— Прокатимся до супермаркета? — предложил Каин, плюхнувшись на соседнее сиденье. — Девчонкам нужно что-то есть. Да и нам следует позаботиться о пропитании. Тут неподалеку есть один пункт приема крови…эй, приятель, да на тебе лица нет. Все в порядке?
— Все отлично, — хмуро кивнул Габриэль. — Поехали, куда нужно. Заодно по моим делам кое-куда заскочим.
— Уверен? Если тебе некогда, я могу и один съездить. У меня тут в гараже стоит запасной ‘лотус’…
— Нет, все в порядке, я тебя отвезу. Вынужден признать, что сейчас мне необходима компания.
— Ого, — хмыкнул Каин, — вот тебе и невозмутимый Палач. Выкладывай, что стряслось. Если, конечно, это не какая-то страшная тайна.
Габриэль молча завел двигатель.
— Я получил приказ избавиться от Чарли.
— То бишь, убить, — прищурился Каин. — И как планируешь поступить?
Палач покосился на него со смесью досады и удивления.
— Ты меня не расслышал? Мне был отдан приказ ее…
— Да понял я, понял. Но ты, как мне кажется, вовсе не готов его исполнить.
— С чего ты взял? Возможно, это не доставляет мне удовольствия, но приказ есть приказ.
— Ты не хочешь причинить ей боль. И мы оба это знаем. С той самой минуты, как ты появился на пороге моего дома с этой девушкой на руках, было ясно, что ты к ней неравнодушен.
— Послушай, Каин…
— Нет, это ты меня послушай. Сколько можно прикидываться бесчувственным бревном? Поверь мне, я этот путь проходил — несколько сотен лет кряду после гибели возлюбленной обманывал себя и весь мир, кричал, что мне никто не нужен, отрицал любовь, избегал привязанностей. Пока не встретил Яну. Одна из миллиардов на этой Земле — но она оказалась моей, понимаешь, МОЕЙ женщиной. Моей судьбой. Поначалу я тоже противился этому чувству. И бесконечно рад, что сломался.
— Между нами есть разница. Ты — обычный Истинный, не обремененный какими-либо обязанностями. Я не могу себе позволить жить нормальной жизнью.
— Ты мог бы оставить работу Палача. Остаться с Чарли. С нами.
— Если я сделаю это сейчас, Верховный Палач все поймет. Выследить меня Палачам не составит большого труда, где бы мы с Чарли не укрылись. А они наверняка будут следить за мной, оставь я их. И, узнав, ради кого я ушел, узнав, что я ослушался приказа и не уничтожил дампира… Я не боюсь за себя, Каин, но, поверь мне, участь Чарли в этом случае будет более чем ужасна.
— Ну, ты можешь переждать год-другой…
— Бесполезно. Они все равно узнают правду. Ты не знаешь, на что способны Палачи. Нам никогда не позволят просто уйти и жить своей жизнью.
— Но ты, по крайней мере, даже не стал возражать против того, чтобы бросить Палачей ради Чарли. А это о многом говорит, — задумчиво заметил Каин.
— Я не хочу это обсуждать. И мне жаль — я знаю, вы с Яной рассчитывали на кровь Чарли…
— Сегодня Чарли спасла ей жизнь, — отвернувшись к окну, глухо произнес Каин.
— Да, я знаю. Как Яна, кстати? Пришла в себя?
— Когда я уходил, она крепко спала. Рана затянулась. Черт, Орсо, я уж было решил, что самый мой страшный ночной кошмар сбылся и я ее потерял…
— Послушай, что ты в ней нашел?
— Не знаю. А что ты нашел в Чарли?
— Ничего я в ней не…. - нахмурился было Габриэль, но умолк, покосился на ухмыляющегося Каина и с неуверенным смешком ответил: — Не знаю.
Каин фыркнул и, протянув руку, сочувственно похлопал его по плечу.
— Sic fata voluerunt [5], друг мой.
* * *
Глаза Истинных округлялись с каждой новой проглоченной Яной булочкой. Бумажный пакет с ароматной выпечкой опустел в считанные минуты, повторив судьбу пластикового стаканчика с кофе. Наконец, смахнув прилипшие к губам крошки, Яна со счастливым вздохом откинулась на стуле.
— Ну и аппетит, юная леди, — пробормотала Чарли, которая как раз дожевывала вторую булочку, едва спасенную из рук (а, точнее, зубов) ‘новорожденной’ дампирши.
