— Послушай, Джозеф. — Это миниатюрная блондинка, мать Найны, Нэнси, до сих пор, не выпячиваясь, безмолвно стоявшая за спиной у мужа, спешила утихомирить разбушевавшееся семейство. — Ты же знаешь, Найна всегда ездит на поезде. Она это любит.
— Гм-гм. Она, кажется, не только это любит. — Джозеф перевел злобный взгляд на Фэна. — Что вы там несете, молодой человек? Я вам не позволю пользоваться моей дочерью.
— Нет, конечно, сэр, — очень серьезно произнес Фэн. Он притронулся рукой в черной перчатке к щеке Найны. — Разве я пользовался тобой, Найна?
На мгновение она утратила дар речи. О да, он именно пользовался. Он и сейчас ею пользовался, а она себя чувствовала так, будто ей кишки вытянули и развесили сушиться на ураганном ветру. Насколько она могла вспомнить, Фэн первый среди мужчин не спасовал перед Джозефом. Ей было ясно, что этот мужчина ни перед чем не спасует, и она решила поставить его на место.
— Да, — опуская глаза, ответила Найна. — Увы, да.
Джозеф стал что-то бурчать, а Нэнси нервно хихикнула.
— Ах, так? — сказал Фэн, указывая глазами на помятый чек, каким-то образом оставшийся в руке у Найны. — Интересно. Я бы мог поклясться, что все наоборот.
Найна облизнула губы. Он уже не шутил.
— Я думала, что делаю тебе одолжение, а не пользуюсь, — тихо произнесла она.
— Мне — одолжение? Позволив целовать тебя?
— Нет, я…
— Чек? Да, понятно. Но боюсь, что платить мне, как какому-то хлыщу, по повышенной таксе не такое уж одолжение. — Говорил он корректно, но в его голосе звучали ледяные нотки. — Я, конечно, понимаю, что тебя так воспитали, что ты воображаешь, будто у каждого человека своя цена, но в этом ты ошибаешься.
Неужели он говорит серьезно? Найна в недоумении потрясла головой, бросила взгляд на его надменно приподнятые брови, отметила гордо вскинутую голову. Казалось, что он говорит совершенно искренне. Но, черт, ведь взял же он эти деньги!
Она, всегда спокойная, почувствовала, что вскипает.
— Назвался груздем, так полезай в кузов, — огрызнулась она. — Тебя оказалось нетрудно купить.
Мне приходилось подбирать грибы и покрепче сидевшие.
— Найна! — Голос Джозефа прогремел с лестницы, как отбойный молоток, включенный на максимальную мощность. — Что, черт возьми, все это значит? Если ты этому типу должна деньги, отдай и гони его взашей. Если он тебе должен, я сам займусь этим. Но ни я, ни твоя мать не собираемся стоять тут на снегу и смотреть спектакль у моего подъезда…
Фэн впился пальцами в ее ладонь, и только это говорило Найне о том, что ее выпад насчет грибов попал в точку.
— Мистер Петрофф, — резко произнес он, оборвав поток слов Джозефа. — Найна должна мне только одно: извиниться передо мной. А я должен как следует поговорить с ней. Я, как и вы, хотел бы, чтобы каждый, не откладывая, исполнил свой долг.
Сейчас папа взорвется, подумала Найна, видя, что Джозеф надувает щеки, будто розовые шары. Она невольно восхищалась дерзостью Фэна. Но при виде того, как мать кусает губы и нервно сжимает руки у пояса, Найне на мгновение стало совестно.
На улице, на снегу, действительно было холодно. И, конечно, пора покончить с этой нелепой рождественской мистификацией. Даже если придется еще раз позволить Фэну делать, что он хочет…
Найна обернулась и подняла взгляд на родителей.
— Познакомьтесь, это Фэнтон Хардвик, — произнесла она в соответствии с предписанием этикета. — Фэн, это мои папа и мама, Нэнси и Джозеф Петрофф.
Джозеф прищурил глаза и разом преобразился. Уже не казалось, что он вот-вот взорвется. Его острый взгляд скользнул по Фэну.
— Хардвик? — произнес он. — Гм. Ну что ж. Заходите.
— Спасибо, — ответил Фэн. — Надеюсь, я не слишком некстати.
— С каких пор ты стал так щепетилен? — вполголоса проговорила Найна.
