– Что это за маршрут? – спросил Колосов.
– У нас он значится под номером семь и ведет в так называемую камеру Царицы. – Гордеева выделила на мониторе этот сектор. – А вход в него вот здесь. – Она отметила на карте Колосова новую точку. Точка эта располагалась весьма близко от места убийства Клыкова и места обнаружения тайника, но довольно далеко от Большого провала. – Завтра же утром начинаем туда спуск.
– Не надо туда ходить!
Они все аж вздрогнули. Женя выкрикнула это надрывным, истерическим тоном. Покраснела, но упрямо повторила:
– Лучше не надо.
– Нам, между прочим, деньги за это платят, дорогуша. Это наша работа, – сказала Гордеева. – Но не беспокойся, ты туда не пойдешь. Можешь вообще уехать. Можешь убираться, если… если мы вдруг стали такие нервные, такие впечатлительные, сопли распустили!
Женя вскочила и выбежала под дождь. Швед хотел было за ней, но…
– Сядь. – Гордеева смотрела на монитор. – Хватит, оставь ее в покое. Будь так добр.
В палатке наступила тишина. Только дождь барабанил по брезенту.
– Девушка в тот раз, видимо, сильно перепугалась, – примирительно сказал Никита.
– Вообразила себе… – Гордеева пыталась сгладить неловкую ситуацию. – Вообразила невесть что. Сама струсила позорно, его вон бросила, ну а теперь, конечно, оправдания перед нами нужны. Болтает всякую чушь! Чертовы суеверия! – Она обернулась к Кате. – Ну просто как зараза какая-то. Представляете, рассказывает девчонкам, что видела под землей…
– Но там ведь действительно кто-то был, – сказала Катя.
– Кто? Ну кто там может быть? Привидение? Женька вон, и смех и грех, вбила себе в голову, что видела там внизу Луноликую. Девчонкам со вчерашнего дня нервы накручивает. Ведь сама же, сама над этой ерундой смеялась, а теперь…
– Но там ведь кто-то правда был, – сказал Колосов, обращаясь к Шведу. – Вы же слышали шаги, еще какие-то странные звуки.
Швед молчал. Но, как заметила Катя, оживление его как ветром сдуло. Возможно, он жалел Женю.
– Да мало ли звуков под землей! – Гордеева всплеснула руками. – Осыпи, подземные воды, я сама пару лет назад в Гремячевских ходах под Тулой в такой же переплет попала. Шли мы на маршруте, и вдруг такие звуки – не дай бог, – визг, вой, рев, ну просто жуткие вопли, мороз по коже. Через несколько минут снова. Точно все черти в аду разом взвыли. Ну, понятно, испугались все. А вышли наверх, и что же оказалось? Недалеко шла железная дорога. Это поезда шли, электрички. Звуки просто очень сильно искажались под землей.
– Но то был не поезд, Аля, – тихо сказал Швед.
– А что это было? Привидение, бес, Луноликая эта ваша, ведьма? Черт из табакерки?
– Там была кровь.
– Это просто кровь какого-нибудь животного.
– У привидений и чертей может быть кровь первой группы? – спросил Никита без тени юмора.
Все замолчали. Потом Гордеева произнесла:
– О чем мы спорим? Завтра утром начинаем отработку маршрута. Если, конечно, нас тут всех сегодня не смоет в реку.
Швед поднялся и вышел.
– У него свои причины обходить стороной этот маршрут, – пояснила Гордеева Колосову. – Кто хоть раз застревал под землей без света, тот… Но суеверных бредней я не потерплю. Это в корне нужно пресекать. Женя мне потом сама спасибо скажет, у нее сильный характер. Все это – просто временные трудности.
– Ну да, – согласилась Катя. – Издержки профессии. Не слишком женской. Кстати, Алина, я давно хотела вас спросить: почему из всех видов экстремального спорта вы выбрали именно этот?
– Потому что мне это нравится.
– Это нравится? – Катя обвела взглядом палатку.
– Да. И вы, кстати, тоже не в шоу-бизнесе работаете. Вас что-то тоже заставило выбрать неженскую профессию.
Тут Колосов бодро поблагодарил хозяйку за кофе, сказал, что ливень вроде потише стал и ему надо посмотреть машину: на топком месте стоит, лучше перегнать, а то увязнет, не выберешься потом.
Катя и Гордеева остались в палатке одни. И Катя решила еще кое о чем расспросить предводительницу спасательниц.
