— Заткнись! — Горячие слезы потекли у меня по щекам, хлынув из ниоткуда. — Я собралась и приехала, старалась изо всех сил и облажалась, знаю, но я все поправила как смогла. Дай мне нормально уехать домой, я больше не могу здесь оставаться!
— Ну и катись! — заорал Дэн, когда я протиснулась мимо него к блестящему черному автомобилю, подъехавшему к обочине. — В таком состоянии ты мне на площадке не нужна! Иди и разберись в себе, женщина!
Я обернулась и уставилась на него с приоткрытым ртом. Даже для него это была новая высота мудизма.
— О Боже, какой же ты законченный му…ла! — Я шагнула вперед, вырвала у него «Монстр манч» и растоптала на тротуаре, сопровождая свои действия вызывающим и вовсе не безумным (как я надеюсь) взглядом. Не успела я выдать короткую фразу, которая, без сомнения, осталась бы в веках образцом сарказма, как Дэн протянул руку и отвел прядь с моей щеки.
— Он тебя что, бил? — спросил он, коснувшись моего лица.
— Что? — опешила я. Кто меня бил? Почему Дэн меня трогает? И почему скулу щиплет?
— У тебя фингал! Он тебя что, ударил? — Дэн опустил руку и сжал кулаки. Очень мужественно. — Этот твой бывший?
Невероятно! Дэн был взбешен еще больше, чем я, когда топтала его «Монстр манч». Но теперь я жалела только о том, что не выхватила пакет и не села в такси, чтобы там доесть. Желудок просто вопил в тоске о вкусной кукурузной закуске.
— Что?! — Я искренне испугалась, что Дэн сошел с ума, но, отерев слезы, увидела на руке плотный слой «Тач эклат». А… ну да. Действительно, фингал. — Никто меня не бил. — Я так старалась помнить про «неприкосновенность» макияжа, что совершенно забыла о собственно травме. А «Ив Сен-Лоран» оказался не водостойким. Об этом профессиональная визажистка могла бы, кстати, и знать. — Я, косорукая, сама себя ударила. Задела сумкой.
Секунду Дэн смотрел на меня с сомнением.
— В принципе на тебя похоже, — смягчился он. — Но нельзя же вот так просто взять и уйти. Приводи себя в порядок, потом мы с тобой пойдем в паб, напьемся и… — он взял меня за руку, — поговорим.
— Я же сказала, что привела замену. — Стряхнув его руку, пихнула чемоданчик на заднее сиденье такси. — И напиваться не собираюсь. Мне нужно выспаться, завтра снова буду в порядке.
— Рейчел, ты не можешь уйти. — Дэн схватился за дверцу машины, когда я устремилась вслед за чемоданчиком. — Если сейчас уедешь, завтра можешь не приходить.
— Дэн, нельзя ли поскорее начать? — Недовольная Тина высунулась за дверь. — Сколько мне еще говорить о «Голливудских холмах» с этой безмозглой куклой?
Я только головой покачала — надо же, с какой скоростью Ана оправилась.
— Это и есть твоя замена? — Дэн даже не повернул головы посмотреть на Тину. — Прямо Мира Хиндли[25] какая-то.
Я не сомневалась, что так он очень неудачно пошутил насчет прически моей приятельницы, поэтому ничего не ответила.
— Она тебе говорила, что у нее собака сдохла? — Я видела, что Тина пытается изобразить сочувствие, но со своим густейшим слоем макияжа она скорее смахивала на печального транссексуала.
— Выходи из машины, — потребовал Дэн, пнув бампер своим «Адидас самба».
— Извини, такое больше не повторится. — Я чувствовала, что снова подступили слезы. Не знаю, виной тому похмелье, унижение или лицо Тины, но я не могла оставаться тут больше ни минуты. — Я приеду завтра утром.
— Только не в мою студию. — Дэн в бешенстве хлопнул дверцей. — Ты уволена.
— Что? — Задохнувшись, я высунулась в окошко. — У тебя нет полномочий меня увольнять!
— Уволить, может, и не могу, но уж со своей-то съемочной площадки вышвырну. А теперь мы с Энди Уорхолом пойдем исправлять твои косяки. — И он решительно пошел в здание.
Тина восторженно показала мне сразу два оттопыренных больших пальца и побежала за ним.