В ответ Фэн легонько шлепнул ее по ягодицам, а Джозеф тут же энергичным голосом сказал:
— Что вы, почему некстати? Мы ожидали молодого Виккери, он должен был ужинать у нас. Но этот осел дал себя захомутать и сообщил, что не сможет приехать. Я сказал, что слышать не хочу, но…
Спасла стрела Амура, подумала Найна, подавив неуместный истерический смешок. Столько хлопот, чтобы оградиться от ненавистных приставал, и вдруг оказывается, что жених этого года не явится к ним в гости! Выходит, зря она добивалась услуг от Фэна.
— Ну что же вы — заходите, заходите, — торопил Джозеф. — Здесь теплее не будет.
Фэн повел бровью и подхватил два чемодана из оставленных на аллее шофером лимузина.
— Проходи, — сказал он, церемонно склонив голову. — Думаю, что лимоны пользуются приоритетом перед грибами.
Найна уставилась на него. Она была слишком ошарашена, чтобы скрыть свое недоумение. Но, заметив, как его губы приоткрываются в легкой ехидной усмешке, она отвернулась, чтобы он не увидел, как и ее губы начинают растягиваться. Будь он неладен, почему он все время смешит ее? Пока она величаво ступала вверх по лестнице, только уверенность в том, что он способен дать ей сдачи, удерживала Найну, а то бы она повернулась кругом и не подобающим девице образом врезала ему кулаком в солнечное сплетение.
— Даст показать языцам славу Его правды и чудо Его любви, — доносилось издали пение празднующих Рождество людей. Фэн с Найной поднялись наконец на верхнюю ступеньку.
Когда они вошли в дом, внушительная фигура в черном устремилась вниз — за остальными чемоданами, и Найна заметила, что Фэн отдал на попечение свой багаж, как будто не сомневался, что останется ночевать.
Она сглотнула. Ей было неприятно видеть, как его насмешливые карие глаза глядят на нее с чувством, которое можно было принять за превосходство, как будто он только что выиграл очко и собирался выиграть еще одно. Найна вскинула голову и отвернулась.
Все четверо стояли в большой темной прихожей, в конце которой крутая, покрытая золотистым ковром лестница вела наверх, на тянувшуюся вдоль трех стен галерею. Единственной видимой данью Рождеству была зеленая ваза с букетом остролиста, стоявшая на старинном столике под натюрмортом из убитой дичи и, казалось, пролежавшего сто лет сыра.
Найна устремила угрюмый взгляд на остролист, спрашивая себя, во что это такое она влипла. Почувствовав робкое прикосновение к своему плечу, она вздрогнула. Но, ощутив нежный аромат лаванды, обернулась и обвила руками шею матери.
— Ну-ну, дорогая, — ласково проговорила Нэнси, похлопывая Найну по спине, как ребенка, которому надо дать срыгнуть. — Мы с твоим отцом рады, что ты дома, дорогая. И мы в восторге оттого, что ты привезла своего молодого человека…
— Это не мой молодой человек, — простонала Найна, расстроганная материнской нежностью. — Он… он…
— Подсадная утка? — подсказал Фэн у нее за спиной. — Ширма? Фальшивка?
— Дрянь, — процедила сквозь зубы Найна.
— Будет, Найна, — пробормотал Джозеф. — Зачем так грубо обращаться с молодым Хардвиком? Еще немного, и ты станешь просить, чтобы я выставил его отсюда. — Он усмехнулся, как будто очень удачно сострил.
Найна прикрыла веки, и перед ее глазами мелькнуло невероятное видение потасовки в их прихожей — торжествующий Фэн расправляется с целым семейством кулачных бойцов. Нет, ей не хотелось, чтобы его выставили. Ей хотелось, чтобы он сам ушел.
Но она видела, как ее отец ведет его в главную гостиную, дружелюбно положив ему руку на плечо, и понимала, что с каждой секундой такая перспектива становилась все менее вероятной.
— Пойдем, дорогая. Тебе надо убрать вещи, — сказала Нэнси. — Папа позаботится о твоем мистере Хардвике.
Мать, казалось, была так довольна, так радовалась, что Найна не решилась еще раз заявить, что он не «ее» мистер Хардвик и никогда не был им.
Через двадцать минут она спустилась и застала Джозефа с Фэном за рюмкой, у пылающего камина. Рядом стояла огромная елка с вращающимся на макушке ангелом.
