Он все порывался отправиться вместе с ними в лагерь, но Лизунов вежливо и твердо попросил его пока обождать в отделе.
А в лагере спелеологов царили тревога, страх и уныние. Проводник Швед с поисковой группой все еще не вернулись, и связи с ними не было. И прежде чем тоже очертя голову бросаться в поисковые мероприятия, Никита решил все же постараться узнать, что же произошло в лагере ночью. Еще в отделе, услышав об исчезновении женщин, он ринулся в семнадцатый кабинет, но следователь Краснова сообщила ему, что Кати – Екатерины Сергеевны, которая нужна ему была сейчас как воздух, чтобы помочь сориентироваться среди этих спелеологинь, на работе не будет: «Она приболела, у нее температура».
Это был досадный облом, приходилось приноравливаться к ситуации. А общаться с женщинами (причем такими, которые отчего-то вбили себе в голову, что они – профессионалки экстремального вида спорта) Колосову очень не хотелось.
– Ну, кто здесь сейчас у вас за старшую? – спросил он хмуро, когда они с Лизуновым, вымокнув под дождем до нитки, добрались до брезентового навеса над походной кухней, где сгрудились почти все спасательницы.
– Наверное, я, – неуверенно предположила одна из них.
– Тогда пошли, поговорим. – Никита кивком пригласил ее в палатку Гордеевой, где всего несколько часов назад они с Катей пережидали такой же дождь. В палатке все тоже вроде было по-прежнему – полнейший хаос.
– Тебя как зовут? – спросил Никита.
– Майя. Майя Арчиева.
– Маечка, так что здесь было после того, как мы уехали? Что, все с ума, что ли, посходили?
– Ой, не знаю. Они начали ссориться – Алина и Женя. А потом и Пашка завелся тоже и…
– А о чем шла речь? Только не говори, что не слышала ничего. Тут у вас палатки как кленовые листья.
Майя медлила с ответом. Было видно, как она тщательно подбирает слова, раздумывая о том, что можно и что нельзя выкладывать человеку из милиции.
– Ну, у них сложились такие отношения, особые…
– Швед с Железновой были любовниками, так?
– Откуда вы знаете? Да, они были раньше знакомы. Но он тут ко многим клинья подбивает. Он жуткий бабник. А когда напьется, то вообще ничего не соображает. А Женя… Вы не подумайте, она натуралка полная, хоть и с Алиной они вот уже полтора года живут… – Майя зыркнула на Колосова, словно давая понять: я и так сказала достаточно, не цепляйся. Он не цеплялся, и она продолжила: – Как и что там у них точно, они особо не афишируют, но квартиру в Питере снимают вместе – однокомнатную на Елагином острове. Женька у нас в институте в аспирантуре учится, а Гордеева ее научный руководитель.
Колосов хмыкнул.
– Ну, вчера, когда вы от нас уехали, они принялись отношения выяснять. И Женька стала вещи собирать, хотела в палатку Шведа уйти. Совсем.
– Развод, значит, по полной форме. Горшок об горшок?
– Им давно уже пора было расстаться. – Майя пожала плечами. – Мы все так считали. Но они твердили: есть люди, созданные друг для друга. И неважно, кто это – мужчины или женщины. Но с того самого дня, как вы нашли тайник в пещере, между ними пробежала кошка. Женька сама не своя была, у нее был душевный надрыв, она переживала, что сбрендила и бросила Шведа одного под землей. А Гордеева вообще была против, чтобы они вдвоем на маршрут шли. И потом она при мне Женьке так, с усмешечкой, бросила: ну и чего ты, мол, этим добилась? И он, мол, в тебе полностью разочаровался из-за твоего предательства, и я. Ну, Женька и психовала. Она ведь действительно струсила там. Ей ведь почудилось, что за ней под землей кто-то гнался. Она клялась, что видела кого-то!
– Не говорила, на что это было похоже?
Майя покачала головой, потом, слегка поколебавшись, добавила:
– Она прямо не говорила. Но мы и так догадывались, о чем она думает. Ей стало казаться, что там под землей была Луноликая. Оттого она так и психовала и пугалась.
– То есть?
– У нас говорят: кто ее увидит – скоро умрет мучительной смертью.
– И об этом тут, в вашем сплоченном женском коллективе, все эти дни пересуды шли? – Колосов задумчиво смотрел на девушку. – И что же, многие в это здесь верят?
