Других детей у хозяина не было, и, пользуясь своим правом единственной избалованной любимицы, это она настояла взять на службу Хорта, заставив отца выслушать рассказ о Чукке.
— Мы ее найдем, — тогда же решила Наоми.
И тогда же в гавани, в пяти газетах, было сделано объявление:
4. Карьера растет
Всякое коммерческое дело, особенно крупное, как известно идет своим шаблонным, традиционным порядком, разрастаясь за счет выдержки, времени и удачной конкуренции, удешевляющей цены широкого спроса.
И всякие новые мероприятия, видоизменяющие налаженный торговый аппарат, являются для дела, во всяком случае, рискованными.
Редкие из солидных фирм, застывшие в своей традиционности, вводят реформы, предоставляя такую «американскую» игру воле темперамента или тоскующему капиталу.
Однако все движется, все растет, все достаточно убедительно совершенствуется.
Хорт Джойс учел это обстоятельство сейчас же, как только был приглашен директором в фирму «Старт» — через восемь месяцев своей успешной работы, сделавшей ему имя в своих кругах.
Наблюдая и изучая движение, рост, значение и влияние авиации, вполне созревшей — по общему мнению — для коммерческой эксплоатации, Хорт сумел убедить и доказать фирме «Старт», что его авиамероприятия в течение первого же года дадут фирме громадный плюс, если только удастся захватить в свои руки весь проектируемый южный аэротранспорт.
Хорт верно и точно исследовал центр экономического тяготения.
Он ничуть не был фантазером или игроком.
Напротив — долголетний опыт железнодорожной бухгалтерии, знание транспортной калькуляции, привычка иметь дело с цифрой, — сделали теперь, когда ему предоставили широкую самостоятельность, все его проекты превосходными.
Недаром же в коммерческих кругах сразу оценили его организаторские способности, и никто не думал удивляться его естественной карьере.
Правда, с запозданием на много лет, но — что делать так бывает…
Ведь даже мудрецы утверждают: всё — приходит слишком поздно.
Хорт об этом знал и думал:
— Но все-таки приходит, непременно приходит. Да, да. Пришло, вот…
Звезда горит.
Поэтому он спокоен, уверен, насыщен расчетами, проектами.
Поэтому и довольно равнодушно, почти холодно принимает дары судьбы.
— Так должно, так обязано быть. Это порядок вещей. Скверный порядок, но порядок… — утешал Хорт себя и себе подобных, особенно тех, кто еще не дожил до этого обязательного порядка.
Как в свое время до сорока лет, Хорт должным образом принимал все жестокие удары своей каторжной доли, все убийственные несчастья, все мерзости болотной жизни, так теперь он — директор «Старта», фирмы с двумя миллионами долларов основного капитала, он Хорт Джойс, затягиваясь сигарой в своем роскошном кабинете, также должным образом принимал радости своего восхождения на высоту неслыханной карьеры.
Так, в связи с проводимым им проэктом южного аэротранспорта, имя Хорта Джойс всюду пестрело в газетах, а в журналах печатались его портреты и — наконец — появилась всюду его краткая биография.
Фирма «Старт» торжествовала.
Сам Старт, его жена Тайма и дочь Наоми без конца радовались за Хорта и так горячо любили его, что следили за каждым его шагом, за каждым часом жизни, за каждым движением, чтобы только Хорт не чувствовал себя одиноким и — главное — верил, что скоро найдет свою Чукку, и все будет гениально.
Хорт искренно дружил со Стартами и очень хотел найти Чукку, которой всецело был обязан своей изумительной судьбой.
С успехом проводимая идея создания южного аэротранспорта также принадлежала — по мнению Хорта — Чукке, так как, во-первых, аэропланы захватывали громадную территорию, где могла жить Чукка, а во-вторых, это была, пожалуй, единственная возможность нащупать следы во всех концах сразу и — самое важное — приблизить сроки встречи: ведь жизнь убывала с каждым днем, таяла с каждым месяцем.
Уже менее девяти лет оставалось дожить Хорту, а следов Чукки не было, не смотря ни на какие меры, поглотившие напрасно много средств, много светлых надежд.
Чукка только иногда снилась отцу.
Чукка только казалась.
Чукка только чувствовалась в крови.
Чукка только звала.
Но Чукка, была жива, жива!
И это «только» для Хорта было всем смыслом, всем разумом, всем существом, всем оправданием.
