– Узнав, что вы направились к Рокруа, – продолжал Атос, – мы приготовились встретить вас как можно лучше. Арамис вам солгал… Из той застенчивости, которая делает его прекраснее всех нас в дружбе и страшнее всех в любви. Арамис вам солгал: мы беспокоились за вас.
– Мы потеряли сон,– подхватил Портос.– Приходилось что?то жевать всю ночь напролет, чтоб с приличным настроением встретить утро.
– Вы понимаете, – подхватил в свою очередь Арамис, – нас, привыкающих к мирной жизни, сражение соблазнило до крайности. И когда нам стало известно, что такой воин как вы бросается в него очертя голову, в нас проснулся материнский инстинкт, ибо другого дитя, кроме вас, у нас нет.
Портосу пришло в голову, что речь надо украсить еще одной риторической фигурой.
– Добавим, что мы желали выпить вместе шампанского. Такого случая нам пока не предоставлялось. Узнав, что испанцы приближаются к Шампани, мы решили: здешние места надо оборонять. Ну не прав ли я, Атос?
– Я, признаться, отказываюсь понимать этих иностранцев, которым не терпиться влезть в наши виноградники. Ведь это им ни за что не удастся. Взять, к примеру, Столетнюю войну. Англичане захватили Бордо с его виноградниками, их союзник герцог держал в руках Бургундию. И что же, невинная простушка, не пившая никогда ничего кроме воды, одним махом изгоняет их из страны.
– Да, совершенная простушка… – подхватил Арамис.– Но стоило ее сжечь, как из нее сделали святую.
– Я лично терпеть не могу,– заметил Портос,– когда тянут лапы к моему сидру. По причине близкого соседства я буду оборонять шампанское, пока я жив.
– Господа,– вновь заговорил Атос,– оставим шампанское ради арманьяка и вернемся к д' Артаньяну. Как только мы явились во Фландрию, мы тотчас поделили меж собой наши роли, чтоб быть вам полезными, если в том будет необходимость.
– Точнее, чтоб не потерять вас в этой сутолоке, не промахнуться.
– Или, еще точнее, чтоб испанцы промахнулись, если им вздумается в вас пальнуть.
– Я состою в родстве с герцогом Энгиенским, и он сразу же разрешил мне быть в его свите. А поскольку разговаривать с молодыми людьми я научился…
Тут Атос, который никогда не улыбался, улыбнулся, сам того не замечая, и продолжал:
– Поскольку я научился разговаривать с молодыми людьми, герцог два?три раза обратил внимание на мои доводы.
– Договаривайте, Атос,– перебил его Арамис.– Это вы убедили его дать битву. Это вы указали ему на д' Артаньяна, который сражался в одиночку, когда французскую армию намеревались расколоть на две части. Это вы поддержали его, став во главе двух полков. Это вы и только вы очистили утром лес, куда кто?то из ваших друзей провел сюрпризом тысячу испанских мушкетеров. И, наконец, вы придумали эту заключительную атаку и даже бросили победоносный клич: «Франция! Франция!».
– Я был не один, – ответил д'Артаньян, – позади меня был целый край, Бретань.
– Страна сидра, – заявил Портос, – мои союзники. Попробуйте без спросу взять у них горсть песка, и я явлюсь им на помощь.
– Рядом с молодым герцогом мне было не так уж трудно. Но Арамису, который меня тут так расхваливал, выпала по?моему самая трудная роль. Действительно, как уберечься, если вы ждете выстрелов с одной стороны, а палят в вас с другой? К счастью, Арамис был знаком с доном Франсиско де Мельосом.
– У нас была общая приятельница, – уточнил Арамис.
– Просто приятельница? А вы говорили, помнится, герцогиня.
– Портос!– воскликнул Атос. – Арамис очутился среди испанцев, хотя заявил, что никогда не поднимет оружия против Франции – именно оружия, потому что, если говорить о замыслах, то захват леса был превосходной идеей: Арамис получил возможность ездить взад и вперед по полю битвы и оказать вам услугу в том положении, в каком вы более всего в ней нуждались.
– Я тотчас же вас узнал, Арамис, – заметил д'Артаньян.
– Нет, правда? А почему?
– Потому, что вы так умело скрылись.