Ответа не последовало. И он продолжил:
– Ну ладно, Майя, оставим пока ваши подземные легенды в покое. Дальше, пожалуйста.
– Ну, что дальше… Ну, Женька сильно переживала из-за этого всего. А Гордеева, вместо того чтобы по-человечески с ней поговорить, успокоить ее, еще и морально долбать ее начала. Она это любит – людей через колено ломать. Характер свой нордический все показывает. А Женька… К ней Швед подкатился. Он ее давно хотел, добивался, это все тут у нас уже заметили. А тут ситуацией воспользовался – она вину свою перед ним чувствовала, не знала, чем загладить. Ну, он и подсказал чем. А когда сегодня ночью после вашего отъезда Женька к нему совсем уйти хотела, Гордеева возьми ей и скажи: иди, иди, попользуется тобой и плюнет. Вон с одной из девчонок пропавших тоже жил, а теперь даже имя ее не вспоминает. И откуда она про это узнала? Ну, Женька к Шведу – правда ли это, почему скрывал от нее? А он вдруг рассвирепел, заорал, что это не ее дело, что он мужик и никому отчета в своих поступках давать не намерен, что если она хочет – пусть уходит к нему и живет нормально, по-человечески, а нет, он не навязывается и на коленях умолять не будет – пусть до конца жизни колупается со своей сучкой-лесбиянкой. – Майя укоризненно посмотрела на Колосова. – Он жутко грубый иногда. Да вы все такие, что, нет, скажете?
– Я вообще молчу, Майя. Что дальше?
– Ничего. Поорали они так и утихомирились. Гордеева сказала, что Женька взрослая и сама определится, как и с кем ей жить, и чтоб он из их палатки выметался. Он ушел, а Женька там осталась. А Гордеева к нам пришла, сказала, что завтра подъем в пять утра и спуск начинаем в половине седьмого. И все. Мы спать легли. А когда сегодня проснулись, их никого уже не было – ни Жени, ни Гордеевой. Я снаряжение проверила, кое-чего недоставало, и мы решили, что они ушли вдвоем в Съяны, никому ничего не сказав. Ждали несколько часов, думали – объявятся. Потом Швед группу повел на поиски. И вот уже десять часов прошло, а никаких известий.
– Значит, вы тут все решили, что их нужно искать именно там, куда вы собирались сегодня утром? – Никита откинул полог палатки. Лагерь по-прежнему тонул в мареве дождя.
Майя пожала плечами. Выглядела она растерянной и несчастной. И совсем не экстремалкой.
Итак, особого пространства для маневра не было. Соваться в Съяны без проводника было просто безумием. Оставалось ждать возвращения поисковой группы, параллельно ведя мероприятия по проческе всего квадрата, где находились отмеченные входы в каменоломни. Дождь, как назло, все не стихал. В некоторых местах земля под ногами напоминала болото, и видимость была почти нулевая.
Однако в который уж раз Никита убедился в непреложной истинности старого как мир афоризма: кто ищет, тот всегда найдет. Хотя лучше бы они в этот день ничего не находили!
Около двух часов дня патруль, прочесывавший местность, примыкавшую к Большому провалу, сообщил: обнаружен труп гражданки Железновой. Причина смерти – ножевое ранение в грудь. Давность смерти – около десяти часов. И последующий осмотр тела породил больше вопросов, чем ответов.
Железнову нашли в самом Большом провале, недалеко от входа. Колосов наконец-то увидел место, которое не раз при нем упоминали, и был разочарован. Это был просто еще один известковый грот, правда, значительно больше тех других земляных нор, которые ему уже довелось повидать в окрестностях Спас-Испольска. Грот был виден даже с шоссе. Он зиял, точно черный щербатый рот, на склоне спускавшегося к реке холма.
Итак, труп Железновой находился внутри пещеры, в нескольких метрах от входа. И было очевидно, что ее затащили туда волоком – одежда была вся мокрая и в глине, в волосах застряли сухие листья и трава, а в пятнадцати метрах от входа в пещеру на дерне был зафиксирован фрагмент следа волочения. Однако дальше следы терялись, смытые ливнем.
Рана была всего одна – колото-резаная в области ключицы. Видимо, следствием ее стало внутреннее кровоизлияние, потому что на одежде и грунте крови почти не было.