— Ничего не могу с собой поделать, — смущенно улыбнулась та. — Такое чувство, что желудок стал просто бездонным.
— Кушай-кушай. Организм восполняет силы — у тебя была серьезная травма.
— Да? А какая?
— Думаю, это тебе знать совсем ни к чему, — поспешно вмешался Алекс.
Все они — кроме Габриэля, который, сославшись на необходимость принять душ, отправился наверх — собрались за большим обеденным столом. Шторы на окнах были плотно задернуты — сейчас Яна понимала, насколько неприятен мог быть дневной свет для глаз Истинных. Ее собственные глаза уже устали слезиться от этого резкого света.
— Еще один такой завтрак, и я перестану влезать в джинсы, — пробормотала девушка, поглаживая свой слегка выпятившийся живот.
— Ну, при твоем нынешнем метаболизме ты вряд ли наберешь хоть один лишний килограмм, — заверила ее Чарли. — Скорее, наоборот — придется покупать одежду на размер меньше. Я вот на аппетит никогда не жаловалась, но вес при этом остается неизменным.
— Это ж я теперь каждый день смогу себя баловать пирожными и жареной картошкой, — мечтательно протянула Яна.
— И при этом — никакого скучного спорта, — поддакнула Чарли.
— Она и раньше не слишком часто удостаивала спортзал своим вниманием, — хихикнул Каин, за что схлопотал смятым бумажным стаканчиком по лбу.
Алекс наблюдал за ними с выражением легкой растерянности на лице. Он ожидал от Яны чего угодно — слез, истерики, гнева, возмущения — но никак не радостного возбуждения. Перемены в ее внешнем виде поразили его: вроде бы все в ней осталось прежним, но при этом неуловимо изменилось — фигура, черты лица, глаза, волосы, даже манера двигаться. Еще не привыкшая к своим новым способностям, Яна то и дело дергалась от звуков за окнами, щурилась от дневного света, шумно втягивала ноздрями воздух и с жадным любопытством рассматривала и ощупывала все, что подворачивалось ей под руку. Ну точь-в-точь ребенок, впервые увидевший мир. Волосы ее стали напоминать волны жидкого золота, в которые так и хотелось погрузить пальцы; губы рдели, точно спелая рябина, а ясные серые глаза стали подобны грозовому августовскому небу. Сила, энергия и здоровье просто выплескивались из нее — было трудно поверить, что эта самая девушка всего несколько часов назад умирала, бездыханная, в луже собственной крови на дороге. Да, Яна и прежде ему не принадлежала, но сейчас у него было чувство, что он потерял ее окончательно: сильная и неуязвимая, она больше не нуждалась в его защите, да и не далась бы ему больше, как тогда, когда он чуть ли не силой вырвал у нее поцелуй. И радость в нем от того, что она жива, смешивалась со странной печалью.
— Каин, милый, у меня к тебе одна маленькая просьба, — проворковала Яна, отчаянно пытаясь придать своему взгляду невинное выражение. Брови Каина тут же стали угрожающе сходиться на переносице.
— Ну, что ты там еще удумала?
— Взгляни на Чарли. Сколько ей еще ходить в моих вещах? Все они ей коротки. Да и я бы хотела проветриться. В общем, мы хотим устроить себе небольшой шопинг.
— А большого ремня тебе не хочется? — осведомился Каин вкрадчиво.
— Ну, Каин, что нам грозит? Слежки за нами не было, о том, что у тебя тут дом, никто не знает… Что же, нам тут, в четырех стенах, до скончания века сидеть, как пленникам?
— А почему бы и нет?
— Каин, — с нажимом произнесла девушка, заставив всех, даже Чарли, с удивлением поднять на нее глаза. — Либо ты меня отпускаешь, либо я иду сама. И попробуй-ка ты меня теперь остановить.
— Думаешь, не смогу? — усмехнулся Каин.
— Хочешь проверить? — она с вызовом вздернула подбородок.
— Она теперь всегда такая будет? — повернувшись к Чарли, со вздохом поинтересовался Каин. Та смущенно пожала плечами.
— В городе может быть опасно, — вмешался Алекс. — Неизвестно, по каким улицам рыскают сейчас охотники в поисках Чарли. Плюс прихвостни Асгардиса, который едва не прикончил Габриэля… Сидели бы вы дома, девушки. Мы привезем вам все необходимое.