– Оставался еще Портос. Как вы понимаете, д'Артаньян, Портоса в штабе не спрячешь. Арамиса или, предположим, меня можно еще спрятать в толпе. Арамис уподобится сонету, а я–басне. Но Портос – это уже эпическая поэма. Он чересчур огромен для маскарада.
– Поэтому меня и назначили в боевые порядки, – заметил великан.
– Не было нужды давать ему указания. Мы знали: потренировав два?три часа в сражении руку, Портос набросится на самое лакомое блюдо.
– На пехоту Фуэнтеса.
– А вы, д'Артаньян, будете неподалеку.
– Пока вы были одни, вас могли убить. Но коль скоро рядом очутился Портос, нелепо было ожидать этого.
– В самом деле, – простодушно заверил Портос. – Если б вас, д'Артаньян, убили, я б перерезал всю армию.
– Но, дорогие друзья, почему вы считаете, что я не должен был умереть?
Арамис ответил первым, голос прозвучал мягко, но решительно:
– Потому что у вас нет оснований устраивать нам такую шутку.
Портос, который для ясности мысли только что прикончил еще один графин с вином, отозвался вторым:
– Нельзя предвосхищать созревание вин в Шампани.
Наконец, взял слово Атос:
– Дорогой мой, потому что я не хочу этого. Д'Артаньян обвел взглядом всех по очереди, всех, вплоть до Планше, который тоже сыграл свою роль в комедии. В этот момент он был невероятно поглощен сооружением торта из вареных в сахаре фруктов.
Арамис созерцал свои ладони. В пылу сражения он сломал ноготь на безымянном пальце левой руки, и это, казалось, сильно его огорчало.
Портос хрупал утиную ножку, которая не поддавалась.
Лишь Атос смотрел на д'Артаньяна.
– Я умираю от голода, – сказал д'Артаньян. – Надеюсь, этот дуралей Планше запасся сыром.
XILVIII. ПОСЕЩЕНИЕ МАРШАЛА
Появился сыр.
Д'Артаньян приналег на него со старанием. Портос вздохнул, как это бывает с человеком, избежавшим большой опасности, реальных размеров которой он вначале себе не представлял.
– Планше!– крикнул он.
– Сударь?
– Предупредил ли ты трактирщика, что сражение будет выиграно за несколько лье отсюда?
– Да, сударь.
– Ну и что он сказал?
– Что доставит лучшее бузи из своих погребов.
– Планше, ты очень догадлив. Планше не возражал.
Внезапно послышался грохот приближающейся кареты. Казалось, будто сам дьявол в образе черного кота мчится в этой карете, влекомой тиграми.
Четверо друзей подняли носы над тарелками.
Из кареты явился маршал Пелиссар с рукой на перевязи.
Лицо великого воина сияло бледностью победы.
Здоровой рукой он подал знак д'Артаньяну.
Д'Артаньян подбежал.
– Дорогой друг, я явился не для того, чтоб помешать вашей пирушке. Но я принес вам новость.
– Новость?
И д'Артаньян весь затрепетал, как если б с ним заговорили о Мари де Рабютен?Шанталь.
– Да. Схвачен некий человек, слонявшийся по полю битвы.
– Кто же это такой?
– Жалкая личность.
– Его имя?
– Тюркен.
– Что с ним сделали?
– Сперва повесили как шпиона.
– Выходит, прекрасная Мадлен стала теперь вдовой?
– Нет.
– Мой дорогой маршал, ваш могучий разум изобретает немало такого, что приводит в замешательство. Так значит, Тюркена повесили, но госпожа Тюркен вдовой от этого не стала?
– Я проходил мимо и глядел вверх. Вы знаете, у меня есть такая привычка…
– И?..
– Но это между нами, – сказал Пелиссон, понизив голос. – Смотреть в небо для меня становится манией…
– Итак, вместо ангела вы заметили Тюркена, который дрыгал ногами в воздухе.
– И велел спустить его на землю.
– Чувство жалости в вас победило.
– Ничего подобного. Любопытство. Я подверг его допросу.
– И что ж он вам открыл?
– Что Ла Фон сбежал от него, пока он спал, прихватив с собой его часть добычи.
– Выходит, договор тоже?
– Да, договор в руках этого изменника.
– Ну а он сам?
– Нашел убежище в Пфальце при дворе маркграфа, человека, известного в Риме своим распутством.
– Итак, никакой надежды?
– Мой дорогой д'Артаньян, вы меня огорчаете. Вы обратили внимание, с каким блеском я выиграл эту битву?
