ВИТАМИН «С»
Никого нет. Я на койке лежу один. У меня жар во всем теле и мутит. Только что мне снились яблоки. Холодные, упругие, в больших корзинах, покрытые капельками росы, кисло-сладкие. Мучительные, до дрожи вкусные яблоки. От этого кошмара я проснулся.
Сегодня я наконец понял, отчего меня мутит и что мне нужно. Я хочу яблок. Одно яблоко, пол-яблока, кусочек. Я не могу видеть на столе стеклянные банки с консервированными щами, огрызки селедки…
Я хочу яблок!
Утром ходил на рынок, но их, конечно, там нет; почему-то совсем устал, и нет сил съездить в Иркутск.
Будь у меня две тысячи рублей, я бы сел на самолет, полетел в Москву и привез бы яблок. Честное слово! Больше мне ничего не надо. Будь у меня двести рублей, я бы взял отпуск на полмесяца за свой счет и съездил бы…
С трудом достаю пиджак, выворачиваю карманы. С мелочью и с той же злополучной рваной трешкой тридцать два рубля.
Пришла уборщица Октябрина. Она тихо, как мышка, моет пол, и, когда она ползает на коленях и водит по доскам мокрой тряпкой, я рассматриваю ее худые, красные от воды руки, узкие плечики. У нее большие грязные босые ноги, потому что она шлепает по залитому водой полу.
— Октябрина, — говорю я, — вы положите у двери тряпку — мы будем вытирать ноги.
Она благодарно улыбается, и только теперь я начинаю понимать, какие мы все свиньи.
— Сколько вам лет, Октябрина?
— Двадцать два.
— Что вы? Вам на вид девятнадцать, не больше.
— Ну, вот еще! — смущенно и грустно смеется она. — У меня уже трое детей. Я старуха.
— Нет, вы очень молодая. Это хорошо, — утешаю я. — Это хорошо, что вы выглядите моложе. Только вы очень слабенькая. Вам не трудно мыть столько комнат? Вы не каждый день убирайте. Мы не будем сорить.
— А, ничего!
— Вы давно на стройке?
— Полгода. Мы ехали на Курильские острова, да тут застряли.
— А сами откуда?
— Курские мы.
— Почему же вы поехали?
— Там скучно.
— А здесь?
— Ничего…
— Ну, а почему же не сразу на Курильские?
— Да мы решили сначала в Сибири пожить несколько лет; поработаем, потом поедем дальше. Интересно мир посмотреть.
— Интересно?
— Интересно.
— А яблок вам не хочется?
— Хочется.
Она тихо и бесшумно исчезает, а я с новой силой ныряю в тоску. Как же достать яблок? Как?
В яблоках есть витамины. Кажется, витамин «С». Может, если достать витамин «С», перестанешь думать о яблоках?
Никого нет, поэтому я могу ругаться и стонать, пока одеваюсь. Это развлекает, и мне даже становится смешно. До аптеки далеко-далеко. Я иду, как пьяный, плохо соображая. А вокруг солнце, лето, жара! Только нигде — ни в магазине, ни в столовой, ни на рынке — нет яблок, нет груш, нет вишен, нет клубники. Есть соленая капуста в банках. Это тебе Сибирь. Когда сюда привезут, и привезут ли?
На коробочке витаминов, которые я купил в аптеке, дата выпуска: «Март 1952». До чего же старые! Это желтые шарики-драже, сладкие снаружи и кисленькие внутри. Написано, что надо принимать по 1–2 таблетки в день. Я съедаю десяток, еще и еще… Меня пробирает томительная дрожь от этого кисленького вкуса, даже появилась легкая оскомина. Это витамин «С», тот, что есть в яблоках! Когда ешь яблоки, то тоже кисло во рту и оскомина. А то еще бывает виноград — прохладный, упругий, и в нем желтые зернышки просвечивают изнутри.
ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЯБЛОКИ
Коробочка с витаминами стоит на подоконнике, но меня уже тошнит от них. Я хочу яблок!
У меня есть двадцать девять рублей с заклеенной трешкой. Одеваюсь и думаю: наверно, я все-таки заболел. Голова гудит, ничего не соображаю. Если бы яблок, таких, какие я летом ел дома, я бы сразу ожил и выздоровел!
Когда я выздоровею, я напишу в газету заметку под названием «Автобусиада»: «Гнев, о богиня, воспой пассажира во граде Иркутске…» Но Троянская война — ничто по сравнению с тем, что творится у нас при посадке в автобус. Я стою и чуть не плачу. Я не могу пробиться. А мне нужно во что бы то ни стало в Иркутск за яблоками.
Если бы передо мной оказался тот начальник, который ведает иркутским транспортом — древнеегипетскими трамваями, законопаченными автобусами, которые ходят через час, — с каким наслаждением я вцепился бы ему сейчас в горло! С каким наслаждением я сжал бы горло тем, кто не привозит в разгар лета яблок, кто не может дать нам прачечную, кто задерживает выдачу аванса!
После обеда я все-таки добрался до Иркутска. Билет стоил два рубля; у меня осталось двадцать семь.
