– Как его звали?
– Да не помню я. Тачку его помню. Старый такой «БМВ», но, правда, классная еще машина. Я ее потом в городе видел.
– А снаряжение-то у них было для Съян?
– Ну, комбинезоны, каски, веревки – это все я доставал. Да вы что думаете, я их по сложному маршруту, что ли, повел? Пошли туда, где все здешние пацаны лазают.
– Куда же это?
– В Большой провал, где потом их тачку нашли, где мы их сейчас ищем.
– Ну и что?
– Ничего. Часа два они походили, устали, заскулили, назад запросились. Экскурсанты хреновы. Верка по дороге все приставала: расскажи да расскажи об этих пещерах. Ну, я, как гид, все там им показывал и рассказывал.
– Сказки про привидения? – Никита хмыкнул. – Про эту, как ее… Луноликую, что ли?
– Про Луноликую она и без меня знала. Тут, в городе, эти истории с детсада знают.
– Ну да, мертвец воскрес, «панночка помэрла», знаю, было дело, – Никита усмехнулся. – И что же дальше?
– Вывел я их наверх. Верка мне заплатила, как условились.
– Заплатила?
– А что, я задаром должен? Я свое время ценю, – Швед пожал плечами. – А потом, они были просто дилетанты, да еще и капризные ко всему. А за капризы нужно платить. – С Коровиной ты тоже деньги взял за экскурсию? Ах да, я и позабыл, она же в тот момент «твоя женщина» была, ты ею «владел».
– Только вот этого не надо, понял, нет? – Швед потянулся к фляге. – А то я сейчас плюну и пошлю вас куда подальше со всеми вашими расспросами.
– А я тебя арестую, – подал голос Лизунов.
– Ой? За что же, начальник?
– За потерянный нож.
– Типичные легавые, – Швед тряхнул головой. – Ну давай, действуй. Давай, что сидишь? Наручники еще достань.
– И достану. И я не он, миндальничать с тобой не буду. Посидишь в камере дня три с парашей в обнимку, живо все вспомнишь. И что ночью у тебя с Железновой произошло, и что месяц назад с теми, другими, и где тело Гордеевой искать…
Лизунов не договорил. За брезентовой стеной палатки послышался шум, возбужденные громкие голоса.
– Гордеева, там Гордеева! – В палатку как вихрь ворвалась Майя Арчиева. – Шведик, милый, слышишь? Слышите вы? Алька там!
– Где? – Лизунов вскочил, едва не обрушив палатку. – Мертва?
– Живая! Она под землей заблудилась, еле выбралась. Говорит, в Съянах кто-то есть. Кто-то чужой!
Глава 26
ЧУЖОЙ
Под брезентовым навесом, где помещалась походная кухня, было уже не протолкнуться. Среди спасательниц Колосов заметил Олега Островских и его шофера. Под дубом стоял их мокрый джип. Чуть погодя Островских пояснил ему, что, как только в отделе стало известно о гибели Железновой и возвращении Гордеевой, он не выдержал и решил ехать в лагерь, чтобы лично быть в курсе событий.
Но сейчас на него никто не обращал внимания. Все взгляды были прикованы к сидящей за дощатым столом Алине Гордеевой. Она пила горячий чай из алюминиевой кружки. Никита заметил, что она очень бледна и что, хоть и пытается не подавать вида, ей очень скверно.
Куртка ее была вся насквозь мокрой и в глине. Но, кроме этого, на груди виднелись еще какие-то бурые пятна. Приглядевшись повнимательней, Никита понял, что это кровь. Складывалось впечатление, что они возникли оттого, что… Гордеева вытирала о куртку испачканные в крови руки.
Кровь на своем начальнике экспедиции заметили все собравшиеся. На Гордееву были устремлены тревожные и вопросительные взгляды. Но задавать вопросы начала она сама.
– Я могу на нее взглянуть? – спросила она Лизунова. Голос ее был спокоен, но было видно, что говорить ей очень трудно.