– С величайшим. Всю честь победы вы приписали герцогу Энгиенскому.
– Покойный король просил меня об этом. Неужели вы, видя меня лицом к лицу с врагом, подумали, что я отступлю, получив известие, что Ла Фон нашел себе где?то убежище?
– Да, но что ж нам все?таки делать?
– Прежде всего нужно дождаться совершеннолетия короля. Затем я поддержу его в мысли, что королевство нужно увеличить. Нрав у него горячий, так что трудностей в этом деле не предвидится. Мы завоюем Нидерланды, Фландрию, Германию. Если Ла Фон спрячется, мы дойдем до Италии или до Испании.
– Ну, а если он укроется в Англии?
– Дорогой друг, существует семнадцать способов завоевать Англию, как зимой, так и летом, в любое время?года. Я изложил все это на бумаге, и документы надежно спрятаны в одной из моих крепостей, я не желаю, чтоб эти тайны стали добычей невежд.
– Значит, Ла Фон будет схвачен?
– Со временем, несомненно. Мы будем воевать ровно столько, сколько понадобится, но добьемся мира.
– Вы меня успокоили.
– Насчет мира?
– Нет, насчет войны. А ваши научные труды, которые были в вашем багаже…
– Я слушаю вас.
– Вы не боитесь, что ими воспользуется посторонний?
– Не думаю, чтоб это было возможно. Видите ли, д'Артаньян, Господь дал мне замыслы, по?существу, неисчерпаемые. Я, разумеется, могу их развить и разработать в деталях. Но тогда пострадают другие мои изобретения, которые будут необходимы человечеству в будущем. Я ограничился лишь набросками в самом общем виде.
– Шестнадцать тысяч страниц?
– Что?то в этом роде.
– Записывали вы сами?
– Сначала я диктовал на древнегреческом, потом перешел на древнееврейский. Вы знаете, временами приятно думать на этом языке.
– Все оттого, что вы беседуете на нем с пророками.
– Очень может статься.
– Разрешите еще последний вопрос, очень нескромный?
– Разумеется.
– Когда вы беседуете с Господом Богом, к какому языку вы прибегаете?
– Д'Артаньян, вы привели меня в замешательство.
– В таком случае я беру свой вопрос обратно.
– Нет. Я все?таки вам отвечу. Мы объясняемся мимикой и жестами.
– Как же это возможно?
– Я хмурю бровь, вздуваю ноздрю, а Он перемещает облако, зажигает звезду. Это беседа без грамматики и словаря, но ясная до предела.
XLIX. ПОСЛЕДНИЙ УДАР
– Друзья мои,– возгласил д'Артаньян,– вот победитель сегодняшнего дня, – это муж, который более летает, чем ходит и общается с Богом, едва выдается свободная минута. Маршал, я представляю вам графа де Ла Фера, человека с сердцем греческого героя, господина дю Валлона, человека с силой Геракла и шевалье д'Эрбле с разумом эллина.
– Ого! – воскликнул Пелиссон, – сердце, сила, разум – да это же темы для тех трех картин, которые я предложил одному из своих друзей?художников. Фамилия этого малого Рембрандт, он расписывает панно в моем замке.
– Кажется, вы сказали Рембрандт?
– Да, да. Делает он это великолепно. Правда, чуть мрачновато.
– Где находится ваш замок, дорогой маршал?
– Главным образом в О?Суаль, вблизи Кастра.
– Почему главным образом?
– Потому что по странному капризу архитектора все службы расположены в окресностях Тулузы.
– Но от Тулузы до Кастра не одно лье пути…
– В тем то и дело,– вздохнул в ответ знаменитый воин, – из?за этого пища успевает порой остыть.
– У меня есть на этот случай отличнейший рецепт, – вмешался Портос.
– Не желаете ли поделиться со мной?
– Я приказываю зажарить с утра на вертеле шесть отборных цыплят. Затем мой пекарь разрезает два добрых хлеба, только что вынутых из печи, и вынимает из них мякоть. Затем повар засовывает туда цыплят. Хлебы закрывают, и я ем все целиком в десять утра, если я в отъезде.
– А у меня, – заметил Арамис, – есть специальные конфеты, которые мне привозят из Испании, они служат мне пищей в случае необходимости. Их изготовляют из смеси шоколада с сахаром, кофеи плодов хинного дерева.
