Самка поворачивалась к самцу то правым, то левым боком, и еды доставалось каждому поровну, хотя всякий раз к клюву отца тянулись четыре открытых рта. Поэтому он сам следил за очередью. Возможно, он различал птенцов по тому, где сидели они на спине у матери: двое справа, двое слева, или двое впереди, двое позади, возможно, по росту, а может быть, опознавательным знаком каждого птенца был его клюв. У взрослых он одноцветный, черный, а у пуховичков контрастной расцветки: ярко-розовый с двумя темно-серыми кольцевыми перехватами и эмалево-белым кончиком. Мелкие детали рисунка клюва у них неодинаковы, и родителям этого вполне достаточно, чтобы не путать близнецов.
Сетка дождя то редела, открывая даль, то снова становилась гуще, застилая плес полупрозрачной пеленой, а сценки в этой семье и у соседей менялись ежеминутно. То птенец, которого мать не пустила себе под крыло, пытался взобраться на отца, но тот мгновенно нырял: всех кормить надо. То все четверо прятались с головой под перья, и тогда самец протягивал что-нибудь супруге, наскоро отряхивал «ушки» и приводил в порядок какую-то деталь наряда. То черная крачка, бросаясь на комарика, пугала малышей, и они ныряли разом. То приходилось соседа отгонять, чтобы не промышлял под боком. То дрались птенцы, норовя ущипнуть друг друга или схватить за клюв.
Среди семейных пар под дождем плавала птица-одиночка с двумя птенцами. Она чаще, чем другие, сбрасывала их со спины и реже пускала погреться. Сколько ни следил я за ней, никто так и не подплыл, не помог накормить малышей. В ее поведении было не больше заботливости, чем у соседей, но ее птенцы были сыты чаще, чем у тех. Она приноровилась ловить для них добычу покрупнее, и вместо мелких рачков и насекомых в ее клюве нередко поблескивала рыбешка. То один птенец, то оба отказывались от корма, предлагавшегося почти назойливо, и тогда, проглотив малька сама, она отдыхала и чистилась, держа птенцов под крыльями.
Овдовела она дня за два до их появления на свет: кто-то безнаказанно злодействовал на воде, губя гнезда и ловя их хозяев. Несчастье произошло в маленьком поселении из четырех пар, построивших гнезда рядом. Среди всех в этой группе один самец отличался особой старательностью. Он чаще других в свободное от насиживания время плавал около гнезда, подсовывая под бока наседке то палочку чуть длиннее спички, то метровую камышину, то пучок урути или другой подводной травы. Другие, сменившись, уплывали охотиться, а этот начинал нырять за материалом. Потом именно у этого гнезда перестала появляться вторая птица, и вдова, покидая яйца, прикрывала их ветошью с краев помостика.
Однажды во время ее короткой отлучки приплыла другая обездоленная поганка, лишившаяся, видимо, и яиц и партнера. Она, не колеблясь вспрыгнула на оставленное гнездо и легла на нем, как на собственном. Казалось, вот вернется хозяйка, и тут же будет заключен новый семейный союз. Но счастливого конца не получилось: хозяйка так пугнула незванную помощницу, что та прямо с гнезда бросилась под воду — только брызги полетели, и больше не показывалась вблизи.
Птенцы из ее яиц вылупились, не отстав от соседских, но каково им пришлось в первые дни, неизвестно, потому что снова попасть на это место мне удалось только через неделю, когда из четырех сирот осталось только двое. Они нисколько не отставали от сверстников — шустро плавали, ныряли и не вызывали чувства сострадания. Но было в отношениях маленькой семьи что-то почти неуловимо трогательное, чего не удавалось заметить в семьях благополучных, хотя и там за минувшие дни птенцов тоже поубавилось.
Ушастые поганки на гнездовье держатся не только друг друга. Если около свободной воды обосновалась колония озерных чаек, на ее краю обязательно присоседятся ушастые поганки, намостив среди реденьких камышинок свои полуплавучие гнезда. Брачные плотики они строят в стороне от других пар, а гнезда сооружают поближе и к чайкам, и друг к другу. Под защитой чаек частенько селится разная мирная птица, которую легко обидеть той же вороне. Здесь всегда шумно, но зато намного безопаснее, чем на отшибе, пусть даже в укромном уголке. Потом, когда появятся у поганок птенцы, уплывут они, унося их на себе. Все гнездовые события в их общине так же синхронны, как и у других колониальных птиц.
