— Ты сто лет не работала на натуре!
Не будь Вероника моим агентом, из нее получился бы превосходный механик. Все бы стонали от ее: «И вон та уплотнительная прокладка мне тоже не нравится!»
— Дэн из-за тебя на г…но изошел, а у него, между прочим, есть заказ на работу в Сиднее через пару недель. Я могла подсуетиться и послать тебя, если бы он захотел. Редакторы ради него на все согласны.
Только подумать — опять Дэн!
— Дай мне пару дней, ладно? — произнесла Вероника довольно уверенно. — А до тех пор не бери в голову. Развлекайся, позволь кому-нибудь за тобой приударить, переспи с каким-нибудь качком, который не сможет поехать к тебе домой. Свобода — это класс, Рейчел. Женщинам теперь и члены не нужны — и так руководим, как мужики. Мы говорим — кто, мы говорим — когда, мы говорим — где и как. Зачем бойфренд, если у тебя яйца больше?
Я попрощалась, допила остывший чай и остаток дня пыталась не думать о размере мошонки Вероники Мантл.
Глава 10
— Ре-э-э-йчел… — Чьи-то пальцы слегка побарабанили по моей макушке. — Вставай-вставай, хватит баиньки.
До конца жизни не прощу Мэтью, разбудившего меня на самом интересном месте сна с участием Итана Харрисона, нотного пюпитра и ряда действий, которым в шестнадцать лет я бы ужаснулась, потому что мама говорила — этим занимаются только распутницы, причем даже не гостьи программы Джейн Макдоналд[32], а настоящие проститутки вроде бывшей барменши из «Улицы Коронации» или героини фильмов Нолана[33].
Вставать мне не хотелось. После разговора с Вероникой остаток дня я наводила порядок в шкафах, оттащив весь хлам в магазин секонд-хенд и привезя на тележке три банки эмульсии, два ребристых подноса для валиков и разнообразные кисти из «Би энд кью»[34]. Я успела наклеить малярную ленту по контуру оконной рамы, и на этом силы меня оставили. В чем я винила пробежку. Точнее, марафон.
— Который час?
— Почти десять. — Отобрав подушку, с которой я спала в обнимку, Мэтью огрел меня ею по голове. — Поднимай задницу. Нам надо успеть к пол-одиннадцатому — это единственное время, куда они нас втиснули.
Ну хоть кофе принес в качестве компенсации насилия. Я кое-как уселась и протянула руку за дозой кофеина, не продрав толком глаза.
— Превосходное соотношение сахара и кофе, — пробормотала я между огромными глотками.
— Раз ты в самом начале нового пути, тебе еще можно вылеживаться в кровати. — Схватив за локоть, Мэтью потянул меня вверх. — Но сегодня у нас назначена встреча.
— Надеюсь, не для подбора какого-нибудь кошмарного противозачаточного средства? — Я с опаской протерла глаза. — Куда мы идем?
— Если я скажу, это больше не будет сюрприз. — Он выхватил у меня чашку кофе и поднял высоко над головой.
Опять разводка.
Второй слабостью Мэтью — ну, кроме мужчин — я бы назвала пристрастие ко всякого рода сюрпризам. Выдернув из кровати меня, а Эмили оторвав от компьютера, он отказался посвящать нас в какие-либо подробности. Все, что нам было известно, — придется идти пешком двадцать минут. Когда мы остановились у высоких черных двойных деревянных дверей, я уже настолько выдохлась, что была согласна на все, лишь бы разрешили немного посидеть.
Однако сюрприз и вправду оказался ничего себе.
Мы стояли у дверей тату-салона.
— Неужели я это делаю? — спрашивала я, глядя то на Эмили, то на Мэтью. — И мне это не снится?
— Не снится, — подтвердил друг. — Только не ты, а мы. Я тут раздумывал о списке и решил, что ты права. Мало веселого сидеть и хандрить, поэтому я тоже решил подключиться. По-быстрому удалось организовать только тату. Тарзанку придется ждать несколько дней.
Я кинулась к нему с распростертыми объятиями.
— Боже, как здорово! Это я не про прыжок с моста с веревкой на щиколотках. — Мои рыжие волосы, казалось, встали дыбом — такое волнение меня охватило. А еще говорят, нет дружбы на свете! — Неужели мы сделаем себе татуировки?
— А мне-то зачем? — Эмили сунула руки глубоко в карманы своего кардигана. — Ненавижу иглы.
