас это не принято.
– А вот в тот день, когда я сюда к вам приехал, она ведь не должна была утром выходить на работу, – сказал Никита.
– Не должна была, точно. Я сама удивилась, – Потехина кивнула, – но Лена сказала, что приехала за… что-то тут забыла…
– Да это вранье было. – Никита смотрел на Потехину.
– Вранье?
– Ну да. Но не это меня тревожит и смущает, Марья Захаровна, а кое-что другое.
– Что же вас смущает? – Потехина не донесла до губ чашку кофе. Поставила обратно на стол.
– Никак не могу я отделаться от мысли, что… Ну, буду уж совсем, до конца откровенным. Не успел я вашу официантку допросить, как ее вдруг убили. Словно нарочно.
– Что вы хотите этим сказать? – Потехина напряженно смотрела на Колосова.
– Воробьева в тот день не должна была появляться в ресторане. А приехала. По логике вещей, она и со мной не должна была встретиться и говорить, а встретилась, говорила. И спустя несколько часов была кем-то отравлена. А вам, насколько я еще тогда успел заметить, появление Воробьевой здесь, в ресторане, и ее контакт со мной явно пришелся не по душе.
Потехина изумленно смотрела на него.
– Вы что же, обвиняете меня в том, что я отравила Лену? – спросила она. – Да вы с ума, что ли, сошли?
– Я вас ни в чем не обвиняю. И никого вообще пока не обвиняю. Я просто анализирую ситуацию. И говорю с вами предельно откровенно, все свои карты выкладываю на стол. Я заметил, что вам появление официантки в неурочное время в ресторане и ее контакт со мной были неприятны.
– Да не с вами контакт, вы-то тут при чем? – пылко воскликнула Потехина. – О вас, поверьте, я тогда меньше всего думала!
– А о ком же вы думали?
Потехина отвернулась.
– У вас сигареты есть? Я свои, как всегда, в машине оставила, – сказала она глухо.
Никита достал сигареты, зажигалку.
– Черт знает что… И наговорите же такого, – Потехина закурила, – надо же, какой наблюдательный попался… Да, я правда в тот день не ожидала увидеть Воробьеву тут. И видеть ее мне было неприятно, но…
– Почему? – спросил Никита.
– На это есть чисто личная причина. И к вашему делу она никакого отношения не имеет.
– К убийству многое имеет отношение, даже порой самые невероятные вещи.
– Но это не имеет, – Потехина рассердилась, – и вы тогда были совершенно ни при чем. Какое мне дело было до вас, когда…
– Когда что?
– Ну, у меня есть друг близкий, я его всем сердцем люблю, – быстро сказала Потехина, – это счастье мое и несчастье… Да нет, вы этого все равно не поймете, смеяться будете!
– Марья Захаровна, вы меня вгоняете в краску, – сказал Колосов.
– Да не с вами, чтобы Ленка встречалась, я не хотела, а с ним, – устало сказала Потехина, – видели вы его, сокола моего?
– Симонова? – спросил Никита. – Видел.
– Ведь муж он мой, и люблю я его. А он… ни одной давалки чертовой пропустить не может. Паразит такой! – Потехина смяла сигарету в пепельнице. – И Ленку он домогался, знаю. Говорили мне люди, предупреждали… Вы ж его видели, какой он. Любую возьмет, если пожелает. Пьяница, паразит… Сколько раз зарекалась – брошу его, выгоню к чертовой матери. И не могу. Сердце пополам рвется. Был он в то утро тут. Вы его сами видели. Ну и Ленку вдруг принесло. Это в выходной-то, после ночной смены! Зачем? Один у меня ответ был – к нему примчалась. А вы говорите… Да при чем тогда вы-то были, молодой человек! – Потехина снова тяжело вздохнула. – Ну, все, раскололась как орех перед вами. Смеяться теперь будете.
– Не над чем тут смеяться, Марья Захаровна. Дело-то житейское, – сказал Никита. – Между прочим, Симонов ваш в субботу на похоронах был. А я думал, это вы его послали долг скорби отдать.
– Он мне даже ничего не сказал, – мрачно ответила Потехина, – от нас Лева Сайко ездил. Цветы, венок отвез от ресторана. Я не смогла, скверно что-то было, сердце болело. Ну что же вы так ничего и не едите? Обижаете, пейте кофе.
– Спасибо, все очень вкусно, – сказал Никита, – а знаете, Марья Захаровна, иногда лучше прямо говорить, вот как мы сейчас с вами, чем вокруг до около петлять, недомолвки плодить, правда? Вот побеседовали мы и все, кажется, прояснили, что нужно. И к шеф-повару вашему Полякову у меня тоже пара-тройка вопросов есть. Мы уже кратко с ним успели познакомиться, но самого главного, как оказалось, не договорили. Он сейчас здесь?
– А где же ему быть? Здесь. На кухне. Пригласить его сюда?
– Если вас не затруднит. А вы не покидайте нас, посидите еще. – Колосов дружески улыбнулся Потехиной. – Хорошо тут у вас. Уютно. Прямо домашняя какая-то обстановка.
– Вам правда здесь нравится? Тогда приходите почаще, и не только по служебным делам, – Потехина улыбнулась в ответ, – всегда будем рады.
Поляков вышел как был – в рабочей одежде – в белоснежном накрахмаленном поварском облачении. Оно было сшито явно у отличного портного и ладно пригнано к его суховатой фигуре, однако совершенно ему не шло. Колосов подумал про себя: нет, все же на мужике эта белая роба с галуном и особенно этот поварской колпак, пусть даже и из самого дорогого и тонкого итальянского льна, смотрятся довольно глупо. Не наше это занятие, не мужское, кашеварить на кухне. То ли дело ловля убийц и бандитов! И в какой уже раз Никита мысленно поздравил себя с верным выбором профессии. Поляков протянул ему руку для рукопожатия: на его пальце сверкнул перстень с крупным бриллиантом. Запястье украшали золотые швейцарские часы «Шомэ».