На бледных щеках Яны начали распускаться пунцовые цветы румянца — но Каин заговорил прежде, чем она дала волю своему возмущению.
— Пускай идут. Если Орсо разрешит. Чарли, как-никак, его пленница, а мы не можем ослушаться Палача.
При этом на лице Каина на мгновение промелькнуло выражение, которое Яна охарактеризовала бы, как жалость — причем относилась она явно к Чарли. Знал ли он нечто, чего не знали они?..
— Хорошо, я спрошу его, — пожав плечами, произнесла дампирша. — Думаешь, есть хоть один шанс, что он меня отпустит?
— Уверен в этом, — криво усмехнулся Истинный.
…Остановившись перед дверью в комнату, которую занял Палач, Чарли зачем-то тщательно пригладила волосы и поправила на себе футболку, любезно одолженную Каином. Она немного волновалась — не потому, что Габриэль мог не отпустить ее с Яной в город — но из-за его странного поведения в ее присутствии. После их приезда в этот дом он явно всячески ее избегал — даже взглядом старался лишний раз на ней не останавливаться. Что было тому причиной, она не знала, и оттого порядком нервничала.
Она едва успела занести руку, чтобы постучать, как дверь словно сама собой распахнулась. За дверью обнаружился Габриэль, судя по всему, только что вышедший из душа — скромных размеров полотенце небрежно обтягивало его бедра, грозя вот-вот свалиться к его ногам. Чарли, давно вышедшая из того возраста, когда вид обнаженного мужского тела бросает в краску, на мгновение остолбенела, не в силах оторвать взгляда от представшей ему красоты. Габриэль был великолепен и в своем мрачном черном плаще с мечом на боку, но сейчас, практически нагой, с влажными, прилипшими ко лбу волосами и капельками воды по всему своему идеально сложенному телу — от широких плеч и сильных рук до узкой талии и длинных мускулистых ног, он был подобен прекрасному мифическому божеству, по какому-то недоразумению очутившемуся в мире смертных. Дыхание у Чарли перехватило, все мысли враз улетучились, а сердце из груди переместилось куда-то в низ живота, наполнив его тяжелой пульсацией.
— Я думал, это Каин, — бесстрастно произнес Габриэль.
— Я, видимо, не вовремя… — пробормотала Чарли, невольно делая шаг назад.
— Все в порядке, проходи. Ты мне не помешала.
Он посторонился, пропуская ее в комнату, и она покорно вошла на ставших ватными ногах; наверное, за всю свою врачебную практику она не испытывала такого дикого смятения. И — из-за кого? Из-за мужчины!
‘Прекрати, Шарлотта’, - мысленно одернула она себя. — ‘Словно никогда голого мужика не видела…’
Она окинула комнату быстрым взглядом — широкая кровать, застеленная роскошным шелковым покрывалом насыщенно-бордового цвета с золотым узором, изысканное трюмо, стилизованная под старину мебель, плотные темные шторы на окнах. Даже под внушительным слоем пыли убранство спальни производило впечатление. Вряд ли ее обставляла Яна — судя по выбранной цветовой палитре, дизайнером тут поработал Каин.
— Красиво, — заметила Чарли, поворачиваясь к неслышно подошедшему Габриэлю. Ноздри ее защекотал тонкий, чуть горьковатый аромат его кожи — будь она кошкой, то, наверное, уже каталась бы по ковру, громко мурлыча от удовольствия. Все в нем действовало на нее, как наркотик — его голос, его взгляд, его тело, его запах… И, должно быть, все ее эмоции отразились на ее лице, потому что скулы невозмутимого, как индеец, Палача, тоже едва заметно порозовели.
— А я думала, ты и в душе свои перчатки не снимаешь, — добавила она, взглянув на его ладони с длинными, как у пианиста, пальцами.
— Там я могу не опасаться, что кого-нибудь случайно коснусь, — пояснил он без тени улыбки.
— Чужие мысли и чувства действительно настолько неприятны?
— Я бы так не сказал. Но это дезориентирует и сбивает с толку — приходится много сил тратить на ‘экранирование’. Мне хватает и того, что я и без тактильного контакта улавливаю эмоциональных фон окружающих. Стоит лишь им ко мне приблизиться.
— И… и сейчас — тоже?
— Что?
— Меня ты сейчас тоже чувствуешь?
— О да, — ответил он как-то слишком быстро.