– А у меня,– отозвался Атос,– есть мой кубок. И он наполнил его розовым бузи.
– А у вас д'Артаньян?
– У меня? Я прошу Планше принести мне фрукты в сахаре. Ну вот такие, какие он сейчас готовит.
– Ну а если Планше не при вас?
– Если нет Планше, я пропал.
Планше покраснел до корней волос. Великий маршал помог добраться до самой сути, испытать большего счастья возможности не было.
– Следует заметить, – продолжал Пелиссон, – аппетит – великолепная вешь. Ничто не огорчало меня так последнее время, как вид покойного короля: бледное лицо с лихорадочным румянцем на щеках и полное отсутствие аппетита.
– Вы были свидетелем его последних минут? – осведомился Портос.
– Я не мог оказать ему эту услугу, поскольку он просил меня выиграть сегодняшнюю битву. Но я слышал едва ли не последние произнесенные им слова, великие слова, господа, слова христианина и короля.
– Что ж это были за слова?
– Заметив, что я в спальне, он сделал мне знак отойти от окна, чего я, признаться, сперва не понял. Он хотел посмотреть на солнце. И тогда он мне сказал: «Пелиссон, зачем ты отнимаешь у меня то, чего не в состоянии мне дать?»
– Прекрасные слова,– заметил Арамис.
– Покойный король обращался к вам на «ты»? – поинтересовался Портос.
– Он изволил видеть во мне родственника с того самого дня, как в Па?де?Сюз я спас ему жизнь.
– Вы никогда мне этого не рассказывали, – заметил д'Артаньян.
– Пустяковое дело. Я скакал бок о бок с государем, когда он вдруг заметил, что я дышу со свистом. «Возьмите Пелиссон»,– сказал он,– и протянул мне свой обшитый кружевами платок. Для этого ему пришлось наклониться в мою сторону. В эту самую секунду пуля от мушкета просвистела мимо его уха. «Пелиссон, – сказал он мне, – твой насморк спасает жизнь королей, сохрани мой платок на память и сообщи, не желаешь ли ты вышить на нем корону графа или маркиза».
– Но на герцога он все?таки не покусился,– заметил с Серьезностью д'Артаньян.
– Нет. Однако мне известно через его камердинера, что он намеревался женить меня на одной из своих племянниц, чтоб я находился у него под рукой и чтоб вел более размеренный образ жизни в том самом смысле, в каком вы это понимаете, д'Артаньян. Это был великий монарх!
– Да, это был монарх,– отозвался Атос.– Боюсь, что после него будут либо призраки, либо тираны.
– Его упрекали в том, что он всего лишь тень Ришелье.
– Быть тенью Ришелье – не так уж мало, – заметил Атос.
– Да, но он был неблагодарен, – вставил Арамис. – Мой бедный Сен?Мар…
– Вы знали Сен?Мара, Арамис? Арамис покраснел.
– Боже мой, да кто же его не знал? Красивейший мужчина, одно из лучших сердец во всей Франции.
– Кажется, его смерть сильно вас опечалила?
– До такой степени, что я отправился путешествовать, чтоб попытаться забыть об этом.
– Вот почему вы очутились сперва в Испании, потом во Фландрии, где вас и отыскал Планше, – заключил Атос.
– А я?то считал, что вы сбежали в связи с арестом Сен?Мара, – ляпнул Портос.
Арамис вновь покраснел, и Атос пришел ему на помощь:
– Если ничего не можешь сделать для друга, то самое разумное – не множить его горестей, отдаваясь в руки недоброжелателей. Особенно, если у власти стоит зверь, который сеет смерть.
Арамис поблагодарил Атоса улыбкой.
– Людовик XIII не был таким уж неблагодарным человеком. Мой брат Витри в одно мгновение стал и маршалом Франции, и герцогом.
– У него были заслуги перед королевским домом, – заметил Арамис.
– Покойный герцог доводился вам братом? – осведомился Атос.
– Нечто вроде сводного молочного брата: наши кормилицы были в близком родстве.
– Я упрекаю, однако, короля в том, – заявил Арамис,– что он слишком тиранил королеву.
– Слишком – это вряд ли возможно,– откликнулся мудрый маршал. – Достоинства моего короля делаются мне все яснее по мере того, как я все лучше познаю жизнь, теряя возможность пользоваться ее благами. Кокетством было его не пронять.