— Потому что мы — одна компания. — Мэтью прижал ее к себе, несмотря на сопротивление. — И потому что у тебя, блин, уже есть одна!
Эмили показала ему средний палец.
— А что мы выберем? — спросила я, сгорая от нетерпения войти и запятнать кожу чернилами, прежде чем меня покинет решимость. Честно говоря, было страшновато. Если Эм с уже наколотой татуировкой совершенно не горит желанием повторять опыт, насколько же это окажется больно в итоге?
— Мне хотелось чего-нибудь глубокого и многозначительного, — начал Мэтью, — вроде лица Джеймса Франко. Но больше этого мой художественный талант не осилил.
Он достал клочок бумаги с тремя пятилучевыми звездами, увитыми нежными завитками. У меня не хватило бы слов достойно описать эти художества, но выглядело роскошно.
— Где? — спросила я.
— На груди. — Мэтью постучал чуть выше сердца.
— На плече, — вздохнула Эм. — Наверное.
— Что? — Я попыталась представить тату на своей коже. На плече это будет как-то… не то.
— Ну не на заднице же? Смотри, как безвкусно, — сказал Мэтью, задирая футболку Эмили и демонстрируя мне сложный спиральный узор на копчике.
— Отвали. — Эмили одернула край футболки, прикрыв пояс микроскопических джинсовых шортов. — Мне семнадцать лет было, тогда все такое же делали.
— Так и нацисты пришли к власти, — сказал Мэтью, отводя взгляд. — Все, уже наше время. Пошли.
— Больно! — завопил он через десять минут. — Не могу больше!
Эмили молча сидела на стуле в дальнем углу, а грузный татуировщик номер один трудился над ее третьей звездой. Мэтью лежал на кровати в центре комнаты, постоянно нарушая тишину.
— Правда, очень больно! — заныл он снова.
Грузный татуировщик номер два вздохнул и убрал иглу.
— Я предупреждал, что зона чувствительная. Уже почти все, ё-мое, либо заткнись и дай работать, либо я тебе на лбу напишу «кисейная барышня».
Мэтью стиснул зубы и кивнул мучителю, чтобы тот продолжал, — такая уж он у нас железная леди. Я тихо сидела у кушетки, предоставив Мэтью сжимать мою руку, хотя это грозило переломом. Мне пришлось ждать, пока освободится кто-нибудь из мастеров. Неужели все тату-салоны непременно должны быть с красными стенами, а татуировщики — с агрессивными прическами? Обстановку оживляли образцы прежних работ хозяев. Среди рисунков с большим преимуществом преобладали кресты, розы и огромные груди — видимо, в соответствии со вкусами татуированной популяции Лондона. А где же красивые тату, которые мы видим на знаменитостях? Или эта выставка служит предварительным тестом для тех, кто зашел в салон наколоть на щиколотке мультяшного цыпленка?
— Так, я закончил, — объявил толстяк номер один, сидевший напротив Эмили. — Перебирайтесь сюда.
— Отпусти! — прошипела я, выворачивая руку из цепкой хватки Мэтью, и храбро направилась к высокому табурету. Эм, волоча ноги, проковыляла мимо меня к свободному стулу. Она немного побледнела, но хотя бы не орала во всю глотку, как некоторые.
— Все нормально, — сказала она, вздрогнув, когда татуировщик накладывал повязку поверх свежего рисунка. — Вовсе не так страшно, как я ожидала.
Я объяснила мастеру, что хочу такой же узор, как у Эмили и Мэтью, но на левом запястье, причем изнутри, и закрыла глаза, когда он поднес к коже одноразовое бритвенное лезвие. Затем протер кожу антисептиком и выложил инструменты. Новые иглы. Новые чернила. Огромный, угрожающе жужжащий электроприбор, который пометит меня шрамами до конца жизни.
— Дышите глубже, это всего минута, — заверил он с улыбкой. Не считая лысины и многочисленных наколок в виде черепов и голых женщин, мастер казался довольно милым. — Поверьте, это вовсе не больно, просто как царапина.
— Все в порядке, — сказала я, стараясь не обращать внимания на бьющееся сердце и крепко жмурясь. Честно говоря, бритвы я боялась больше, чем иглы. Но это пока не включилась машинка с иголкой. Словно бор дантиста. Сверло, которое вонзится в нежную кожу на внутренней поверхности руки. — Я в норме.