Глава 8
— Какой негодяй! — Мама уронила слегка обвисший кусок пиццы «Полло ад астра» на тарелку и уставилась на меня, приоткрыв рот. — Что ж ты мне сразу не позвонила?
По понедельникам у нас с мамой традиционная встреча в пиццерии. Места мы меняем, чтобы не надоедало, но, как и ее дочь, Сара Саммерс — человек, придерживающийся порядка во всем. Изредка к нам кто-нибудь присоединялся — обычно Саймон, Эмили или Мэтью. Раз в год по особым случаям, вот как сегодня, с нами соглашается поужинать мой братец. Мы сидели в пиццерии уже около часа. Брат пока не появлялся.
— А зачем? Ты назвала бы его засранцем, а потом три часа зудела, что всегда была о нем невысокого мнения. Наверняка теперь думаешь, что высшие силы освободили рядом со мной место для настоящего достойного избранника, — сказала я, обмакивая тестяной шарик в чесночное масло. Иногда пицца — все, что в жизни нужно. Но сейчас я выбрала на пробу довольно модный ресторан «Кентский городок» в надежде, что наша встреча пройдет чуть элегантнее. Скажу сразу: класс заведения не помог.
— Ничего подобного, — горячо возразила мать, от волнения не зная, как приняться за роскошную пиццу с курицей.
— Ну конечно.
— Да, иногда я позволяю себе предположить, что все в этом мире происходит не без причины, — заговорила она. — Ты, конечно, меня перебьешь и не захочешь слушать, но у тебя по карте очень скоро пройдет Сатурн, так что этого и следовало ожидать. Наведение порядка в отношениях, необходимость решения назревших проблем. Сатурн всегда преподносит важные жизненные уроки.
Мне с детства говорили, что я мамина копия. Так и есть, по крайней мере было до смены моего имиджа. У нас одинаковые светлые волосы и голубые глаза. Я тоже невысокая, с плоской грудью и таким же чувством юмора. Правда, я не унаследовала мамину неистребимую веру в лучшее. Они с отцом познакомились еще подростками, полюбили друг друга, через несколько месяцев поженились, родили меня и моего братца, а спустя пятнадцать лет супружеского счастья папаша вдруг встретил новую родственную душу — свою секретаршу — и улетел вить новое семейное гнездо. Не прошло и пяти лет, как он попробовал все это повторить в третий раз. А через две недели женился на четвертой версии Своей Единственной. Мама же осталась вечной оптимисткой, и они с отцом по-прежнему лучшие друзья. Клянусь, папаша регулярно заезжает к ней на чашку чаю, а она иногда даже нянчится с моими единокровными братьями и сестрами. Мне это кажется диким, но родителей вполне устраивает. Правда, пережитое, по-моему, повлияло на мамино здравомыслие. Прежде открытая и жизнерадостная, с некоторых пор она взяла привычку твердить: «Все происходящее имеет свои причины», — добавляя: «Высшие силы всегда дадут тебе то, что нужно, если ты готова это принять». В последние годы она сдвинулась еще больше и перешла к тяжелой артиллерии — астрологии. Все это меня удручало, но братец Пол отказался вмешиваться, хотя я пыталась втолковать, что его позиция «чем бы ни тешилась, лишь бы не вешалась» только подтолкнет мать к другим опасным экспериментам — картам таро, планшеткам для спиритических сеансов и экстрасенсорике. Астрология — лишь стартовый наркотик.
— Саймон с самого начала обещал стать проблемой, и ты это знала, — сказала мама, выждав пару минут.
— Я знала?
Неужели правда?
— Ну как ты не помнишь, я же составляла вам карты! Ты Дева, он Скорпион, прочный союз невозможен! Противоположные знаки, худший вариант. — И мать с явным облегчением вернулась к своей пицце. В переводе на английский с астрологического это означало: «А я тебе говорила».
— Ну опять Мистик Мэг[26], к черту ее! — воскликнула я, не подумав.
— Рейчел Лулу Саммерс! — мгновенно отреагировала мать. — Приличные люди не выражаются в ресторанах!
В результате отвратительного музыкального вкуса маменьки я мучаюсь все свои двадцать восемь лет. Мое второе имя знают буквально несколько человек, и двое из них уже умерли. По естественным причинам, клянусь. Я им ничего не делала.
— Это не такой уж крутой ресторан! — обиделась я. Только растянутой футболки и потертых джинсов мне не хватает, чтобы вновь почувствовать себя пятнадцатилетней. Если я не придержу язык, мамаша того и гляди лишит меня карманных денег. Или расплачется. А этого мне уже не стерпеть.