Чарли почувствовала, что у нее начинают пламенеть уши.
— Я… эм-м… я, знаешь, лучше пойду… Зайду попозже.
Она торопливо двинулась к двери, ощущая себя отступающим с поля боя трусом, но Габриэль ухватил ее за локоть и рывком развернул к себе. Чарли едва не впечаталась носом в его обнаженную рельефную грудь.
— Постой. Ты так и не сказала, зачем пришла, — заметил он, не отпуская ее руки. Она подняла на него глаза, невольно отметив, насколько он высок.
— Мы с Яной хотели пройтись по магазинам. Прикупить кое-какой одежды. Сам видишь, в чем я хожу…
— Вижу. По-моему, тебе очень даже к лицу.
— Что? — недоверчиво переспросила она, решив, что ослышалась.
— Я не смогу тебя убить, — вдруг совершенно не к месту произнес он, и в его удивительных хризолитовых глазах отразилось отчаяние, разом сорвавшее маску невозмутимости с его лица.
Чарли не стала уточнять, что он имел в виду — ей и так все было ясно. Как она и опасалась, он получил приказ от нее избавиться. И на что она только надеялась? Он — палач, а она — жертва, безнадежно очарованная красотой своего убийцы. Беззащитный кролик, каменеющий под гипнотическим взглядом удава. Ее участь предрешена, и никто ей не мог помочь.
— Мне жаль, — добавил он тихо, и только сейчас она осознала, что его пальцы скользят по ее щеке, лаская и успокаивая, а, быть может, прося прощения за то, что ему предстояло сделать. Он был без перчаток, но все равно прикасался к ней — почему?
— Сейчас? — спросила она упавшим до шепота голосом.
‘Пусть это будет быстро, пожалуйста’, - добавила она мысленно, и он вздрогнул, словно эта мысль причинила ему боль.
Теперь она была близка ему, как никто прежде: он познал ее мысли, чувства и воспоминания, тайные желания и страхи, и она не разочаровала его; ему казалось, он знает ее всю жизнь — и она, возможно, могла понять его, как никто другой. Она знала, что он способен увидеть всю ее, как на ладони, но не противилась этому — наоборот, доверчиво открылась ему, позволив читать в своем сердце. Прикосновения к ней помогли ему окончательно осознать природу чувства, которое она в нем вызывала — и, как ни странно, принять его. Каин был прав: никто на Земле не способен провести вечность в одиночестве. И он больше не хотел быть одиноким.
Но самое важное заключалось в том, что теперь он знал точно — его чувство взаимно. И в этом была насмешка богов: едва обретя любовь, он был вынужден убить ее собственными руками.
Он заключил ее лицо в свои ладони, пытаясь безмолвно донести до нее всю свою нежность, столь непривычную для него самого, и она закрыла глаза, наслаждаясь моментом — она знала, что каждая минута в объятиях Палача обещала стать для нее последней. А перед лицом смерти лукавить больше не имело смысла. Она хотела, чтобы он знал, что она… любит его. Любит!
Затаив дыхание, он приблизил свое лицо к ее, и она в ту же секунду привстала на цыпочки, обвила руками его шею. Прикосновение ее теплых ладошек пронзило его с ног до головы — страсть и нежность смешались и вскипели в его жилах, спалив остатки благоразумия, и он — уже не Палач, но обычный влюбленный мужчина — впился в губы Чарли жадным поцелуем.
Чарли всегда забавляли романтические фильмы, в которых главные герои, павшие жертвой неожиданной страсти, набрасывались друг на друга, точно дикие звери, срывая друг с друга одежду, чтобы заняться неистовой любовью прямо на полу. Все эти сцены были хороши на экране, но к реальной жизни, по ее глубокому убеждению, не имели никакого отношения. Нет, у нее, конечно, случались романы, и близость с мужчинами всегда приносила ей наслаждение — но в этих отношениях никогда не было места такой всепоглощающей, безумной страсти, которая буквально жгла ее изнутри сейчас, в объятиях Габриэля. Мира вокруг больше не существовало; все ее существо сжалось в один пульсирующий комок желания, грозящий взорваться от каждого нового прикосновения вампира. От его губ было невозможно оторваться — в последний раз она, наверное, так целовалась в старших классах, до боли и синяков — хотя, всякое сравнение тут было неуместно. Так, как целовал ее Габриэль, не мог целовать ни один смертный мужчина.