– Зачем ты это делаешь? Зачем ты ЭТО делаешь со мной? – Ищенков закрыл глаза. Казалось, он был дальше не в силах смотреть на начальника отдела убийств. – Зачем ты меня уничтожаешь? Ответь мне! Я никого не убивал! Никогда, никого!! Я тебе тысячу раз говорил: я не был в Сахарове, не был и в Красногвардейске, точнее, был, но… Это же роковая случайность, я ездил за стройматериалами, я… я же не убивал. Я даже не знаю, кого убили вчера на этой чертовой горе! Я не знаю, понимаешь ты это, нет?! Не знаю!
Колосов видел: Ищенков поверил в то, что услышал. И запаниковал, как, впрочем, и в тот, их самый первый, раз. Клеймо детоубийцы – кому в здравом уме захочется носить его на себе всю жизнь, даже имея в кармане справку о прекращении уголовного преследования?
– Что ты молчишь? Ответь мне! – Ищенков рухнул на стул. – Я хочу знать, почему ты меня уничтожаешь, сживаешь со света? Что я тебе сделал? Что?!
– Ты неверно сформулировал последний вопрос. Ты плохо меня слушал. Мне еще раз тебе повторить?
Ищенков замер. На висках его выступили капли пота. На лбу вздулась вена. Он сжимал и разжимал кулаки, словно мял невидимое тесто.
– Вопрос твой должен прозвучать так. – Колосов выдержал долгую паузу. – «Что я должен сделать, чтобы этой полной катастрофы с моей жизнью не случилось?»
Ищенков встал со стула. Потом снова сел. Лицо его пошло багровыми пятнами. Колосову вспомнилось: Катя и ее приятельница не раз говорили ему о красоте Ищенкова. Странно, что именно считали они в нем красивым? Видели бы они Ящера сейчас…
– Что, что я должен сделать, чтобы этого не произошло? – Это был шепот, едва слышный свист полураздавленной змеи из подземелья…
Начальник отдела убийств молча ждал.
– Что я должен сделать, чтобы этого не произошло?!
Колосов смотрел на перекошенное ненавистью лицо Ищенкова. Что в этом бешеном крике его? Страх, гнев, вынужденная капитуляция? Или же стремление хоть как-то выиграть время, усыпить их внимание? НА НЕМ НЕ ОБНАРУЖЕНО СЛЕДОВ КРОВИ. Да, это так. Но это еще ничего не значит. Эта деталь может говорить лишь о дьявольской осторожности, об умении избегать прямых улик. И в этом почерк убийцы как две капли воды похож на тот, что в Сахарове и в Красногвардейске. И все же Ищенков по тем эпизодам не единственный подозреваемый, а всего лишь один из пяти фигурантов. И в глубине души Колосов, что бы он там ни говорил в запальчивости Кате, сам по тем эпизодам до конца не во всем был уверен…
Увиденное у подножия Май-горы всплыло в памяти. Что там происходило между Тарантиновым и его убийцей? Ведь Колоброд наверняка оказывал сопротивление, не мог не оказывать – ведь его даже не оглушили перед тем, как начать свежевать. А с сопротивляющимся мужиком, какого бы хлипкого сложения он ни был, мог справиться только мужик. Физически крепкий, молодой, здоровый бугай, как раз такой, как этот вот…
– Я хочу услышать правду, – произнес Колосов. – Для начала ничего, кроме правды.
– Но я не убивал! Я клянусь тебе. – Ищенков, спотыкаясь на каждом слове, торопясь, начал излагать то, что уже рассказывал Караулову.
Колосов слушал не перебивая. Он не верил ни одному его слову. Не верил только потому, что в душе ненавидел этого человека. Но сейчас он наступил на горло и своим эмоциям, и вере, и недоверию. Он просто слушал Ищенкова. А когда тот наконец выдохся, настала очередь начальника отдела убийств.
– Покажи руки.
– Что?
– Покажи мне руки.
Ищенков вытянул руки вперед.
– Ладонями вверх.
Повернул. Ладони как ладони. Ни шрамов, ни ран.
– Как давно ты знаешь своих соседей?
В глазах Ищенкова промелькнуло напряженное ожидание, казалось, он ждал, что Колосов спросит про них.
– Каких соседей?
– Не прикидывайся. Тех самых, у кого ты чаевничал в тот вечер, когда умерла Валерия Сорокина.
– Этих людей я знаю меньше года.
– Кого из них узнал прежде всех?
– Олега Смирнова.
– Кого-кого? Самого знаменитого нашего? Не врешь?
– У меня было четыре рабочих часа в клубе «Атлетико», это при русско-швейцарском центре пластико-эстетической хирургии на Красных Воротах. – Ищенков говорил, не поднимая глаз от пола. – Клуб этот немало разного народа посещает. Есть и такие, как Смирнов.