— Извини. — Я глубоко вздохнула. — У меня стресс. Ты права — что ни делается, все к лучшему.
Мама притворилась, что зевает, и вытерла глаза. Можно подумать, мне без этого не стыдно.
— Я не буду ругаться, если ты не будешь произносить имя на букву «Эл», — сказала я, пихнув к ней тарелку шариков из теста — самое искреннее извинение у мужчин.
— Значит, у тебя все нормально? — спросила мама, почесав нос. — Я знаю, у тебя есть Эмили, и Мэтью, и бог знает кто еще, но со мной-то ты можешь не притворяться.
— У меня далеко не все нормально, — спокойно признала я. — Я впервые совершенно выбита из колеи, но с этим разберусь. Хочешь не хочешь, придется разобраться, правда?
— Откуда в тебе этот задор, эта решимость? — улыбнувшись, восхитилась мама и откинулась на спинку стула. — Ты всегда была такой рассудительной, такой уравновешенной…
— Твое звездное воспитание, — улыбнулась я в ответ, стянув один шарик.
— Естественно, — повела бровью мать.
— Вообще-то сарказм — моя привилегия. — Вслед за шариком отправился и кусок маминой пиццы. У меня привычка хватать из чужих тарелок.
— А я у тебя научилась, — сообщила она. — Слушай, у вас точно все кончено? С Саймоном?
— Точно, точно. — Я окинула взглядом зал. Множество счастливых пар с удовольствием уплетали недорогую пиццу «Экстраваганца». Уроды. — Он ушел. Оставил записку. Вчера мы переговорили.
Я знала, что маме вовсе не обязательно знать о наших дозаписочных кувырканиях. И не только потому, что тогда она устроит на Саймона охоту и пришьет его как собаку. Это, конечно, было бы неплохо, но навещать ее потом всю жизнь в тюрьме? Увольте. Тюрьмы у нас обычно у черта на куличках.
— Как же он мог быть таким бессердечным! — покачала она головой. Плотно лежавшие черные волосы, коротко подстриженные и разделенные на косой пробор, мягко поблескивали в свете люстр. — Хотя Скорпионы всегда эмоционально отстраненны и холодны.
— Мама!
— Ой, прости.
Я гипнотизировала последний тестяной шарик, пока мама со вздохом не подвинула тарелку ближе ко мне.
— Зачем ты вообще заказывала что-то, кроме этого? К салату даже не притронулась. — Мама ткнула вилкой в направлении салатницы. Ага, а это, значит, в ресторанах можно делать. — Ты, кстати, нормально питаешься?
— Да, — отозвалась я, вспоминая, когда в последний раз принимала горячую пищу. Пицца не в счет. — За мной приглядывают Мэтью и Эмили. Они не дадут мне умереть от голода, или заснуть в ванне, или наделать глупостей.
— Это я уже вижу. По волосам, — заметила мама, подхватывая вилкой здоровенный кусок тунца с моей тарелки. — Не может быть, чтобы ты сделала это сама.
— Неужели тебе не нравится? — Я повернулась так и этак, чуть взбив волосы для полного эффекта. — Все просто в восторге.
— Нет, конечно, прическа прелестная, — пошла на попятный мама. — Но у твоих друзей плохо получается удерживать тебя от глупостей, раз ты сама обкорнала волосы кухонными ножницами. Твои роскошные волосы… — Громко вздохнув, мама устроила минуту молчания, скорбя о моем загубленном маллете[27].
— Во-первых, ножницы были медицинские, — поправила я. — Во-вторых, у меня в любом случае это числилось в списке.
— Ты и твоя глупая жизнь, — сказала мать, с любовью глядя в мою сторону. Секунду я, дура, думала, что она смотрит на меня.
— Что, поссорилась со своим парикмахером? — Мне отвесили ощутимый подзатыльник. — Или Фредди Крюгер тренировался? Или помощь на дому приезжала?
— Здрасте, — произнесла я с должным отсутствием энтузиазма. Пол опоздал на час тридцать семь минут.