Пуховички ушастых поганок рано начинают пользоваться врожденным искусством нырять, но это не спасает их от когтей камышового луня. И уж так получается, что всем семьям от него достается примерно поровну. Пока мать возит птенцов на себе, все целы: спасаясь от воздушного врага, она ныряет вместе с ними. А когда малыши начинают все реже забираться к ней на спину, день ото дня все меньше их остается на плесе. Обычно птенцов в семье четверо, реже — трое и совсем редко — двое. Но к тому времени, когда на крыльях у них начинает расти полетное перо, остается их по одному на каждую взрослую птицу. Ни больше, ни меньше. Было в выводке четверо, остаются двое (один или три — исключение).
Конечно, повинен в этом не один лунь, но, видимо, родители могут обеспечить безопасность только двум птенцам. Третий и четвертый обречены. Этого, возможно, не случилось бы, если бы поганки продолжали жить под защитой чаек, но они уплывают от спасительной колонии. Нередко они переселяются из-за кормов ближе к гнезду камышовых луней, облегчая им охоту на птенцов. Другие хищники для них, видимо, не так опасны, и порой приходится удивляться беспечности поганок, когда совсем близко пролетает луговой лунь или коршун. Те, конечно, не вегетарианцы, но не могут ловить свою добычу на воде с такой уверенностью, как лунь камышовый, и поганки это знают.
Потеряв весь выводок, поганки не стремятся повторно выполнить долг перед своим родом, и лишь однажды за десятки лет знакомства с ними мне встретилась пара, вырастившая за лето два выводка. 29 июля 1982 года на одном из старых мелководных прудов в окрестностях Хреновского бора две ушастые поганки кормили двух птенцов, которым было дня три-четыре от роду, а рядом с ними неотступно плавали еще две молоденькие поганки. В отношениях четырех птиц была заметна явная привязанность, а не просто взаимное миролюбие. Родители уже начали переодеваться в зимний наряд. Осень была еще далеко, и у них оставалось достаточно времени, чтобы полностью перелинять на месте, не улетая к традиционным местам линьки.
Улетают ушастые поганки довольно рано: поднялись на крыло птенцы — и в одно июльское или августовское утро опустеет плес. В эти же дни улетает немало перелетных птиц, и взрослых и молодняка. Летят поганки только ночами.
Бесхвостую поганку красавицей не назовешь. Единственное ее украшение — два пучка золотисто-желтых перышек позади глаз — «ушки». А глаза цвета спелой красной смородины. Коротенький черный чубчик, или хохолок, птица в повседневной обстановке почти не топорщит. В пасмурную и особенно дождливую погоду выглядит поганка весьма невзрачно, и вид у нее даже диковатый. Но солнце делает из замухрышки настоящую принцессу: глаз-рубин с точкой зрачка и золотое перо сверкают и светятся словно сами собой на бархатно-черном фоне щеки. Часто ли в животном мире встречается такое изысканное сочетание трех цветов?
Пуховые птенцы издали выглядят почти черными, только в черный пух грудки будто вшит снизу белый треугольничек. По этому уголку их легко отличить от лысушат того же роста. Кроме того, маленькие лысушки в таком возрасте без родителей от камышей и тростников не уплывают, а эти спокойно дремлют на открытой воде.
Дождь кончился только к вечеру. Тучи немного раздвинулись, показав догорающую зарю. Прибавили громкости камышевки. Гаркнула на лету цапля. Постепенно сумерки скрыли все, кроме тускловатого блеска воды, но казалось, что там, на плесике, где остались поганки, вот-вот вспыхнет хотя бы один огонек птичьего глаза.
Малая крачка
К закату шагает лето, едва заметно укорачивая дни-шаги. Тихо и спокойно течет среди скошенных лугов большая река, но маловато в эту пору птиц на ее берегах и воде. Бирюзовыми самородками дремлют на крутобоких стогах сизоворонки. Одинокими сторожами стоят на песчаных косах серые цапли. Докармливая последних птенцов, вьются около берегового обрыва, пробитого рядами норок, несколько ласточек-береговушек. К полудню небо над рекой и равниной становится белесым. Проплывет в нем, не шевеля крыльями, коршун, пронесутся на водопой стремительные горлицы, и снова — никого.
