– А что с тобой Юлия Павловна делала? – спросила она с любопытством. – Она что, и правда как-то тебя лечила?
– Да нет вроде. Я очнулась – смотрю, она у меня пульс считает. Потом спину мне помассировала, шею – воротниковый массаж.
– А лист лопуха тогда зачем?
– Лопуха?
Катя рассказала, что ей удалось подглядеть из «нетрадиционки».
– Интересно, – Нина закусила губу. – Arctium lappa, по-латыни как громко звучит лопух-то, а? Сок его используют в медицине, отвары тоже, даже от зубной боли помогает – слыхала. Но про то, что ты говоришь… Да я потом у Юлии спрошу.
– Вряд ли она тебе скажет правду.
– Почему?
Катя молча смотрела в окно, потом произнесла:
– А ведь я действительно перепугалась. Причем так, как, наверное, никогда в жизни. Знаешь, что я подумала?
Нина кивнула.
– Сразу же подумала, понимаешь: кто же из них? Шурка или этот Владимир в тельняшке, кто же? Но ведь оба пришли к нам… как бы это поточнее сказать… Ни пузырька ведь, ни бутылочки… я ж все время, пока они за столом сидели, следила, чисто подсознательно, автоматически за ними следила! Смотрела за их руками – они не касались посуды, которой пользовались мы с тобой. – Кате показалось, что ей не хватает воздуха. – Вот до чего дошла! Отравители стали мерещиться. Надо уезжать из такого проклятого места, а, подружка? Все эти страхи, нервы… Ты права была: такой отпуск никому не…
– Никуда я не поеду, – Нина снова гибко потянулась. – Ну что в Москве? Сяду в четырех стенах, упрусь в телик. На каждый телефонный звонок бегать буду. А если он позвонит, то…
– Борька? Непременно позвонит! Не раз уже, наверное, звонил. Дурь соскочит с него, помиритесь вы обязательно, вот увидишь, и… – Катя осеклась. Она вдруг поняла: под словечком «он» Нина имеет в виду совсем не мужа, а совершенно другого человека.
– Значит, будем продолжать тут наши каникулы? – спросила Катя, помолчав.
– Твой Колосов, между прочим, нас о помощи просил. Было б подло бросить его, смалодушничать. Мы останемся, Катя. Да… ты и сама этого хочешь. И… по твоим глазам вижу, тебе не терпится что-то мне рассказать. Ну?
И Катя наконец-то дала себе волю! Поделилась душившими ее впечатлениями этого сумасшедшего дня.
– Да, любопытный человек этот Володя, – резюмировала Нина задумчиво. – Мало того, что красив, как Мистер Мир, так он еще и загадочен! Ба, Катька, да у него, оказывается, бездна всяких достоинств. Так редко сейчас встретишь в нынешних мужиках такое гремучее сочетание. Печально только, что мы по-прежнему ничего про него не знаем. Ни кто он такой, ни чем занимается, ни от чего у Юлии лечится.
– Ты полагаешь, что он таким вот экстравагантным способом лечится у нее? – спросила Катя с сомнением.
– Ну, и ежу ясно – она воображает себя целительницей, может, и на жизнь этим зарабатывает. Пожилые люди сейчас вообще падки на все это, а колдунов и экстрасенсов разных – море. – Нина усмехнулась. – Но что-то такое в Юлии действительно есть. И дело не в том, что я почувствовала это на собственной шкуре, а… А что он тебе говорил, ну-ка повтори?
Катя, насколько смогла, попыталась дословно воспроизвести слова Владимира в ходе их странной беседы.
– «И стал я как филин на развалинах». Интересно. Псалмопевец, это кто же по-твоему? – спросила Нина.
– Думаю, библейский Давид, – Катя пожала плечами. – Но что он имел в виду под всем этим, мне не ясно. Какое-то иносказание…
– Аллегория отчаяния, потери… – Нина плавно взмахнула рукой. – И стал я как филин на развалинах – то есть потерял все, что дорого, и вот опустошен, сломлен, пал духом, утратил надежду. Может быть, это он хотел сказать? Но если Владимир это имел в виду в отношении себя и если в его жизни существует какая-то трагедия или драма, про тебя он, выходит, решил, что и ты такая же, как он – отчаявшаяся, опустошенная?
– Ну да, с мильеном терзаний. Но у него в его иносказаниях и еще кто-то подразумевался, – напомнила Катя. – Тот, кто «возлюбил нас, сидящих во мраке и тени смертной». На Христа это как-то не похоже. А еще я не понимаю вот чего: какое все это имеет отношение – если действительно эта ерунда имеет хоть крупицу смысла – к отравлению Сорокиной?