Никита обратил внимание на полное отсутствие следов борьбы. Видимо, нападение на девушку произошло внезапно.
Обыскивая тело, они с Лизуновым наткнулись в кармане комбинезона Железновой на стеклянные осколки. Лизунов о них сильно порезался. Это был разбитый пузырек с каким-то ароматическим маслом, на размытой его этикетке Никите с трудом удалось прочесть слово «розмарин».
И это уже было кое-что, потому что разлитое ароматическое масло позволяло применить в условиях непрекращающегося дождя служебно-разыскную собаку и хотя бы приблизительно установить место, где на Железнову напали. То, что ее убили не в гроте, было ясно, как и то, что уже после убийства кто-то пытался затащить труп в подземный ход.
Однако собака повела себя на месте происшествия необычно. Это была все та же серая овчарка-»наркоман», которая отчего-то (из клаустрофобии, что ли?) наотрез отказывалась даже заглядывать в подземные норы. Вот и сейчас, обнюхав труп, она повела кинолога, Колосова и Лизунова не дальше по вырытому в известняке тоннелю, а назад, к лагерю. И здесь, примерно в ста пятидесяти метрах от палаток, на траве был обнаружен еще один фрагмент следа волочения тела.
Затем по следу овчарка вернулась в Большой провал, но заходить внутрь не стала. Завыла, залаяла и снова дернула поводок, ведя их… опять назад к лагерю – мимо выявленного следа волочения, правда, чуть левее от него, по тропе через березовую рощу к дороге. Здесь она дала понять, что ее миссия выполнена полностью. Они из всей этой беготни по мокрым кустам так ничего и не поняли.
Подземный ход Большого провала начали осматривать уже без кинолога. И там были обнаружены новые находки. В нескольких метрах от трупа валялся фонарь Железновой, а чуть дальше в луже жидкой глины плавала ее оранжевая каска. Их изъяли и направили на дактилоскопическую экспертизу. Позже выяснилось, что на ней, кроме отпечатков самой Железновой, Гордеевой, Шведа, Майи Арчиевой, есть отпечатки почти всех спасательниц.
Глава 25
ШВЕД
Поиски Алины Гордеевой шли параллельно с осмотром и пока безрезультатно. А в пещере Большого провала уже работал судмедэксперт. Он подтвердил основные выводы Колосова и Лизунова, уточнив, что смерть потерпевшей, судя по всему, наступила между часом и тремя ночи.
– Железнову убили в непосредственной близости от лагеря, – сказал Лизунов, когда они с Никитой, сидя в палатке, решали, что же делать дальше. – Видимо, она действительно решила ночью отправиться куда-то одна. На нее напали в том месте, откуда начался ароматический след, когда при падении тела разбился пузырек. Железнова шла по тропе к шоссе, и кто-то ее там подкараулил. А потом этот кто-то зачем-то потащил тело к пещере, благо тут совсем недалеко. А вот что там произошло потом? Собака эта еще со следом совсем меня запутала… Да, теперь что с Гордеевой? Тоже мертва? Тогда где труп? Может, ее успели утащить в эту нору, а тело Железновой нет – кто-то спугнул, помешал?
– Кто и зачем это сделал? – спросил Колосов. – По-твоему, кто это?
Лизунов лишь свирепо и смачно выругался. Подошел один из патрульных и доложил, что вернулась группа Шведова. Ни с чем. «Они говорят, когда ливень прекратится и глина немного подсохнет, сделают еще попытку спуска, а то сейчас там не пройти, воды полно».
– Ну-ка, давай пока потолкуем с этим деятелем, – предложил Колосов. – Он эти ваши ходы подземные лучше всех тут знает. У меня к нему пара вопросов есть.
Шведа они застали в его палатке. О смерти Железновой ему уже сообщили. Швед выглядел усталым и угрюмым. Он сидел сгорбившись на рюкзаке и то и дело прикладывался к походной фляжке. В палатке сильно пахло спиртом.
– Рано пока еще для поминок, парень, – сказал Колосов. – Повремени пока, разговор небольшой есть.
Швед чуть посторонился, давая им место. С его грязного, испачканного глиной комбинезона текло ручьем.
– Ну, что скажешь? – спросил Никита тихо. – Где Гордееву, по-твоему, искать? Может, намекнешь или снова на компьютере покажешь?
Швед молчал.