Хорт почему-то представлял себе ясно, что Чукка находится в плену у похитивших ее злодеев.
Что Чукка знает все об отце и ждет помощи.
Что злодеям также известно, кто такой теперь Хорт Джойс.
Злодеи рисовались Хорту непременно с черными сверкающими глазами на загорелых лицах.
Были ли это цыгане, или ковбои, или пираты — Хорт не знал, но ясно чувствовалось, что злодеи, владеющие Чуккой, именно такие.
И было совершенно ясно, что Чукка живет на территории южного пояса и где-то в 3-х, 4-х тысячах километрах.
Или чуть дальше.
О, Хорт об этом прекрасно знал!
Он горячо верил в свое собачье чутье, потому что всю жизнь считал себя собакой и умер бы собачьей смертью, если бы не Чукка…
Верней — если бы Чукка вовремя не послала цыганку Заяру, чтобы та сказала о жизни Чукки и тем спасла Хорта.
Так вот мыслил Хорт и мыслил, как истинный бухгалтер, точно, реально, расчетливо, кропотливо суммируя.
Был ли Хорт мистик?
Ничуть, нет.
Особенно теперь. Смешно.
Разве директор «Старт», по общему прозвищу — «самый высокий директор», — мог быть мистиком, когда каждую секунду он брал в твердый счет все явления вокруг, внутри и около, так строго математически анализировал, что на этом анализе и строилось все коммерческое благополучие «Старта».
И весь талант Хорта заключался именно в его феноменальной организации учета, калькуляции.
А интуиция, чутье, наблюдательность были его несравненным плюсом.
Тем плюсом, который сам по себе уже является громадным достоинством.
До сих пор Хорт был похож на бездействующий, спящий вулкан.
И вот, вдруг этот забытый вулкан очнулся, открылся, задымился и с необычайной энергией начал действовать, извергая лаву.
Все, что давалось многим, как результат учения, навыка, исследования, постижения, дохождения — Хорту все это приходило само, без малейших затруднений.
Там же, где он хоть на секунду задумывался или впадал в неясность, или задавал вопросы, или нуждался в разъяснениях, или — в знаниях — там со всех сторон к нему на помощь приходили нужные специалисты, мастера, знатоки, практики, дельцы.
У Хорта теперь было много денег, и он мог великолепно учиться, быстро постигать, совершенствоваться.
У него развилась изумительная память, обострилось глубокое наблюдение, появилась стремительная проницательность, расцвел вкус.
Он прекрасно стал разбираться в искусстве, особенно — в литературе.
Каждый новый прожитый месяц подымал его на новую ступень достижения.
И Хорт не уставал, напротив — он был гордо обвеян сияющей энергией, и светло смотрел на ожидающую высоту, на высоту, которой хотел поразить Чукку, удивить ее, вознести.
Ведь Чукка должна помнить свою прошлую северную жизнь, даже своего утонувшего братца Умба.
И вдруг теперь…
Сказочная перемена: юг, тропическая флора, роскошная вилла, свои аэропланы, моторные лодки, автомобили, картины, книги, масса развлечений.
Дело только за Чуккой.
За ней.
Ведь осталось жить Хорту менее 8-ми лет, а он все еще один, без Чукки.
Без вершины счастья.
И еще впереди — задуманная большая программа.
Надо успеть пройти все свои дороги, исполнить все затеи, осуществить все расчеты, развернуть себя до конца, чтобы, умирая, вздохнуть с большим удовольствием, без зависти, к жить остающимся, без покаяния в прекрасных грехах.
Жизнь, жизнь!
Ему ли — Хорту не были известны все жизненные капризы судьбы, все изломы, зигзаги, провалы, возвышения, горести, нелепости, дикости, достижения.
Он ли — Хорт, не имеет права и дальше рассчитывать на такое изумительное сцепление обстоятельств, чтобы в результате найти Чукку и вместе с ней придумать какой-нибудь крепкий философский фейерверк для конца дней.
Его глаза на вершине.
5. Встреча с Рэй-Шуа
На океанском пароходе «Ориант», направляющемся из Нью-Джерсей в Гибралтар в кают-компании за табль-дотом, после завтрака, когда только что пассажиры кончили есть пуддинг, обожженный тут же за столом ликером, когда задымились трубки и сигары — шел такой разговор:
— Оль райт. Выходит так, что даже случайным встречам, хотя бы происходящим здесь в кают-компании «Орианта», вы придаете какое-то закономерное значение?