– Но ты же сама призналась: когда мне стало плохо, первая, чисто инстинктивная твоя мысль была, что и меня тоже… отравили. – Нина произнесла последнее слово с запинкой. – Значит, подсознательно ты их всех подозреваешь.
– Но понятный, объяснимый мотив к убийству налицо пока только у одного из них – у Сорокина. Кстати, насчет этого скандалиста…
– А что такое?
– Он слишком зачастил к своим соседкам. Днюет у них и ночует. Я имею в виду Александру Модестовну.
– Костька просто ее давно знает, – Нина покраснела.
– А Кузнецов тебе про него ничего такого не говорил?
– Шурка только про одного себя говорит. Хвастун несчастный. – Нина отвернулась к окну. – Заладил, что я на испанку похожа.
– Кармен – заноза его сердца, – засмеялась Катя. – Что же он там в этой своей Испании не охмурил какую-нибудь Донну Розу Альвадорец? Кстати, он что, и женат не был, нет? А будь моей, не то «зарэжу», как дон Хосе, еще не говорил?
– Прекрати, – Нина шлепнула ее по плечу. – Мы о серьезных вещах…
– Да уж, серьезней некуда. Ничего только в серьезностях этих не понимаем. Хоть и слушаем в оба уха, как завзятые шпики, хоть и смотрим в оба глаза, даже в четыре… А у кого четыре глаза, тот… – Катя вздохнула тяжко. – И посоветоваться-то не с кем! Вот жизнь. Правда, даже будь тут с нами Вадька – от него толку… Ну жизнь, и по мужу-то соскучиться некогда с этими дачными тайнами! Одно я знаю только, Нина, наверняка: что-то тут творится. И, кажется, весьма нехорошее и странное. Под этой вашей призрачной май-горской луной.
Нина ободряюще и залихватски махнула рукой:
– Поймем со временем, разгадаем все тайны, не дрейфь. Где наша не пропадала, а? Еще Колосов твой от удивления рот раскроет. И все его сыщики со стульев от зависти попадают.
На такой вот мажорной ноте их оперативное совещание завершилось, и они отправились спать. Катя, прежде чем провалиться в трясину сна, еще проворчала про себя: поймем, надо же! Нинка никогда не унывает, даже в самых безвыходных ситуациях. Ей было и невдомек, что скоро в Май-Горе произойдет нечто такое, после чего понять и разобраться во всем станет очень, очень трудно. Практически невозможно.
Глава 17
ПО КРОВАВОМУ СЛЕДУ
Флейта наигрывает простенькую фальшивую мелодию. Ей вторят крошечные барабанчики – тук-тук… Как дождик по крыше, как каблучки по асфальту, как пригоршня камешков, брошенных в стекло…
И приснится же такая ерунда! Катя с трудом разлепила глаза. Спать, как же хочется спать, головы не поднять с подушки! Мелодия, звучавшая в последние мгновения сна, оборвалась. Катя вспомнила: ее играл флейтист-попрошайка в переходе на Манежной. Мальчишка – щуплый, дохленький – казалось, что даже флейта-малютка тяжела для его пальцев с обгрызенными ногтями.
Стук повторился. Катя через силу стряхнула остатки сна. Кто-то действительно бросал в ее окно камешки со стороны дороги от забора. Часики у изголовья показывали страшно сказать сколько: половину пятого утра! Тихо, как мышь, Катя сползла с кровати – Нина за стеной спит, не дай бог ее разбудить. Распахнула окно: у калитки знакомая черная «девятка» и Колосов. Он только что перемахнул через забор и приземлился (Кате так и хотелось съязвить – шлепнулся) в кусты крыжовника.
Колосов приложил палец к губам, потом махнул рукой: одевайся, мол, по-быстрому и тихо. Все это было так не похоже на обычное поведение начальника отдела убийств, что Катя не знала, что и думать. Что еще стряслось? Почему в такой неурочный час Никита в Май-Горе? Если это он подобным образом пытается обставить конспиративную встречу с «конфидентом» на предмет получения самой свежей информации про дачников – это, извините, просто курам на смех.
– Никит, что такое? Почему…
– Тихо. Молчи. Давай руку. – Он явно хотел, чтобы она покинула дом не как все нормальные люди через дверь, а, словно вор, через окно!
Катя никак не хотела идти на поводу у подобной вздорной идеи. Соскочила с подоконника и вот уже спускалась по ступенькам, мокрым от росы. Колосов был уже в машине.
– Что происходит, Никита? – Но легкомысленный тон сразу же улетучился, едва лишь она увидела его лицо.