Магазины. Лотки. Закусочные. Столовые. Рестораны. Яблок нет. Я выпил стакан газированной воды, и во мне поднялась целая буря, бросало в жар и пот. Да полно, яблоки ли мне нужны? Может, это брюшной тиф? Нет-нет, надо искать!
Мне все казалось, что я увижу где-нибудь на витрине яблоки или что-нибудь из фруктов. Вот-вот, кажется, увижу. Бежал, полз, добегал, жадно шарил глазами по стойкам — нет, нет!.. Только банки, банки, консервы, консервы…
А в Москве чуть ли не на каждом углу сейчас палатка или лоток с апельсинами, с арбузами, с виноградом и яблоки в соломе, душистые, скрипучие. Не схожу ли я с ума? Это уже какая-то мания. Как далеко Москва!
Последняя надежда — центральный рынок. Я понимал, что и там нет, но пошел.
Боже ты мой, чего только не продается на белом свете! Рыба — да такая, что в Москве и не увидишь! Мясо всех сортов, кедровые орехи, соленые огурцы, бочки с медом, квашеная капуста и мука. Веселый шум, гам, толкучка, зазывания!
— Толя! Толька! Толька-а!
Не меня ли зовут? Я обернулся… и чуть не ахнул. В рыбном ряду в брезентовом фартуке, с огромной рыбиной в мокрых жирных руках стоял за весами… Гришка-жадюга, попутчик по поезду!
— Гришка! Здравствуй! Ты как здесь очутился?
— Ого-го! Дела! Целое кино. Я вот чем занялся. Правду говорили, что в Сибири не пропадешь.
— Гришка, скорее рассказывай. Ты же на Братскую ехал!
— А ну ее! Приехали мы, понимаешь, в лес, заперли в дебрю — ни кола, ни двора, руби! Поразведали мы, столковались с местными. «Куда! — говорят. — Живем, как волки, денег — ни-ни, а что заработаешь, сам же и прожрешь. Картошки полгода в глаза не видели». Работают в накомарниках — гнус заедает, хари распухшие — во! Ну, я на попутную — и сюда, на Иркутскую. Тоже хороша! Я на Байкал. Говорили, на Ольхоне рыбаки зашибают. Порыбачил — вижу, не то. Как кому повезет: иной с тысячами, иной без штанов. Вот подобрал себе дело: вожу омуль с Ольхона. Там, на берегу, рыбаки по рублю отдают рыбищу, а тут двенадцать целковых кило… Уже две тыщи наторговал. Перевозка вот трудна — ловят. Хочешь омуля, я тебе за полцены отдам! Жирный, подлец, во-о!
Он поднял за хвост большую рыбу, а меня затошнило от одного ее вида.
— А как же Димка Стрепетов, Васек, Иван Бугай?
— Те, шалопаи, работают. Им что! Ничтожный народ. Посмеиваются, говорят: «Нам и тут хорошо». Лешку чуть не прибили.
— Как?
— На картишках! Я с самого начала понял, что он за птица. Сел играть в компании, обыграл дружков-то на полторы тысячи — и драпать. А в лесу куда убежишь? Схватили. Он говорит: «Я пошутил». Ох, и дали ему внушение! Плакал, карты порвал… Да расскажи сам — что ты? В Иркутске устроился?
— Я тут на стройке бетонщиком…
— Ну вот, я так и знал! Балда! Я сразу, как приехал, понюхал, смикитил: нет, этот квас не про нас. Хочешь, бросай грязную работу, я тебя в свое дело введу? Мне без помощника трудно. Будем на пару возить: безопаснее. Зашибем тысяч по восемь — домой махнем. Еще и в Москву доставим, там он целковых по двадцать кило. Знатная рыба! Экстра!
Я бессильно махнул рукой и быстро, качаясь, пошел прочь, не обращая внимания на Гришкины удивленные восклицания: «Что ты? Что ты? Куда ты?»
Задыхаясь, сделал круг по базару, остановился сообразить: куда я бегу?
И в этот момент прямо перед собой я увидел яблоки.
Впрочем, у меня так шумело в голове, что я мог принять за яблоки какую-нибудь зеленую репку. Нет. Под навесом в маленьком ящике лежали крохотные зеленые пупырышки, вроде того зеленчака, который весной ветер сбивает в саду. Высокий симпатичный человек кавказской наружности стоял в переднике за весами и весело выкрикивал:
— Вот кавказские, естественные, натуральные яблоки! Белый налив!
Они стоили тридцать рублей килограмм. Я взял полкило, положил в рот штучку, раздавил зубами — и почувствовал терпкий, кислый-прекислый вкус, настоящий яблочный вкус. Знаете ли вы, что это такое?
Потом я очнулся, сидя под каким-то ларем на досках. Странно, что меня не забрал милиционер.
Я пошел к остановке, и «автобусиада» повторилась. Дома я был часа через четыре, если не позже. Последние силы ушли на то, чтобы подняться по ступенькам в общежитие.
Да, спекулянту оказалось легче доставить зеленчак в Сибирь с Кавказа, чем некоторым выпускникам торговых техникумов — хм! — с Украины или, скажем, из Средней Азии. Какая насмешка! Это были последние четкие мысли у меня в тот день. Ночью «скорая помощь» забрала меня в больницу.