– Алина… только, пожалуйста, пусть это останется между нами… скажите, а ваш проводник Швед, он говорил вам, что находился в близких отношениях с одной из пропавших девушек – с Коровиной?
Гордеева внимательно посмотрела на Катю.
– Нет, даже не заикался.
– Вы сказали: у него свои причины обходить седьмой маршрут. – Катя осторожно подбирала слова, словно нащупывая их. – Я при таком вот разговоре присутствую уже второй раз. У вас не возникает ощущения, что ваш проводник просто пытается удержать вас подальше от этого маршрута?
Гордеева отключила компьютер.
– Вы его хорошо знаете? – спросила Катя. – Давно?
– Да с год. Мы в Политехническом познакомились, на съезде спелеологов. У Павла большой опыт работы. Он геофизик по образованию, мастер спорта. А Съяны он знает, пожалуй, лучше других. Он ими просто бредит.
– А когда точно вы приехали сюда? Какого числа? – этот вопрос вертелся у Кати на языке уже, наверное, час.
– Двадцать восьмого апреля. Дело в том, что мы даже не знали, что так получится, – Гордеева улыбнулась. – У нас летний полевой сезон планировался, как обычно, в Саблинских катакомбах, под Питером. Там у нас базовый лагерь и все такое. Сюда же мы приехали вдвоем – я и Женя. Она Павла лучше меня знает, познакомились они тогда же, на съезде, потом перезванивались, он к ней приезжал несколько раз. Мы решили провести здесь праздники, он сам нас пригласил. В Съянах нам еще не доводилось работать, просто хотели взглянуть, на что это похоже. У Павла дом в Александровке от деда остался – старая-престарая хибара, он там летом живет. Ну вот… А тут вдруг такое ЧП – люди пропали. Мы решили помочь, если потребуется. А тут Островских сам как-то по своим каналам вышел сначала на Павла, а через него и на меня. Умолял взяться за поиски немедленно. Я нашим девчонкам в Питер позвонила – так и так, базовый лагерь отменяется, работаем целый сезон здесь. Островских нам самолет нанял, представляете? За одни сутки все оборудование перебросили. И финансирует работу полностью он. До тех пор, пока дочь его не найдем живой или мертвой.
– Но ведь, чтобы все здесь обследовать, вы говорите, целой жизни не хватит.
Гордеева пожала плечами: кто платит, тот заказывает музыку. Колосов вернулся, сказав, что машину отогнал и что пора ехать: людям надо отдых дать перед трудным спуском.
Было уже одиннадцать вечера. И дождь продолжал лить. Гордеева нашла зонт и пошла их провожать до машины. Они пожелали ей и всем спасательницам удачи.
Лагерь тонул в пелене дождя. Катю сильно беспокоила обратная дорога: Никита – лихач, а асфальт такой, что и кошка поскользнется.
Она и не подозревала, что ОНИ УЕЗЖАЮТ ОТ САМОГО ГЛАВНОГО. Как знать: задержись они с Никитой в лагере на эту ночь, каких неожиданных и страшных событий, возможно, удалось бы избежать.
Глава 23
ЭХО
Ночью Катя совсем не видела снов. И ни о чем не печалилась.
Никита довез ее до дома Красновой, было уже половина первого. Дождь снова усилился. Тучи закрывали небо, как ватное одеяло. В мокром, блестящем асфальте шоссе отражались желтые пятна фонарей.
В глубине парка яркая праздничная иллюминация освещала белое, похожее на корабль здание отеля. В ресторанах, барах и казино «Соснового бора» продолжалась ночная жизнь. А городок Спас-Испольск мирно дрых, видя уже седьмые сны.
У подъезда они распрощались. Катя забыла отдать Колосову его куртку. А он и не напомнил даже. На пороге подъезда она оглянулась. Он сидел за рулем и, казалось, не торопился отчаливать.
Краснова открыла ей дверь в ночной рубашке.
– Вадик твой звонил, – сообщила она. – Два раза: в десять и в одиннадцать. Требовал тебя. Я первый раз сказала, что ты в душе, а второй – что у тебя зуб разболелся, ты таблетку приняла и только заснула. Но он же не дурак.
Катя поплелась в ванную. Семь бед – один ответ. У «драгоценного В.А.» и его закадычного дружка Сережки Мещерского обратные билеты на самолет на двадцатое июня. Значит, все объяснения через десять дней. И черт с ними.