– Да, конечно. Тело в «Скорой», его уже извлекли из провала, но в морг пока еще не увезли, – ответил тот.
– Во сколько, по мнению вашего эксперта, она умерла?
– Приблизительно между часом и тремя ночи.
– В два ее уже не было в палатке. Я пошла ее искать. – Гордеева отодвинула кружку и достала сигареты.
Лизунов поднес ей свою зажигалку. Сел рядом на лавку.
– Расскажите нам все по порядку, Алина Борисовна, – попросил Колосов. – Что тут было после того, как мы уехали?
– Время было позднее, а день предстоял трудный. Мы легли спать. – Гордеева посмотрела на спасательниц, словно приказывая им не вмешиваться и не комментировать ее слова. – Женя легла. Но, я уже говорила, она была подавлена, сильно переживала за свой прежний промах. И, видимо, в отличие от меня так и не смогла уснуть. Решила доказать, что может преодолеть все свои так неожиданно возникшие страхи. Я проснулась в два часа ночи. От холода – уходя, она неплотно закрыла полог палатки. Я включила свет и увидела, что Жени нет, нет и кое-какого снаряжения. Я сразу решила: она в одиночку отправилась на седьмой маршрут, чтобы произвести там первоначальную разведку и утром огорошить нас новостями, доказав, что она…
– Извините, Алина Борисовна, извините великодушно, но тут все тайное уже стало явным, – перебил ее Колосов. – Почему вы решили, что она ушла одна на маршрут, а не перебралась в другую палатку? К вашему проводнику, например?
– Женя оставила мне опознавательный маяк, где ее искать. Это наше с ней изобретение – использование стойких ароматических масел. Под землей запахи слышны на большое расстояние. Это может весьма выручить, когда у вас вдруг погаснет лампа, тогда можно ориентироваться не только по голосу напарника, но и по запаху. У нас с ней целый язык сформировался. На этот раз она оставила возле моего изголовья пузырек с экстрактом эвкалипта. А это значит: я иду вниз. К тому же я… – Гордеева вдруг запнулась. – Короче, я сразу поняла, что она взялась разыгрывать из себя первопроходца Ливингстона. С ней и раньше такое случалось. Неадекватная реакция. Я оделась, взяла снаряжение и пошла ее искать к тому выходу, который мы планировали осмотреть утром.
– Почему же вы никого не разбудили? – спросил Никита, отметив, что рассказ Гордеевой в деталях весьма отличается от показаний Шведа и Майи Арчиевой. Так и бывает: одно и то же событие разными свидетелями в силу чисто личных причин излагается по-разному. К этому, правда, трудно привыкнуть, а еще труднее не брать это в расчет.
– Я просто хотела вернуть ее. Я подумала, что нагоню ее по дороге. До того входа в Съяны было довольно далеко. Я не думала, что она успеет начать туда спуск.
– Значит, вы уверены были, что искать Женю нужно именно на седьмом маршруте. А почему именно там? – Никита вспомнил, что уже задавал этот вопрос проводнику.
– Господи, там же был эпицентр этих идиотских суеверий, этих бредней. – Гордеева обвела взглядом своих соратниц. – Которые с некоторых пор бродят у нас тут. А я знаю… знала ее. И хорошо себе представляла, что она будет делать, чтобы преодолеть себя.
– То есть спустится одна ночью в подземный ход, где, по легенде, обитает призрак? – Колосов смотрел на Гордееву. – А мы нашли ее в трех километрах от этого места, у входа в Большой провал. М-да… Алина Борисовна, что за пятна на вашей куртке? Откуда они, объясните, пожалуйста.
– Разрешите, я все по порядку расскажу.
Она сунула в рот новую сигарету, и Лизунов снова щелкнул зажигалкой. Колосов заметил, что он не сводит с Гордеевой глаз и как-то странно молчит, не участвуя в допросе, что было для Пылесоса совсем не типично.