Но внезапно, как безмолвное видение, из дымки возникает пара изящных, светлых птиц, похожих на маленьких чаек. Неторопливо взмахивая острыми крыльями, пролетают они над речным коленом и словно растворяются в нагретом воздухе, не долетев до поворота. Значит, двинулась птица с гнездовых мест. И чуть ли не раньше всех покидают реки Русской равнины малые крачки. Последними, почти на пороге лета, возвратились они с вечно теплых берегов Индийского океана, первыми улетают обратно.
Птицы в семейных парах в дни пребывания на родине неразлучны и сохраняют супружескую привязанность на перелете. До появления птенцов самец относится с трогательной заботливостью к самке. Он ловит для нее рыбешек в пути, он кормит ее все три недели насиживания, хотя насиживает и сам. Это кормление похоже на ухаживание, в котором никогда не бывает назойливости. Прилетев с добычей, самец опускается в сторонке от самки и почтительно и терпеливо ждет, пока она подойдет и возьмет подношение.
У малых крачек нет синхронности в сроках прилета, постройки гнезд, откладки яиц, появления птенцов, отлета, свойственной большинству колониальных птиц, и даже в маленьком, в десяток пар, поселении могут одновременно быть и птенцы, и еще не насиженные яйца. Дело в том, что малые крачки — колониальные, а не стайные птицы, и лишь на короткий гнездовой период объединяются они с другими пернатыми — обитателями речных и морских пляжей. Весной в поисках подходящего места пара может с кратковременными остановками осмотреть за день несколько сот километров берега и, если не отыщет своих, может остаться в колонии речных крачек или основать новое поселение, где через день, через неделю появятся другие пары. Понемногу соберется в начале лета небольшая колония, в которую под защиту смелых крачек подселятся еще зуйки. Так что выбор пристанища у малых крачек довольно случаен, и они могут ныне поселиться там, где их не видели десятилетиями, а потом снова исчезнуть на годы. Правда, разнобой в сроках гнездования бывает и по иной причине: после сильных дождей река затопляет косы, вода губит кладки, ветер заносит песком отложенные яйца, и тогда надо все начинать сначала.
Ямку, в которой лежат яйца, пожалуй, можно назвать гнездом, потому что крачки не только выкапывают углубления на едва заметных возвышениях пляжа, но и устилают их дно обломками раковин, камешками, кусочками камышинок — всем, что можно собрать поблизости. Это немного маскирует яйца, а кроме того, на сыром месте немного предохраняет их от соприкосновения с мокрым песком, на сухом — от погружения в песок. Во время недолгих отлучек наседки, когда она по своей воле или по тревоге покидает гнездо, эту ямку может чуть замести песком, и птица, возвратясь, непременно выбросит лапками несколько щепоток. А так как лежит она на яйцах всегда клювом на ветер, то ямка в течение дня несколько смещается, потому что маленькие вихри выдувают песчинки из-под груди наседки. И время от времени крачка подкладывает себе под бока мелкие камешки, ракушечки, до которых может дотянуться клювом, не вставая. Но иногда поднимается, отходя мелкими шажками от ямки, подбирает подходящие кусочки и, не поворачиваясь корпусом, бросает их через плечо в гнездо. Она продолжает подбирать и бросать в сторону гнезда щепочки и осколки, даже отойдя от ямки на метр или дальше, как заведенная, совершая работу вроде впустую. Но в следующий раз те же кусочки перекинет поближе, а потом и лежа до них дотянется.
Ямка — место для яиц, и птенцы покидают ее, едва умея ходить. Родители выводят их за границу поселения, чтобы не слонялись между чужими гнездами, не выпрашивали корм у соседей. Их пуховый наряд, как и скорлупа яиц, едва различим на фоне песка, засоренного мелким речным боем. Затаившегося птенца можно заметить лишь по солнечной искорке в прищуренном глазу. Затаивается он так сильно, что кажется, будто жизнь покинула маленькое тельце: птенца можно брать в руки, перекладывать с места на место, и он не вздрогнет, не шевельнется, не моргнет, пока не услышит разрешающе-призывный голос отца или матери, принесших корм. Маленькие птенцы довольно умеренны в еде, но, подрастая, становятся ненасытными и торопливо-жадными: стремясь вырвать рыбешку из клюва родителя, нередко роняют ее на песок, и тогда взрослой птице приходится снова лететь к воде, чтобы смыть с малявки прилипшие песчинки.