– Да, веселая жизнь, – Никита вздохнул. – Вчера только тихо-мирно скоротали вечерок. И все были живы-здоровы, бодры. Интересно получается, парень.
– Что тебе еще интересно? – спросил Швед. Голос его был хриплым и тусклым.
– Да, вчера амуры с девчонкой крутил, а сегодня она – бац, зарезана. И с Коровиной Машей тоже гулял-гулял, вон, говорят, даже руку и сердце предлагал. А потом девочка испарилась. И концов не найти. Разве не любопытный расклад?
– Какой еще расклад?!
– А такой, – не выдержал Лизунов. – Что все, с кем ты любовь крутишь, плохо кончают. Вчера во сколько вы с Железновой расстались? Ну?
– Вон как они уехали, около полуночи где-то, – Швед покосился на Колосова.
– У вас склока кипела. – Никита изучал его лицо. – А о чем спорили, не просветишь?
– Не ваше дело. А потом, вам уже и без меня достаточно наплели.
– А я тебя хочу послушать, Павел.
– Это мое личное дело и никого не касается.
– Она мертва, Женя, Женечка… И тебе ее, парень, кажется, совсем не жаль. И Машу Коровину ты тоже особо не жалел, не вспоминал даже.
– И это дело мое. Я в своих чувствах никому не отчитываюсь и выставлять их напоказ не хочу.
– А что ты так злишься? – Никита говорил тихо. – Маша Коровина тебе от ворот поворот тогда дала, а? И с Железновой у тебя как-то тоже… А, что скажешь?
– Да пошел ты! Вчера человеком вроде был, когда нужно что-то от нас было, а сейчас… – Швед смерил Колосова испепеляющим взглядом и снова глотнул из фляжки. – Настоящий легавый. Что я, кретин полный, не понимаю, куда вы клоните? Только ничего у вас не получится. С Женькой мы расстались вчера. Она у меня не захотела остаться. Что я, на коленях перед ней ползать должен? Гордеева вон подтвердит, что мы расстались.
– Гордеевой нет. И где она, никто не знает. – Никита смотрел на собеседника. – Ну ладно, а что было перед тем, как вы все расстались?
– Да отношения все выясняли. Бабье! – Швед сплюнул. – Когда познакомился с ними обеими, думал – люди, классные люди, моего поля ягоды. А оказалось – обычное болтливое, склочное бабье. Да еще с вывихом. Чтоб я с этими лесбиянками еще когда связался…
– Одна уже мертва, другой нет. – Никита закурил. – И ты давай потише ори. Сократи горло. И фляжку оставь в покое. Ты что, алкаш, что ли? Почему ты сегодня решил, что их искать нужно на седьмом маршруте?
– А где же еще? Когда вчера речь шла именно об этом?
– Логично, – Никита кивнул, словно только что догадался. – Да, слушай, Паша, а… нож твой где?
– Какой еще нож? – Шведов вздрогнул.
– Как какой? – Колосов удивлялся все больше. – Человек ты бывалый, походный. Диггер, да? Экстремал. Джентльменский набор твой – веревка, туристский топор, фляга, лопата саперная, фонарь… – Он медленно обводил взглядом палатку, останавливаясь на названных вещах, которые действительно были разбросаны тут и там. – А где же нож?
– Я его потерял, – быстро ответил Швед, – там, на маршруте, когда поскользнулся, когда мы тайник нашли.
– Мы же вместе потом смотрели, там никакого ножа не было. И ты не говорил, что что-то потерял, – сказал Лизунов.
– Да не до того было тогда. Я уже в лагере ножа хватился. Потом, позднее.
– Машу Коровину ты в Съяны водил? – спросил Никита.
– Я не навязывался, она сама приставала. Даже не она, а больше все Верка.
– Ты, значит, и ее знал? Дочку Островских?
– А куда денешься, лучшая подруга, вечно прицепится к Машке как репей. И та с ней тоже все цацкалась. – Швед печально усмехнулся: – Женщины. Они меня попросили показать им Съяны. Но это давно было, еще в сентябре. С ними тогда парень был.
– Славин?
– Маня тогда моей женщиной была. Я ею владел безраздельно. И если что тогда бы заметил насчет этого недоноска, головенку его, как гайку, отвернул бы. Нет, это был не Славин, Веркин какой-то друг. Бойфренд, – Швед хмыкнул. – Он их ко мне домой в Александровку и привез на машине.