– Где тебя носило-то? – Варвара из-за двери ванной пыталась шепотом перекричать льющуюся воду.
Катя открыла дверь, задернула пластиковую штору и, пока грелась под душем, все рассказала.
– А я-то думала… – Варвара была явно разочарована. – А такой симпатичный этот начальник отдела убийств… Спортом занимается? Женат?
Утро настало тоже пасмурное и ненастное. Сильные порывы северного ветра трепали за окном ветки кустов в палисаднике. Моросил дождь. Голова у проснувшейся Кати, по ее же собственному признанию, была набита опилками. К тому же еще слабо, но уже явственно начинало саднить горло.
– Готово дело, простудилась. – Вместе с чашкой растворимого кофе Варвара подала подруге градусник. Температура была самая симулянтская: тридцать семь и три.
– А ты тут сама себе начальник, – безапелляционно заявила Краснова. – Оставайся и лечись. А то хуже будет. Вон в холодильнике варенье малиновое. Если кто тебе из главка позвонит, я скажу, что ты прихворнула.
И Катя зависла дома. Проводив Варвару с дочкой, снова заползла на диван под теплое одеяло. Температура, кажется, начала расти. Катя закрыла глаза.
Больше всего на свете, больше конфет, варенья, новых платьев, пирожных безе, леденцов на палочке, фруктового эскимо, пьяных вишен и взбитых сливок хотелось… хотелось, чтобы сейчас, сию же минуту, немедленно позвонил Вадька. С другого края света, из телефонной будки, стоящей на экваторе… Сейчас же!
Катя задремала и увидела сон, как кино: они с Кравченко на восточном базаре идут мимо длинного торгового ряда. Справа и слева до самого неба – горы оранжевых апельсинов, желтых лимонов, янтарных дынь. А над головой – расплавленное медное солнце. Полуденный зной, превращающий медовый фруктовый сок в перебродивший шербет, от которого сладко, приторно дышать.
«У меня жар, – подумала Катя во сне вполне осмысленно. – Как это меня угораздило?»
Телефонный звонок, настойчивый, длинный. Она была абсолютно уверена: это Кравченко из-за границы, спустившийся на байдарке по бурной горной реке. Сны сбываются, так и должно быть в счастливой семейной жизни.
– Кать, это я, – она услышала в трубке тревожный голос Красновой. – Ты как?
– Ничего, только, по-моему, температура, сейчас еще смеряю.
– Слушай, только что Колосов заходил, тебя срочно искал. Здесь такое дело…
– Что случилось?
– В отделе план «Сирена» объявили. Из лагеря спелеологов сообщили: у них двое спасательниц ночью пропали: Гордеева и Евгения Железнова. Вроде бы они в Съяны ночью ушли. Вот уже двенадцать часов прошло, а они до сих пор не вернулись. Тут у нас Островских с женой, у Лизунова в кабинете сидят совещаются. «Сирена» уже объявлена, все туда едут. Наверное, снова весь район у реки прочесывать начнут!
Катя почувствовала, что ей мало воздуха.
– Я сейчас приеду, только оденусь, – сказала она и повесила трубку.
Жар сменился ознобом. Хотелось натянуть на себя все теплые вещи разом. А за окном ветер мотал кусты сирени, словно метелки, и дождь лупил по стеклу. Катя металась в прихожей в поисках зонта, как вдруг…
Что это было – головокружение, спазм? Она почувствовала боль в висках. Пол словно поплыл из-под ног. Она опустилась на ящик для обуви и…
Это было точно эхо. Дальнее, еле ощутимое эхо… Дробный стук дождя, мокрый асфальт, темная стена сосен вдоль шоссе, изумрудное поле для гольфа. Она видела это очень ясно.
В пелене серого дождя по полю двигались фигуры, точно шахматы. Игроки в гольф. Взмах клюшки-клэба – и оранжевый мячик бойко катится в лунку. Снова взмах клюшки, снова…
Дождь не мешал игре, напротив. Дождь смывал следы, уничтожал улики и доказательства, делая очевидное неочевидным, а простое сложным.
И вдруг все игроки, как по команде, замерли, тоже услышав… Эхо, дальнее, катящееся по изумрудному полю, точно мяч.
Гул, топот – все громче, ближе дробь конских копыт.
Из дождя галопом на поле для гольфа вырвался табун лошадей – низеньких, короткогривых монгольских лошадок. А за ними с гиканьем и свистом всадники в опушенных мехом шапках-малахаях и ватных халатах. Ветер трепал над их головами бунчуки из черных конских хвостов.