— Привет, мам. — Он обошел стол и нагнулся поцеловать сияющую мать в щеку. Мы с ней сойдем за Дока и Доупи, если в детском театре кончатся гномы, а Пол вымахал будь здоров. Он плотный и почти с Мэтью ростом, а если учесть, что Мэтью вообще практически чудо природы и принадлежит к расе гигантов, это немало. Но от отца брат взял только рост, и теперь на меня смотрели две одинаковые пары голубых глаз, увенчанные почти идентичными прическами, что было по меньшей мере странно. — Она тебе уже сказала, что ее говнюк дал ей отставку? — Пол схватил вилку и начал поедать мой салат и мамину пиццу одновременно.
— Пол, будь помягче с сестрой. — Мама шлепнула его по руке, стараясь сдержать улыбку. Я тоже сдержала колкое замечание о том, что любимому сыночку мать разрешает выражаться в ресторане. Еще я решила помнить, что мне все-таки не пятнадцать. — У нее же разбито сердце!
— Да, Пол, у меня же разбито сердце! — передразнила я, отбирая салат, хотя и не собиралась его есть. Спорим мы с братом всю жизнь, начиная с инцидента с «Лего» в далеком восемьдесят девятом. — Отвали!
— Рейчел, что за выражения!
— Да, Рейчел, что за выражения?
Последний раз я видела Пола, когда он ударом в нос отправил Саймона посидеть на заднице у входа в «Феникс», но, несмотря на неандертальское проявление братской любви, сегодня он явно не собирался уступать мне ни в чем.
— Как поживает твоя молодая леди? — вежливо поинтересовалась мать, помахав официанту, чтобы Пол мог заказать себе коктейль. «Молодая леди» было кодовым обозначением «девушки, чей голос я слышала на заднем фоне, когда звонила тебе в прошлый раз, а ее имени я не помню, потому что скорее всего ты и сам его не знаешь». — А?
— Э-э… прекрасно, — ушел от вопроса Пол и потянулся, зевнув. — Просто с ног валюсь. Работы в последнее время выше крыши.
— Ты продавец в магазине, где продают скейтборды, — ровно сказала я. — Причем магазин открывается не раньше полудня. С чего бы тебе валиться с ног?
— Пик сезона, — ухмыльнулся он официантке, которая принесла ему пиво. Я с ужасом смотрела, как он с ней флиртует. До двадцати одного года Пол оставался невысоким тощим щенком, одержимым компьютерными играми и «Властелином колец», а потом его накрыл поздний тестостероновый расцвет, и в результате мы имеем мужской вариант надувной блондинки Терезы. Последние десять лет Пол менял девиц быстрее, чем прочитывал романы о Гарри Поттере, причем обоим видам досуга предавался под покровом тьмы, в спальне, подальше от любопытных глаз.
— Перестаньте, мне надо ответить. — Мама вынула из сумки жужжавший мобильник и замахала нам рукой. — В выходные я иду на семинар «Путь богини» в Гладстонбери. Это, наверное, звонит хозяйка шабаша… то есть глава компании.
— Шабаша? — повторила я громко и с осуждением.
Пол пнул меня под столом ногой и покачал головой, но мама даже не заметила, мелкой рысью спеша к двери с телефоном в руке.
— Хозяйка шабаша? — напустилась я на брата вполголоса. — Ни больше ни меньше? Тебе не кажется, что это уже слишком?
— Ты чересчур сурова с ней, — ответил брат, пережевывая тунца. — Отстань, пусть делает что хочет, лишь бы была счастлива.
— Это не дает счастья, а отвлекает от проблем, — ответила я. — И вообще, о каком счастье ты говоришь? Жить монахиней и свято верить в глубине души, что отец однажды опомнится и скажет: «О, похоже, я все еще люблю Сару, прости-прощай, очередная жена»?
— Можно подумать, это будет самым непоследовательным поступком в его жизни, — безразлично отозвался Пол.
— Touche[28], — сказала я, задумчиво крутя бокал с вином. — Но я хочу, чтобы она кого-то себе нашла. Невыносимо видеть ее одинокой.
— Может, она не хочет с кем-то жить! Не все стремятся к совместной жизни, — сказал он. — Я, например, не стремлюсь.
— У тебя же всегда кто-то есть, — возразила я. — Не было дня, чтобы ты болтался без девицы.
— Это не одно и то же, — возразил Пол, по-прежнему разглядывая официантку. — Мне нравится, когда кто-то рядом, но я не проникаюсь настолько, чтобы жениться. Я получаю удовольствие, а когда это надоедает, мы расстаемся.