– Было очень темно, и моросил дождь. Я решила идти по шоссе, это был самый простой путь туда. Я думала, что им воспользуется и Женя. Я шла быстро и скоро добралась до моста возле Александровки. Начала спускаться к ручью, как вдруг услышала сзади шаги. Кто-то крался за мной по кустам. Я крикнула, посветила фонарем и… – Гордеева затянулась дымом. – Я не знаю, кто это был, но он дико вскрикнул и шарахнулся в кусты. Я побежала за ним. Но он исчез из виду. В кустах под мостом оказался ход, это было то самое место, что вы мне показывали тогда на карте, Никита. Этот неизвестный юркнул туда с проворством ящерицы, и я… Я, честно признаюсь, в ту минуту позабыла про Женю. Я решила выяснить, кто же это такой и куда ведет ход. Протиснулась в горизонтальную штольню, и… там был жуткий запах. При свете фонаря я увидела полуразложившиеся останки какой-то птицы, кажется, вороны, пух, перья. А тот, кого я преследовала, быстро уползал вниз по ходу, я слышала, как шуршит глина. И я поползла за ним. Штольня то сужалась, то расширялась. В некоторых местах я с трудом протискивалась, но потом ход расширился настолько, что я могла подняться и быстро идти. Того, кого я преследовала, я не видела, только видела тень, слышала его шаги, ощущала эту вонь… Впечатление было, что кто-то не мылся год или два. В одном месте я наткнулась на камень и потеряла равновесие. Когда начала руки отряхивать, они были липкие и в крови. Кровь была и на камне. Но на мне ни одной царапины не было, это была не моя кровь. И в этот момент, – она посмотрела на Лизунова, – я вдруг осознала, в какую ситуацию попала. Место было мне абсолютно незнакомо. Ход не раз уже разветвлялся на отдельные коридоры, а в спешке я позабыла пометить боковые штольни. Я поняла, что заблудилась, и тут вдруг у меня… погас фонарь. Наверное, сели батарейки, я в спешке забыла проверить… У меня были свечи, но, пока я шла под дождем, спички отсырели, и я никак не могла их зажечь. Я сунула коробок под мышку и решила подождать. И тут в темноте я вдруг услышала… шаги и какое-то хрюканье, что ли, странные звуки, нечленораздельные. Кто-то словно кружил вокруг меня в темноте. Я начала кричать, ругаться – в такие моменты лучше вести себя наступательно и агрессивно. Чиркнула спичкой, и она, слава богу, зажглась. Я никого не увидела, но поняла, что всего минуту назад кто-то был рядом со мной. На выступе камня я увидела следы крови, словно кто-то опирался рукой и испачкал… Я сразу же повернула назад. Меня никто не преследовал, но идти было трудно. Несколько раз я сбивалась, возвращалась. Я проплутала там почти весь остаток ночи и утро. Когда выбралась на поверхность, был уже день. К счастью, я вышла там же, где и начала спуск. У входа я снова заметила вороньи перья и консервную банку с какими-то объедками. Вот, пожалуй, и все. Кого я преследовала, не знаю, но точно это было не животное.
Под навесом воцарилась гробовая тишина. И нарушил ее взволнованный голос Олега Островских:
– Так, ребята, что ж мы тут сидим-прохлаждаемся? Может, бульдозер подогнать и разрыть этот ход? Я сейчас же договорюсь насчет машины!
И все разом загалдели. Точно плотину прорвало. Колосов увидел возле Островских Шведа. Заметила его и Гордеева и… Их взгляды встретились, и Швед отвернулся. «Э, нет, – подумал Никита. – Много ты нам, дамочка, наговорила тут, чему сразу и не поверить, но о чем-то все же умолчала…»
– Ну, теперь я могу взглянуть на нее? – тихо спросила Гордеева.
– Я вас провожу, Алина, – Лизунов поднялся.