Рыба — основная, а на хорошем рыбном месте — и единственная добыча малых крачек. Поэтому селятся они неподалеку от тех спокойных и чистых мелководий, где собирается много рыбьей молоди, у тех маленьких лагун и луж, в которых эта молодь, нередко лишенная возможности уйти в реку, бывает обречена на гибель от высыхания летом или от вымерзания зимой. На реках частой добычей бывает уклейка, красноперка, плотва, колюшка, то есть рыба не только малоценная, но и сорная, приносящая рыбному хозяйству немало неприятностей.
Охотничий прием у малой крачки один: зависнув над водой, наметить жертву и, сложив крылья, отвесно, как пика, упасть на нее. В безветрие промахи редки, но волнение и рябь искажают прицельность, и тогда вода выбрасывает крачку ни с чем. Идеальны условия охоты в штиль, когда птица схватывает рыбешку у самой поверхности в одно неуловимое касание кончиком клюва, как будто комарика снимает с зеркала. Даже следа на воде не остается. При очень сильном ветре ей приходится ловить насекомых на берегах, но эта охота никогда не может заменить рыбную ловлю.
Наблюдая охоту малых крачек или их воздушные игры, нападение на врага или крейсерский полет, трудно представить, что есть еще и другие птицы, так же властвующие над воздухом и пространством, как они. Для малых крачек не существует нелетной погоды, так легок и управляем их полет при любом ветре, и кажется, что не они борются со штормом, а шторм с ними, безуспешно стараясь заставить хотя бы одну птицу сдаться и опуститься на землю. Крачка мгновенно набирает предельную скорость и может мгновенно погасить ее и остановиться в любой точке траектории. Крылья ее то развернуты на всю длину, то их узкие концы отогнуты почти под прямым углом назад, и тогда размеренные резкие взмахи придают полету некую лихость и полное пренебрежение к стихии.
Однако, позволив достичь совершенства в полете, природа очень мало сделала для того, чтобы птица могла ходить и плавать. Маленькие пуховички — довольно проворные ходоки, но по мере роста крыльев их ноги как бы останавливаются в развитии, и у взрослых птиц они по-прежнему малы и слабы. Крачка может стоять на них, как на тонких подпорках, не меняя положения тела относительно поверхности, на которой находится, а походка ее столь неуклюжа, как будто каждый шаг птица делает впервые. Не ходит, а неуверенно переступает коротенькими шажками, опасаясь споткнуться о камешек или веточку. К траве и близко не подходит. Всей ходьбы у каждой — несколько шагов в день, когда партнеры сменяют на гнезде друг друга, когда самец кормит самку, когда заползет на пляж случайный ужачок.
Однажды я был свидетелем, как маленькая змея ползла через колонию крачек и зуйков к воде. Куликов ее появление не заинтересовало, но у крачек вызвало всеобщее любопытство. Все ненасиживающие птицы молча семенили за ужачком до самой воды. Когда он проползал мимо насиживающей крачки, та тоже с любопытством проводила его взглядом. Но никто не проявил ни страха, ни агрессивности.
Крачки прекрасно разбираются, кто и когда опасен для них. Маленькую змею они не приняли за врага. Зато самая дерзкая ворона не осмелится в одиночку приблизиться к поселению маленьких птиц, каждая из которых вдесятеро легче ее. Наседки относятся к близости вороны довольно спокойно, как будто не замечают ее. Однако если ворону обнаруживает тот, у кого уже есть птенцы, он молча бросается на нее с такой стремительностью, что ворона, бродившая в стороне от колонии и может быть не помышлявшая поживиться, удирает будто от выстрела. Наверное, живущие по соседству с крачками вороны имеют представление о силе удара идеально заточенного клюва живой стрелы и знают, что если она бьет, то попадает точно в цель. Поэтому только в присутствии человека, спугивающего крачек с гнезд, удаются воронам разбойничьи налеты на колонии.