— Ага, — сказал Джозеф, — вот и ты, Найна. Мама велела растопить камин в малой гостиной. Там вы сможете уединиться, если тебе с Хардвиком…
— Папа, нам не нужно уединяться, — твердо заявила Найна. — Мне почти нечего сказать мистеру Хардвику…
У Фэна на мгновение раздулись ноздри.
— Это мы еще посмотрим, — сказал он, опуская рюмку, и встал.
— Молодец, — сказал Джозеф. — Ты не позволяй ей этих выходок, парень. Если терпеть, она тебя заставить ходит на задних лапках.
— Да, я уже заметил, — сказал Фэн с неопределенной улыбкой. — Пошли, Найна. — Он крепко взял ее под руку и вывел в прихожую.
Найна и не думала сопротивляться. Ее покинули силы: то, что происходило, было ужасней любых ее опасений.
Если она правильно все поняла, а она в этом почти не сомневалась, Джозеф оценил отличный покрой костюма Фэна и его самоуверенный вид и пришел к ошибочному мнению, будто Фэн — подходящий жених и достойная замена молодому Виккери. Ей оставался один только выход: раз и навсегда дать понять Фэну, что он ее не интересует. Тогда он наверняка уедет.
— Теперь куда? — спросил Фэн.
Найна указала на дверь по ту сторону прихожей, и Фэн подтолкнул ее в гостиную, освещенную пламенем камина и тесно уставленную мебелью, которая выделялась своими габаритами в оранжевом свете, заливавшем комнату.
— Так тебе почти нечего мне сказать? — произнес он, захлопнув дверь и навалившись на нее, как будто боялся, что Найна в панике выскочит из гостиной.
— Да, почти нечего. — Она начала крадучись отодвигаться от него. Вид у него был ужасно суровый, и у нее не вызвал доверия мрачный блеск его глаз, отражавших пламя камина.
— Ясно, — ответил Фэн. — В таком случае нам, наверное, лучше объясниться иным способом.
Нет, подумала Найна, когда он с не вызывавшим сомнения намерением шагнул к ней, нет, только не это.
И сразу же Найна утратила ясность мысли — он схватил ее в охапку, и у Найны осталось только желание осязать мужское тело, так тесно прижатое к ее телу.
Прикосновение губ Фэна дурманило и ошеломляло, как в тот раз, когда он целовал ее на аллее. Но теперь, когда они уже не кутались в теплые зимние пальто, прикосновение стало проникновенней, и у нее зашумело в ушах. Она чувствовала, как каждый дюйм его мускулистого тела прижимается к ее мягким изгибам, а когда его ладонь легла на шелковую блузку, прикрывавшую ее груди, разбушевавшийся отец уже не мог нагрянуть и оборвать эту минуту чарующей близости.
— Фэн, — шептала Найна, прижимаясь к нему бедрами и теряя голову от прикосновения теребивших ее пальцев. — Фэн… — Ее жажда была очевидной, но она не знала точно, чего же ей так хотелось, чего она с таким нетерпением ждала…
Вдруг, когда она поняла, что ни минуты больше не сможет выдержать этой незавершенности, Фэн отпустил ее.
— Вот так, — сказал он, — это развяжет тебе язык.
Так и получилось, однако не сразу. Найна обнаружила, что она в состоянии раскрыть рот, но голос ее не слушался. Впрочем, когда комната перестала вращаться и дар речи снова вернулся к ней, слова из ее уст хлынули потоком, как прорвавшаяся через плотину вода.
— Да, — сказала она, — развязало. Фэн Хардвик, ты, несомненно, самый грубый, самый самодовольный из всех мужчин, каких я только знала. И еще самый невыносимый тиран…
— Это, — перебил ее Фэн — не то, что я бы назвал извинениями. — Он крепче навалился спиной на дверь.
— Я и не думала извиняться. Почему я должна извиняться? Я же тебе заплатила за твои услуги, верно?
— Нет. Если соблюдать точность, то нет.
— Ах так? И ты хочешь, чтобы я поверила, что ты приехал ко мне домой, только чтобы вернуть мне чек?
— А для чего же еще?
— Конечно, чтобы получить по более высокой таксе. — Она ужасно досадовала, что у нее срывается голос, но постаралась овладеть им. — Когда ты понял, что я попала впросак из-за твоих поцелуев, то решил, что меня можно и совсем общипать. Ты не женат, а мой отец — Джозеф Петрофф Третий, и это, кажется, тебя вполне устраивает. Ты поэтому увязался за мной, верно?