– Смирнов был клиентом клуба или клиники?
– Клуба. Там мы и познакомились. Эстетической хирургией его супруга интересовалась.
– Она, как я слыхал, вроде бы молодая совсем, – заметил Колосов. – А ты что, и с его женой знаком?
– Нет, – Ищенков через силу усмехнулся. – Он ревнует ее до сумасшествия. Никого даже и близко не подпускает.
– И Смирнов познакомил тебя с Чебукиани и Хованской?
– С Хованской. А уже здесь, в Май-Горе, я познакомился с остальными.
– Как произошло знакомство с Хованской?
– Смирнов сначала просто дал мне ее телефон. Потом я ездил к ней. Она на Преображенской живет. Сталинский дом такой, квартира у нее хорошая двухкомнатная.
– Она что, одна, а муж где?
– Юлия Павловна никогда не была замужем.
– Старая мымра, выходит? А пацан ее?
– Мальчишки тогда, когда мы познакомились прошлой осенью, еще при ней не было. Я его тут впервые на даче увидел.
Колосов наблюдал за Ищенковым. Вроде бы Ящер отвечает на все вопросы покорно и обстоятельно. Однако… ОТЧЕГО МЕНЯ НЕ ПОКИДАЕТ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО МЫ С НИМ ГОВОРИМ СОВСЕМ НЕ О ТОМ, О ЧЕМ ДОЛЖНЫ БЫ…
– Насколько я понял, ты познакомился с Хованской почти сразу после того, как…
– Как имел счастье познакомиться с вами. – Губы Ящера кривились от горчайшего сарказма.
– И что ты хотел от нее? Ведь ты что-то хотел от этого знакомства, так?
– Я думал, она в силах мне помочь.
– Помочь в чем?
Ищенков, до этого упорно смотревший в пол, вдруг резко вскинул голову. Взгляд его мазнул по Никитиному лицу, и снова в нем промелькнуло что-то напряженное, неприятное, неуловимое…
– Как я могу объяснить, когда ты не веришь ни одному моему слову? – сказал он неожиданно страстно. – Когда ты меня ненавидишь, и я сам не пойму, за что!
Можно было, конечно, ответить ему ледяной иронией: «Так-таки и не понимаешь? А ты шевели мозгами шустрей». Но такие подходцы в духе Генки Обухова сейчас Колосова не устраивали. Перед ним сидел человек, которого они подозревали в трех, точнее, даже четырех убийствах, совершенных с особой жестокостью. И этот человек еще смел заикаться о вере и…
– Ладно, Владимир, ненавижу я тебя или люблю, речь сейчас не о том, – Колосов облокотился на стол. – Мои чувства остаются при мне. И самый наилучший выход для тебя, когда и твои при тебе тоже. Я просто хочу услышать максимально правдивый ответ: какой такой помощи ты ждал для себя от этой женщины? В чем?
– У меня проблемы, – Ищенков снова уткнулся взглядом в пол. – Черт, какой прок скрывать, если вы, оказывается, знаете и про Лильку, и про Ирку Свиридову? У меня большие проблемы. Да, да! Что глядишь на меня – губы кривишь? Да, я с бабами предельно строг. И я ничего не могу с собой поделать! Это сильней меня, сильней всех запретов. Я их безумно люблю, сдохнуть готов ради… Но это существует во мне помимо моей воли и желания: чем сильнее мне кто-то нравится, чем больше я думаю об этой женщине, тем сильнее… Нет, да что ты понимаешь в этом? – Ящер вдруг стукнул кулаком по колену. – Ты… жлоб в погонах?! Что ты в этой моей муке понимаешь? Когда в одно и то же время ты служишь ей как раб, хочешь ноги ей мыть и взять ее вот так, как самую грязную шлюху, за волосы, тащить ее за собой по грязи, чтоб она потом в своем собственном дерьме захлебнулась. Что понимаешь в этом кошмаре, что?!
Колосов молчал. Потом произнес:
– Мы в Жуковском беседовали с Ириной Свиридовой. И об этом тоже речь у нас шла. Она сказала: вы ведь пожениться хотели. А потом… А ведь она любила тебя. Крепко. Что ж ты, и невесту свою хотел бы вот так за собой за волосы тащить? Молчишь? Поэтому ты все последние годы с одними только проститутками дело имеешь?
– Пошел ты… Я уже слыхал и твои нравоучения, и мораль, и угрозы. Плевать я хотел на них, только… Ты думаешь, напугал меня тогда, в угол загнал, унизил, уничтожил? – Ящер осклабился в злой улыбке – зубы блеснули как жемчуг. – Нет, ошибаешься, приятель. Напугать сейчас, при таком вот раскладе, только я сам себя могу. И так, что тебе в твоих тупых ментовских снах и не приснится никогда!