Они пошли по полю к «Скорой». Лизунов на ходу что-то горячо объяснял своей спутнице. У него снова прорезался дар оратора.
– Что все это может значить, как по-вашему? – спросил Колосова подошедший Олег Островских. – Прошу извинения, что не приехал тогда, сердце в постель уложило. Так что все-таки у нас здесь творится, а?
– Пока не знаю, – ответил Никита. – А насчет бульдозера это вы, Олег Георгич, серьезно? Думаю, до такой крайности не дойдет, но все же кое-какая техническая помощь потребуется.
Через четверть часа вернулся Лизунов.
– Она хочет побыть рядом с ней, – сказал он. – Пусть побудет. Какая женщина, Никита. Это ж надо… я таких еще не встречал. Такая выдержка, смелость, присутствие духа. Одна организовала преследование, спустилась под землю…
– Ты ей поверил? – спросил Колосов.
– Я? – Лизунов закурил. – Я ей… Какая она красивая, Никит. Спортсменка. Из Питера сама, родители у нее живы, отец – профессор университета, она мне сейчас сказала. А сама тоже кандидат наук, преподает.
– А еще что-нибудь она тебе сказала? – Колосов смотрел на Лизунова. – Например, не уточнила характер своих взаимоотношений с погибшей?
Лизунов смотрел в сторону «Скорой». Бросил только что раскуренную сигарету.
– Она сказала, что… когда пошла Железнову искать, первым делом заглянула в палатку к проводнику. Так вот. Шведова там не было. Палатка была пустой.
Глава 27
КАМЕРА ЦАРИЦЫ
Дождь продолжался до обеда, а потом наконец выглянуло робкое солнце. Но еще почти шесть часов они ждали, пока подсохнет земля. Лизунов подтянул на место происшествия дополнительные наряды. Люди были расставлены возле всех отмеченных на карте не затопленных водой входов в каменоломни. Олег Островских договорился с лесоторговой базой: к вечеру оттуда на грузовике привезли дрова и брикеты сухого торфа.
Костры сложили у входов в подземелье, оставив свободным один-единственный – под мостом.
Такого невероятного плана оперативной засады Колосову еще не доводилось реализовывать. Но Лизунов заявил: «Мы на войне и не такие штуки проделывали». И был полон решимости сегодня же ночью (если позволят погода и состояние грунта) приступить к розыску и поимке неизвестного, скрывающегося в подземных ходах.
Никита убедился: и. о. начальника Спас-Испольского ОВД ведет себя на месте происшествия столь авантюрно-волюнтаристски не только из благородных побуждений «раз и навсегда покончить с этой чертовщиной». Наблюдая, как Лизунов, точно петух, кружит вокруг Гордеевой, Никита догадывался, что дело здесь в гораздо более личном: Пылесосу просто не терпится показать себя перед «ней» (слово «она» теперь просто не сходило с его языка) крутым начальником, способным единым махом разрубить узел проблемы, от которой уже нельзя было отмахнуться.
Словам Гордеевой о том, что в Съянах бродит кто-то чужой, Колосов в принципе верил. Он своими глазами видел и кровавое пятно в подземном тоннеле и помнил странный след, взятый собакой. К тому же у них на руках был новый труп…
Однако он почти не надеялся на то, что их поиски в этом лабиринте увенчаются успехом. Но Лизунов на все его сомнения громко, чтобы слышала «она», ответил как отрезал: «Попытка – не пытка, спелеологи нам помогут, мы на войне в горах и не такие финты проворачивали. И вообще, надо же что-то делать! Надо!»
Гордеева была в своей палатке. Работала на компьютере. С ней был Швед. С тех пор как «Скорая» увезла тело Железновой в морг, они говорили между собой очень мало и в основном о возможных путях спуска в Съяны, о составлении примерного плана маршрута, об уровне влажности почвы и степени допустимого риска.