— Да. Так называемые «случайные встречи» строго говоря в научном плане, никогда не происходят зря, без толку, без смысла, без теоретического оправдания…
— Позвольте, неужели всякий случайный разговор за случайным столом…
— Простите, как этому поверить?
— Очень, очень странно…
— Даже жутко…
— Однако для полной ясности я должен оговориться, что развивая свою психо-аналитическую теорию «Радио-мысли», в данной обстановке, выделяю из общего числа «случайных встреч» те немногие, которым было предназначено, сознательно или подсознательно, осуществиться и которые, реализуясь впоследствии в определенную форму, станут просто материализованной сущностью, бытием.
— И без участия сверхъестественных сил?
— Без мистической предпосылки?
— О, конечно. Разве работа радио-телеграфа связана с волшебством или мистикой, или религией? Так и моя теория «радио-мысли». Полная параллель. Работа магнитного поля в динамо и работа мозга в черепной коробке — одно явление. Посылаемые волны по радио в пространство и где-то там — за тысячи километров — организованный прием на мачтах, — это и есть представление полной картины работы мыслительного аппарата. Разница меж радио-телеграфом и «радио-мыслью», т. е. человеческой головой, заключается в организации первого и неорганизованности второго. Но стремительное движение современной науки электричества развертывается с такой быстротой, что, несомненно, через короткий промежуток времени мы раз-навсегда покончим с чудесами и мистикой и будем на свои головы смотреть, как на радио-станции.
— Браво, браво, Рэй-Шуа.
При этом имени — знаменитого австралийского модного писателя, Хорт, находившийся здесь, нервно вздрогнул.
Во-первых, Хорт не знал, что это — Рэй-Шуа — прославленная голова, чьи книги не раз приводили Хорта в восхищение, во-вторых, в связи с разговором, Хорт все время думал о своей Чукке, которой так хотелось немедленно передать свою нестерпимую «радио-мысль»:
— Будь со мной.
В-третьих, весь затеянный за табль-дотом разговор произошел по недавней мысли Хорта, когда, купаясь в Нью-Джерсей, он случайно услыхал о том, что на курорте гостит Рэй-Шуа, и подумал:
— Я с ним увижусь на «Орианте», когда мы будем идти обратно в Гибралтар… Тогда, после завтрака, будет разговор о радио-мысли… Рэй-Шуа должен сыграть свою роль… Решено…
И вдруг.
— Браво, браво, Рэй-Шуа!
Сбылось, как многое…
Хорт, вздрогнув, подумал:
— Может быть, настали сроки… Пора.
Ведь менее семи лет осталось жить, а Чукки нет и нет. Почему бы не сбыться и этому?
Пассажиры кричали:
— Привет, оль райт, Рэй-Шуа.
Хорт смотрел, слушал, ждал, томился.
Рэй-Шуа, затягиваясь сигарой и беспечно улыбаясь, продолжал:
— Джентльмены, я держу пари, что с некоторыми из вас, в качестве подтверждения моей теории, «случайная встреча» со мной, здесь на «Орианте», пахнет роковыми последствиями. Я это знаю, как свою теорию, ибо моя радио-голова недурно работает. Я к вашим услугам. Надо же иметь мужество сказать, кому я так нужен, какая мозговая станция тоскует по сообщению со мной? Плиз…
— Я, — твердо ответил Хорт.
Рэй-Шуа протянул руку.
— Мое имя Хорт Джойс. Директор Южного Аэро-транс-порта «Старт».
— Великолепно, — обрадовался Рэй-Шуа, — великолепно! В моей записной книжке имеется только один портрет, кем-то вырезанный из журнала «Док» полгода назад. Вот он.
Рэй-Шуа достал записную книжку и там отыскал портрет Хорта.
— Вот, пожалуйста. Это вы? Да? А на этой странице маленькая запись:
«В почтовой конторе Мельбурна, на окне, перед самым концом занятий, я нашел этот портрет, смотревший на меня большими грустными глазами, внизу была подпись: „Хорт Джойс, директор Южного Аэротранспорта „Старт“. Молча я спросил, что ему нужно? И он молча ответил, что все скажет потом, на корабле… Что я могу помочь…“
— Потрудитесь проверить, — Рэй-Шуа всем на удивление показал портрет и свою запись.