Так и было — пару секунд. Затем началось жжение. А потом — четкое ощущение иглы, глубоко входящей в мою кожу. Так, значит, это правда — татуировки накалывают не рогом единорога? Черт бы все подрал!
— Ты как? — спросил над ухом Мэтью. Отсутствие стонов с кушетки означало, что у него-то все позади.
Я кивнула, показывая, что нормально, но выговорить ничего не могла. Сидеть в салоне и подвергаться пытке средь бела дня оказалось малоприятно. Но зато я делала себе тату. Я! Татуировку! Не иначе, скоро начну нецензурно обзывать учителя и курить за школьными гаражами.
— Ну тогда, раз ты не можешь двинуться, у меня есть прекрасные новости.
Господи, какие еще?! Сейчас Мэтью скажет, что переезжает в Мексику со своим Хосе, или будет участвовать в британском конкурсе талантов для готов, или что он беременный!
— Ты, конечно, в курсе, что мы с Эмили знаем твой пароль в «Фейсбуке»…
— Не припутывай меня к этому! — заорала подруга из другого конца комнаты. Толстый дизайнер номер один нахмурился, осуждая повышенные тона. Он явно был тонкой натурой.
— Нет, Мэтью, не в курсе. — Я стиснула зубы, приготовившись к худшему. У меня возникло ужасное предчувствие, по сравнению с которым иголка, проходящая сквозь кожу, — сущий пустяк. Кажется, я догадываюсь, что мой друг скажет.
— Тут один пустяк… Ничего неожиданного, во всяком случае. Я просто чуть ускорил события. Я написал пару строк Итану… — тут он отскочил назад, оказавшись слишком далеко для пинка, — от твоего имени.
— Как — от моего? — вырвалось у меня неестественно пискливо. С другой стороны, разве это не естественно, когда сквозь твою кожу протаскивают иглы? — Ты что наделал?!
— Ничего. Просто отправил ему сообщение с вопросом, не тот ли он Итан Харрисон, с которым ты играла в оркестре, и передал привет, вот и все.
Мне не нужно было смотреть Мэтью в глаза, чтобы понять: лжет, мерзавец.
— Еще что?
— Ничего, клянусь!
— Мэтью!
— Ничего! Но он прислал ответ.
Грузный татуировщик номер один закончил работу и улыбнулся.
— Готово, — сообщил он, стирая крошечную капельку крови и лишнюю краску. — Держите в чистоте, два раза в день смазывайте антисептическим кремом, и будете в шоколаде. А ему дайте ногой по яйцам — это самое то, что доктор прописал.
Я крепко обняла мастера вместо «спасибо», что, наверное, было чересчур, но посттатуировочные эндорфины уже бурлили в крови. Новая стрижка привела меня в восторг, а от татуировки охватила эйфория. Мне стало понятно, как увлечение тату перерастает в манию и люди покрывают себя узорами с ног до головы.
Все три тату были закончены. Я то и дело посматривала на белую повязку на запястье, Мэтью стоял очень довольный собой, а Эмили выглядела так, словно ее вот-вот вырвет.
— Пойдем на улицу. — Я обняла ее за талию и повела к дверям.
— Я заплачу, не беспокойся, — сказал нам вслед Мэтью.
— Еще как заплатишь, — пообещала я. — Об этом можешь не беспокоиться.
Когда Мэтью рассчитался, мы отправились на поиски самого свежего воздуха для Эм. К свободным скамейкам у галереи Тейт я подвела этих раненых бойцов в гробовом молчании. Я понятия не имела, что мне хочется сказать Мэтью. Прекрасно знала, что очень хочу сделать, но вот со словами вышла заминка. На три татуировки ушло чуть больше часа, и когда мы дошли до района Саут-Бэнк, солнце стояло уже высоко, подсвечивая лондонские достопримечательности.
— Как ты мог это сделать? — Я вцепилась в повязку, сосредоточившись на саднящей свежей татуировке, а не на растущем желании убить коварного друга. — О чем ты думал?
— Ты прекрасно знаешь — я не думаю, когда в деле замешаны мужчины, — пожал плечами Мэтью, присев рядом. Эм опустилась на соседнюю скамью в одиночестве. Судя по ее виду, ей требовалось время, чтобы прийти в себя. — Флирт пойдет тебе на пользу. Красивый парень, вы знакомы, он живет в другой стране — абсолютно безопасный вариант.
— Повтори мне дословно, что ты написал, — потребовала я.