СТРАНИЦА ИЗ БЛОКНОТА. ЧЕРНОВИК
ПАЛАТА НОМЕР ПЯТЬ
— Ax ты, дрянь этакая! Ах ты, ничтожество! Я с тобой разговаривать не буду. Убери свою койку! Иди к сумасшедшим в палату — там тебе мозги вправят! Уйди вон, или я уйду!
— Мишка, ты взбесился…
— Да, взбесился, потому что с вами тут нормальному человеку не выжить. Приезжают, понимаешь ты, сопляки, баре, от горшка три вершка, мамкино молоко на губах не обсохло — и разевают пасть. Им тут, видите ли, не нравится! Ух, я бы вас выпорол, я бы о вас двадцать ремней порвал!
— Потому что ты ничего лучшего не видел!
— Видел, брат. Я шесть лет в твоей Москве жил, всю Стромынку своими боками повытер, каждый день в восемь сорок пять бежал по Охотному на занятия. Я Москву лучше тебя, сопляка, знаю — и Сибирь знаю получше! Вы хотите, чтобы все было готово. Вы хотите, чтобы от Иркутска до Якутска ходило метро, а в Кузьмихе открылся Большой театр. А то, что это джунгли, ты знаешь? Джунгли! Аляска! Антарктида! Человек, который ушел от железной дороги на сто верст, — это Кук, Магеллан, Пржевальский! Сибирь никто не трогал, не знал и не ведал. Сибирь — как неоткрытая планета, это — такое богатство, что хватит всему миру! Ты знаешь, что мы сейчас вот на угле сидим? Да-да, под твоей койкой уголь! Вон в Кузьмихе им печи топят, под гору за ним ходят и ковыряют из ямы лопатой. Пойди посмотри. Ты ехал — ты знал, куда ты едешь? Тебя позвали открывать, тебя позвали по колено, по шею в болоте прокладывать дорогу, а ты скрипишь: Сибирь оказалась плоха, метро нету. Уйди, убью тебя!
— Но открывать можно и по-человечески!
— Что значит «по-человечески»? Ты, может, хотел бы получить коттедж? На «ЗИМе» ездить на работу? А кто «ЗИМы» делать будет? Четыре несчастных десятка лет прошло, как гиблая, оборванная и варварская Россия задышала свежим воздухом, начала что-то строить. Голодные рты, голые пуза, тьма, полтора «форда» на всю империю, да и те иностранные, голыми руками огонь брали, дрова ломали, голодали, совершали чудеса, мир спасли от фашизма — и строили, перли, шли. А ты хочешь уже на «ЗИМе» ездить? Ты решил, что уже все кончено? Все, мил друг, только начинается! Да! Только начинается! Вы приезжаете и ждете всего готовенького, ждете квартиры с телефоном и газом, ждете, что Чижик уже не пьет, а торговые точки завалены ананасами. Может быть, я тоже хочу ананаса, того, что на Арбате, в магазине «Фрукты», по шестнадцать рублей кило! Так сначала, милый, построй здесь Москву! Земля состоит, к сожалению, не только из столиц. В крупнейшем городе Восточной Сибири Иркутске только одна линия трамвая, и люди еще не видели троллейбуса. Ты понимаешь? А вокруг целина, дебри! Рано нам с тобой говорить о спокойной жизни, ой, рано!.. И кто хочет прожить в наше время достойно и по-человечески, а не паразитом, — тот поднимает целину, прикладывает руки свои, а не смердит!
— Все это, Миша, я понимаю. Помнишь, я с тобой согласился, что, если бы Америка перенесла хоть половину того, что перенесла Россия, она бы не достигла и сотой доли…
— Ты смотри на дух, смотри на темпы. Зачем далеко ходить? Посмотри, что мы вынесли только за одну войну! Они только наживались, только загребали. А мы жизни клали, пот свой и кровь. У тебя же отец погиб — за что он погиб? За что мы с тобой погибнем, если это будет надо?
— Миша, все это я понимаю… И можешь не доказывать мне, что наша страна сделала чудо в невиданный срок. То, что Сибирь — неоткрытая планета, для меня немного ново, но меня и это не смущает: я согласен ее открывать…
— Он «согласен»! Так знай, что никто тебя не просит, никто тебе не кланяется! Ты должен! Ты понимаешь, никто тебя не просит! Не хочешь — иди себе ко всем чертям, и проживешь жизнь спокойно, уютно, удобно, и руки не замараешь. Копти себе! Сколько людей коптят! Но только если ты настоящий человек, ты не можешь жить спокойно. Ты должен совершать великие открытия! Слышишь! Че-ло-век!
— Согласен. Должен. Должен! Я за тем сюда и приехал. Но когда я встречаю свинское отношение, когда я вижу, как много в мире паразитов…
— У тебя опускаются руки и ты говоришь «мама»?
— Нет. Но мне тяжело.
— Становись сам паразитом. Я подсказываю тебе хороший выход. Блестящий! Ну?
— …
— Что же молчишь?