А оранжевый резиновый мячик с надписью «golfstyle» катился мимо лунки по подстриженной траве к полосатой походной кибитке, украшенной белым бунчуком. Ее войлочный полог с треском рванули, а может, полоснули саблей и…
Круглолицая, луноликая смуглая женщина в растерзанной рубашке синего китайского шелка скорчилась в кибитке на узорном ковре: черные растрепанные косы, голые, бесстыдно раскинутые ноги, свежие синяки и ссадины на бедрах. Она хрипло выла, царапая ногтями ковер. Над ней стоял мужчина. Еще очень юный, темнолицый, скуластый, похожий на молодого ястреба. Хищного и торжествующего. Запахнул на груди черный халат, подбитый мехом, пнул ногой оранжевый мячик «golfstyle» и повелительно кивнул стражникам, скрестившим у входа в кибитку копья. Те схватили женщину и поволокли наружу. Она кричала, плевалась, вырывалась, как бесноватая. Один из стражников ударил ее по лицу…
Катя цеплялась за ящик для обуви. В глазах было темно. И все плыло, кружилось. «Это спазм, – подумала она, ощущая запах дождя, мокрой кожи седел и сбруи. – Это же просто галлюци…»
Темнота. Стук капель падающей воды. Смрад сырости и гнили. Промозглый холод. Шорохи. Трепет перепончатых крыльев летучих мышей, живущих без света. Нетопыри ненавидят солнце. Тысячи, миллионы нетопырей, покрывающие, словно живой ковер, известняковый свод подземелья.
Слабый мерцающий свет в темноте. Фосфоресцирующий, призрачный, манящий. Все ближе, ближе, ближе. Рассеивает, разрывает тьму, обращая ее в рваные клочья. В обрывки…
Эхо шагов в подземном тоннеле. И светящийся силуэт в конце темного хода. Силуэт, словно очерченный мертвенно-серебристым контуром. Нечто приближается из мрака, вот оно оборачивается. Холодный свет струится от высокой женской фигуры. А вместо лица – круглая луноликая маска-блин, безглазая и безгубая, но живая. Дышащая тленом, сочащаяся душной, беспощадной, яростной злобой.
Катя сидела на ящике для обуви. В крохотной Вариной прихожей – одна нога в тапочке, другая в босоножке. По лбу текли капельки пота. А в комнате настойчиво звонил телефон.
– Это снова я! – выпалила Краснова. – Железнову нашли. Слышишь меня? Одну обнаружили.
– Она жива? Женя жива?!
– Она убита. Похоже, что кто-то пытался утащить ее в Большой провал! Наши уже все там. Ищут Гордееву. Она, похоже, тоже мертва.
И тут Катя увидела у себя под ногами что-то… Оранжевый резиновый мячик с надписью «golfstyle». Он лежал на Варином синем коврике у дивана. А потом прямо на глазах растаял, как вешний снег.
Глава 24
РОЗМАРИН
Колосов ночевал у Лизунова, тот сам приглашал еще накануне. Дом его находился в Прохоровке – старый, много раз перестраивавшийся, где, кроме холостого еще начальника криминальной милиции, жили его отец, мать, дед, бабка и старшая сестра с двумя детьми, сбежавшая от мужа-алкоголика.
Известие о новом ЧП застало Никиту в ИВС: он как раз дожидался следователя, чтобы присутствовать на очной ставке между Быковским и Баюновым.
И вот все разом полетело к чертям. У Лизунова в кабинете взорвались телефоны. В районе объявили план «Сирена», приехал Олег Островских с женой. Та была в черном вечернем платье и норковом палантине, и все это великолепие как-то несуразно смотрелось в прокуренной, забитой сотрудниками дежурной части.
Лариса Дмитриевна и сама это чувствовала. Сбивчиво и взволнованно начала объяснять, что банкет по случаю открытия в «Сосновом бору» нового ресторанного зала для гурманов затянулся по утра, она как топ-менеджер комплекса не могла там не присутствовать, а около двух часов назад ей и мужу, который по причине плохого самочувствия на банкет не приезжал и находился дома, позвонил из лагеря спелеологов Павел Шведов и сказал, что у них плохие новости: исчезли двое членов поисковой группы, и он с другой группой отправляется за ними. «Мы с женой прождали все это время, но больше он не звонил, – перебил ее Олег Островских. – И решили ехать в милицию».