— Да пару фраз всего. — Мэтью игриво забросил ногу через подлокотник скамьи, чуть не угодив Эм в лицо. — Самое обычное: сколько лет сколько зим, чем занимаешься, я работаю тем-то и тем-то, и ля-ля-ля, и тра-та-та.
— Ты мне ля-ля не вешай! Надо же — взламываешь мою страницу на «Фейсбуке» и рассылаешь сообщения мужчинам! — оборвала его я, прикладывая к повязке холодную банку колы. — Что именно ты написал? Слово в слово?
— Слушай, тебе не проще самой посмотреть? — Он раздал нам банки диетической пепси, которую купил по дороге. — Я не помню. У тебя же айфон есть.
— Нет, ты свой открой и прочти вслух, пусть у меня руки свободными будут, чтобы врезать тебе в нужный момент. С банкой в одной руке и айфоном в другой я, глядишь, и промахнусь. — Я пододвинулась к Эмили, сидевшей по-прежнему молча. Неоткрытая банка пепси лежала на ее коленях. — И не тяни, на улице не жарко.
— Пожалуйста. — Он вытащил телефон из кармана джинсов. — Но помни, я сделал это для тебя, прежде чем ты начала превращаться в мегеру.
— Да ладно, читай наконец! — Я обняла Эм за плечи и прижала к себе, глядя на другой берег, где в обе стороны по дорогам бежали автобусы, а над ними высился огромный купол собора Святого Павла. Лепота!
— «Привет, я уверена, ты тот самый Итан Харрисон! Сколько лет сколько зим! Вот ты и нашелся! Я Рейчел Саммерс, в школе мы вместе играли в оркестре. Я тут лазила по «Фейсбуку» и вдруг решила тебя поискать. Помаши ручкой, если это действительно ты! Вот здорово будет снова пообщаться! Рейчел. Чмок-чмок-чмок». — Мэтью прочитал сообщение радостным девичьим голосом, чем действительно порадовал.
— И он ответил?
— Да, причем сразу. — Мэтью сменил девичье сопрано на густейший канадский акцент, хотя а) сидел рядом с уроженкой Канады и б) прекрасно знал, что Итан вырос в Суррее. — «Привет, Рейчел! Да, это я, тот самый Итан! Как я рад, что ты мне написала!»
— Не надо утрировать восклицательную интонацию, — сухо сказала я, хотя сердце, не отрицаю, забилось. Надо же — Итан Харрисон рад моему письму… Точнее, писульке двадцатидевятилетнего гея, нацепившего мою маску.
— Да ладно, я тебе не натурал какой-нибудь, чтобы уж и жизни не порадоваться. «Привет, Рейчел, да, это я, тот самый Итан, как я рад, что ты мне написала. Как дела? Я однажды пытался тебя разыскать, но не смог — в Великобритании оказалось очень много Рейчел Саммерс. Как поживаешь? Замужем? Дети есть? Живешь по-прежнему в Суррее? Я закончил тогда год на «отлично» и переехал в Торонто, моему отцу предложили здесь работу. В Канаде здорово. Сейчас преподаю музыку в университете. Кто поверит, если вспомнить, как я лажался в детском оркестре? Громовой ржач».
— Ржач?!
— Громовой.
Хм… Я уж и не знаю, может ли будущий отец моих детей громоподобно ржать.
— «Напиши мне обязательно, очень жду письма». Ну что, все очень мило.
— Выбросить бы твой телефон в реку, — сказала я. В идеале мне не надо было улыбаться от уха до уха, но — так уж вышло.
— Валяй, мне все равно новый нужен, — сказал Мэтью, подтолкнув меня локтем в бок.
— Пристрелить тебя мало. — Я приподняла край повязки. — Точно еще нельзя снимать?
— Точно. Ее сто лет носить надо.
А ведь еще и часа не прошло.
Мэтью оттянул ворот рубашки и расстегнул пару стратегически необходимых пуговиц, чтобы посмотреть на свою татуировку.
— Ф-фу, да тут кровь идет!
— Ты просто баба. — Я постаралась сдвинуть повязку не дрогнув. Три маленькие черные звезды резко контрастировали с моей бледной кожей. — Неужели у нас татуировки?!
— Я знаю, — ответил Мэтью на мое первое замечание, натягивая свою повязку снова. — Надо пойти купить сидра и выпить его в парке, выкурив при этом упаковку «Ламберт и Батлер».