Кто Колосову искренне нравился в этой ситуации, так это Олег Островских. Когда возникла полуфантастическая идея выкуривания неизвестного из каменоломен («У входов костры запалим, там же под землей тяга, как в аэродинамической трубе, – с ходу предложил Лизунов. – А в тот ход, где она его преследовала, спустится группа захвата. Я сам пойду. Дым ходы заполнит, его в нашу сторону погонит. Да это вещь проверенная, еще в Афгане против духов эту тактику применяли, мне рассказывали»), именно Островских предложил помощь своей лесоторговой базы. Один его звонок по мобильному – и в лагерь спелеологов пригнали грузовик с дровами и торфом, который должен был создать максимальное задымление подземных ходов.
– Я вот только думаю, можно ли нам огонь зажигать? Нет ли там внизу болотного газа? А то все на воздух взлетим, – беспокоился Островских.
Швед заверил его, что болотного газа в каменоломнях нет, они регулярно проводили замеры и пробы. Тогда Островских решительно заявил, что тоже пойдет с группой под землю.
– Олег, я тебя умоляю, что ты еще придумал? Что ты с собой делаешь?! – Лариса Дмитриевна (она примчалась в лагерь на своем шикарном автомобиле, видимо так и не дождавшись возвращения мужа) просила чуть не плача. – Господи, Алина, Павел, да хоть вы ему скажите, что это нельзя, это невозможно, чтобы он лез туда со своим сердцем!!
– Может быть, там моя дочь, – сказал Островских. – А ты, Лара, помолчи. И езжай домой. Ты нам здесь только мешаешь своими причитаниями.
Колосову этот ответ от души понравился. Островских говорил как мужик, а не избалованный деньгами инфантильный фирмач, который без помощи охраны и прислуги уже не может самостоятельно помочиться. Он не стал возражать, чтобы Островских шел с ними.
Когда они в палатке все вместе примеряли комбинезоны и каски, Майя Арчиева тоненьким комариным голоском читала им выдержки из инструкции «Тактика продвижения в пещерах и методика исследования подземных гротов». Затем настал черед для снаряжения. Никита, как и остальные, получил специальный страховочный пояс, основную веревку, запасную – репшнур, складную веревочную лестницу для подъема из вертикальных шахт, карабины, лампу, компас и набор свечей и спичек в непромокаемой упаковке.
Спуск начали в одиннадцать вечера, когда вся подготовка была закончена. Дежурные милиционеры у входов получили приказ зажечь костры через час, в полночь, чтобы дать время поисковой группе углубиться под землю. Правда, поначалу вся эта экспедиция представлялась Колосову (несмотря на свирепую решимость Лизунова) этакой виртуальной игрой, вроде той, которой баловалась тусовка «Пчелы» в Вальпургиеву ночь.
– Ну, с богом, – Островских крепко пожал руки остававшейся на страховке у входа Майе Арчиевой и другим спасательницам, которых охраняли сотрудники милиции, и перекрестился. Никита сделал бы то же самое, но у него были заняты руки.
Первые метров пятьдесят они ползли в темноте на четвереньках гуськом: Швед, Гордеева, Лизунов и Островских. Колосов был замыкающим и тянул за собой веревку. Вот ход круто завернул, сузился и под уклоном повел вниз, в недра холма.
Они ползли в темноте. Лампу впереди зажег только Швед, от других фонарей, по его словам, пока не было толка. Странное это было путешествие! Под землей все легкомыслие Колосова мигом как ветром сдуло. Чем глубже они спускались, чем уже становился коридор, тем тревожнее екало его сердце: «Как же мы отсюда выберемся? Мамочка родная, куда же нас несет?»
Но вот стало посвободнее, стены разошлись. Они очутились в маленькой низкой пещере, где можно было лишь стоять на коленях или сидеть. Из нее уходило сразу три коридора. Швед, подумав, повел их по крайнему правому, самому просторному.