В камине треснуло полено, и Найна вдруг осознала, что они стоят в полумраке, злобно уставившись друг на друга. Не важно.
Фэн пошарил у себя за спиной, щелкнул выключателем, и комната озарилась светом, при котором уже ничего нельзя было скрыть. Найна прищурилась от слепящего света.
— Ты сможешь повторить это? — тихо спросил он.
— Нет, — ответила Найна, с опаской рассматривая проступившие на его лице резкие морщины. — Не стану повторять. Я сказала все, что было нужно. Пожалуйста, пропусти меня.
— Зачем? Чтоб ты побежала к своему достопочтенному папаше и все ему выболтала? Но он, знаешь ли, тебе не поверит.
— А вдруг поверит? — сказала Найна. Она чувствовала себя опустошенной, и, несмотря на тепло, идущее от огня, ей было холодно. — Ты не первый золотоискатель, которого он отправит восвояси.
— Спасибо за комплимент. — Фэн отвесил ей шутовской поклон. — Меня еще никто не обзывал золотоискателем.
— Выходит, я первая, — ответила Найна с притворной деликатностью. — Ты пропустишь меня или я должна визжать?
Он пожал плечами.
— Хочешь, я тебе на самом деле дам повод повизжать? Тогда у тебя получится гораздо более убедительно.
— Я хочу, — сказала Найна, не обращая внимания на явный вызов в его взгляде, — чтобы ты посторонился.
— Ты уверена?
— Конечно, уверена.
Фэн поджал губы, но сделал шаг назад и распахнул дверь. Пробегая мимо него, Найна расслышала, как он бормочет:
— Открой шторки, Найна, и посмотри правде в глаза.
Она остановилась на месте.
— Это как понимать?
— А так, что вместо того, чтобы гордиться тем, скольких мужчин можешь привлечь ты сама, с твоим заботливым, независимым и сильным характером, ты предпочла как медаль носить недоверие и думать самое худшее о каждом мужчине, который к тебе стремится. В один прекрасный день ты обнаружишь, что тебе уже никого не привлечь. Твой отец это понимает, даже если ты еще не поняла.
Найна чуть выше подняла подбородок и не ответила. Чего она сейчас не хотела слышать, так это что каким-то непостижимым образом ее отец и Фэн оказались союзниками, а значит, ее отличный план катастрофически обернулся против нее самой.
Она не стала оглядываться, чтобы узнать, смотрит ли Фэн ей вслед, и поспешила наверх, в свою комнату. В самом ли деле все против нее? Неужели ее отец действительно попался на крючок Фэну?
— Это просто какой-то абсурд, — громко простонала она. — Папа ведь не дурак. Должен же он понять, что Фэн не из этих его выдающихся членов правления. Ну должен же он понять. А если не понял… О Боже! — Она опустилась на голубое стеганое покрывало и зарылась лицом в ладони.
Неужели Джозеф мог подсадить Фэна на этот поезд? Значит, молодой Виккери просто… мистификация? И ее отец все это время разыгрывал перед ней комедию? Неужели он такой коварный?
А Фэн? Она поджала губы и, стиснув кулаки, стала колотить подушку. Нет, ничего такого она не допустит. Ни за что. Теперь понятно, почему Фэн так твердо решил сунуть обратно ей деньги.
Найна с ужасом почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Отчасти она плакала со злости, но к злости примешивалось глубокое уныние оттого, что ее предали. Ведь если Фэн ставленник Джозефа, то он лишь еще один из этих хищников, готовых воспользоваться ею, чтобы сделать карьеру. Она стремилась подавить это чувство, и однако ей очень хотелось, чтобы все оказалось неправдой.
В прихожей гулко пробили часы, и Найна, подскочив, уставилась на свои.
Пора ужинать. В доме Джозефа подавали всегда вовремя, и, если не поторопиться, она опоздает. Что касается Фэна… Нет, ей не хотелось думать о Фэне.
Она быстро приняла душ — нежиться в ванне было некогда. Натянула сливочного цвета шерстяное платье с длинными рукавами, надела рубиновые кулон и серьги, которые ей редко приходилось носить, и поспешила вниз, в гостиную.
Фэн, Джозеф и Нэнси допивали аперитив.
— Как раз вовремя, — сказал Джозеф и не предложил рюмку дочери. — Идем? — Он взял Нэнси под руку, и все четверо размеренным шагом направились через прихожую в столовую. Фэн не стал брать Найну под руку.