Колосов ждал, что же услышит дальше.
– А потом однажды я вдруг понял, что это все у меня уже слишком далеко зашло. – Ищенков снова уставился в пол. – Прозрел, что называется, в одночасье. Ну, да ты и это не поймешь.
– Почему же? Объясни – я попробую.
– Когда я получил повестку в прокуратуру, то никак не мог врубиться сначала, о чем меня спрашивает следователь. А потом ты мне открыл глаза, на все открыл. – Ищенков покачал головой. – Когда ты мне там, в кабинете, без обиняков объявил, в чем именно подозревают меня, я… Ты думаешь, это ты напугал меня? Ты? Это я, я сам себя напугал! Потому что враз понял: тем, что живет во мне помимо моей воли, тем, что разрушает мне жизнь, что мучает меня, уродует мой мозг, отвращает от меня тех, кого я любил… люблю… всем этим я дал повод вам, совершенно чужим людям, идиотам проклятым, подозревать меня в жутких, диких, уму непостижимых вещах, которые я никогда – слышишь ты – никогда не совершал!!
«Тайный садист-мученик, извращенец, но не убийца – ловко», – подумал Колосов. Исповедь (если то действительно была исповедь) Ящера не вызвала в нем ни малейшего сочувствия, только отвращение.
– Я все-таки так и не понял, Владимир, чем же тебе в твоей героической борьбе с самим собой и своими тайными пороками могла помочь милейшая Юлия Павловна?
– Мне сказали верные люди: она может помочь, если захочет. Кое-кому она уже помогла.
– Это Смирнов тебе сказал?
– Да, и он тоже. Она и ему пытается помочь.
– А в чем именно?
Ищенков не ответил.
– Ты следователю заявил, что являешься ее клиентом, что курс ей валютой оплатил по какому-то там тренингу.
– Холистическому аутотренингу.
– Скажи по-русски, что это.
– Работа над собой. Коррекция личного опыта для изучения и осознания своей личности, своего подсознания, своих внутренних резервов. Умение управлять своими эмоциями, желаниями, контролировать свою душу. Чтобы тем самым приблизиться к попытке избавления от мешающих жить зависимостей. Но Хованская работает с клиентами не только в этом направлении. Там еще много всего. Политики, астрологии там бредовой с предсказаниями по гороскопам, ясновидения она не касается. Ее профиль – брак, семья, внутренний мир клиента.
Колосов слушал его с усмешкой.
– И охота тебе, парень, было «зелень» тратить на такие сеансики? Ну, вольному воля. Выходит, деньги лишние есть. Значит, платят тебе в твоем центре неплохо. Что ж, дамочка-то экстрасенша – вещунья у нас, получается? Приворожу с гарантией, так, что ли? Ну и как, помогли тебе ее чары? Управляешь ты уже своими эмоциями? Что молчишь? Я тебя спрашиваю: помогла тебе вся эта ересь болотная?
Ищенков поднял голову. И снова в глазах его было что-то такое, отчего у Колосова опять-таки появилось ощущение: они никак не подойдут в этой беседе к самому главному. «К убийствам?» – спросил он себя. Но нет, чувство было такое, что убийства в этой их беседе с Ищенковым как раз дело десятое.
– Она помогла тебе? – уже тише, спокойнее спросил он.
– Нет. То, что она предлагает, я не хочу. Не могу себя заставить. Так будет только хуже. Я боюсь.
– Чего ты боишься? Что она предлагает?
– Тебе это объяснять бесполезно. – Ищенков скрестил руки на груди. – Я и не собираюсь этого делать, все равно что бисер перед свиньями метать. А если тебя интерес мучает, спрашивай у нее сам.
По его виду было ясно, что он поставил крест на этой теме. Но Колосов не хотел так быстро сдаваться. Он далеко еще не обо всем переговорил с Ищенковым.
– Ты вчера у соседей был? – спросил он.
– Был. Днем.
– Во сколько ушел?
– После обеда, около четырех.
– Вчера у вас был сеанс с Хованской?
– Нет. Она устала, просила перенести. Там соседской девчонке было плохо, она с ней колготилась.
– А вечером ты заходил к ним?
– Нет.
– Дома сидел, значит, безвылазно?
– В Старо-Павловск на машине за продуктами ездил. Вернулся около восьми вечера. В половине десятого спать лег.
– А в четыре поднялся? Режим строго соблюдаешь?
– Я всегда очень рано встаю. У меня в центре в половине восьмого уже первая группа. Да обо всем этом я уже следователю говорил!
– Когда ты днем уходил с дачи Чебукиани, кто там оставался?