Начальник отдела убийств был явно не в себе. Катя даже подумала: пьян! От Никиты и правда попахивало спиртным, но… Она поймала его взгляд в зеркальце. Господи, что там еще такое?
– Катя, ты должна это увидеть. – Теперь он смотрел только на дорогу, пыльной лентой послушно и стремительно стелившуюся под колеса машины, уводившую из поселка к подножию Май-горы. – Я даже не знаю, что тебе сказать кроме: ТЫ ДОЛЖНА ЭТО УВИДЕТЬ САМА.
За окном мелькнула березовая роща, прогалинами которой Катя еще совсем недавно любовалась в лунном свете, речка Сойка, а вот и белая церковь с разрушенной колокольней. А над ними – огромный темно-зеленый, сумрачный в предутренней мгле купол горы.
Они промчались мимо остатков церковной ограды, мимо того самого места, где был найден труп Сорокиной. И Катя подумала: а ведь где-то тут поблизости должен быть тот, ныне забитый наглухо источник, некогда «отравленный» несчастной утопленницей, которую ее суеверные односельчане сочли за…
Колосов резко свернул к восточному склону холма – через просеку прямо к промоине, вырытой в чаще кустарника талыми водами. И здесь на обочине дороги резко остановился – впереди стояли две машины ГИБДД – «Жигули» и новенький пижонистый «Форд».
Секунду Колосов сидел неподвижно, словно собираясь с духом. Таким Катя его давно не видела. Обычно даже на самых крутых и жутких местах происшествий начальник отдела убийств выглядел этаким образцом профессиональной непрошибаемости, порой граничащей даже с равнодушием к происходящему, что всегда так раздражало Катю. Но сейчас… Знакомый холодок пробежал по спине, сердце Кати сжалось. Сейчас Никита напоминал… мальчишку, которому в школьной драке съездили «под дыхалку», и вот он тщетно пытается собрать в кулак последние силы и волю, подняться и…
– Никита, да что с тобой такое, что ты, успокойся. Я с тобой… – Катя вцепилась в его рукав. – Я хотела тебя видеть. Хотела рассказать о них… Об этих людях… Никита, что-то страшное, да? Еще одно убийство? Кто на этот раз?
– Пойдем. Увидишь сама. Я его не знаю. Может, ты опознаешь. На него местные мужики наткнулись. Порыбачить приехали на заре, а тут… Меня по телефону вызвали полчаса назад. Я его только мельком видел… А так в городе ночевал, у товарища… – Он не смотрел ей в глаза, Катя чувствовала запах алкоголя.
Навстречу им спешили сотрудники ГИБДД. Катя недоумевала: они-то при чем? Потом из сбивчивых объяснений участкового – его тоже подняли на происшествие прямо с постели – выяснилось, что где-то около четырех часов утра на стационарный пост ГИБДД на 86-м километре на мотоцикле сломя голову примчались два перепуганных насмерть местных жителя. Они сообщили, что ехали на Сойку рыбачить, ехали со стороны моста через просеку мимо Май-горы и вот там-то в придорожных кустах на обочине и наткнулись на… «Это что-то чудовищное, чертовщина какая-то», – бормотали очевидцы.
– Дачника одного мы задержали на месте. Точнее, неподалеку от места убийства, на берегу реки. Купался он – говорит, якобы всегда на заре по утрам купается. А мы с ребятами предположили – и того, мол… Мог следы в воде смывать, кровь… Мы, как сообщение к нам на пост поступило, связались с дежурной частью отдела, а сами сюда выехали, – докладывал Колосову взволнованный старший лейтенант ГИБДД, на куртке которого еще сохранилась старая привычная аббревиатура «ГАИ». – Ну, значит, труп и обнаружили. Я такого еще не видал – ей-богу, хоть и в милиции пять лет. Вызвали опергруппу, я пост у места выставил, а сами решили в радиусе километра местность осмотреть. Только до речки доехали, а он, пожалуйста, – там, в воде. Мужчина, здоровый такой. При себе никаких документов. Вразумительно объяснить не может, что в такую рань на берегу делает. Ну, мы и задержали на всякий пожарный до выяснения.
– Погибшего обыскивали? При нем какие-нибудь документы есть? – голос Колосова (и это несказанно порадовало Катю) постепенно обретал прежнюю уверенность и решительность.
– Да раздет он полностью! Голяк голяком… А одежда в кустах валяется, метрах в пяти от тела. От трупа, в общем, – старлей хрипло откашлялся. – Рубаха, штаны спортивные, в карманах ничего удостоверяющего личность нет. Деньги только, мелочевка. К телу я даже не приближался, ничего там не трогал. Вас решил дождаться. Это кто с вами, эксперт? Здравствуйте, ну и дела у нас тут!