— Мне нравится этот способ убийства, — выдохнула она, когда он оторвался от ее губ, чтобы нетерпеливо освободить ее от остатков футболки, и без того исполосованной его когтями. Полотенце, едва прикрывавшее его бедра, уже лежало на полу — Чарли не помнила, кто именно сорвал его.
Габриэль усмехнулся, взглянув на нее заплывшими иномирной чернотой глазами:
— Это еще не смерть.
И, прежде, чем она успела уточнить, что он имеет в виду, Палач подхватил ее на руки и опустил на шелковую поверхность кровати.
…Это действительно было похоже на смерть. На самую прекрасную смерть, которую только можно пожелать. Чарли казалось, что она задыхается, что воздух в ее груди неожиданно кончился; ее сердце, колотившееся в бешеном ритме, вдруг замерло и остановилось; ее тело, сотрясаясь от охватившего каждую клеточку наслаждения, выгнулось дугой в руках Габриэля, с рычанием приникшего к ее шее. Господи, как она жила до этого момента? И жила ли? Все, что было с ней до этого дня, утратило всякий смысл — жалкое, бледное подобие жизни, унылый сон людей, даже не подозревающих, чего лишены. И это было гораздо больше, чем физическая близость, больше, чем самая сильная земная любовь; больше, чем вселенная. Ей казалось, что сила Габриэля, горячая и пьянящая, перетекает в нее, наполняя ее жилы огнем, заставляя ее бессчетное количество раз умирать и возрождаться, срывая крик за криком с ее опухших от поцелуев, исцарапанных вампирскими клыками губ. Габриэль стонал, слизывая кровь с ранки на ее шее — но боли не было: сейчас Чарли не заметила бы и переехавшего ее катка. Обессиленная и опустошенная, но переполняемая блаженством, она уплыла из реальности, как ей показалось, на целую вечность — в действительности же прошли считанные минуты. Когда рассудок ее вновь обрел ясность, а к телу вернулась способность двигаться, она повернула голову к раскинувшемуся рядом Габриэлю — и рассмеялась. Сейчас его лицо скорее напоминало довольную морду большого сытого кота, чем устрашающую маску сурового воина. Таким Чарли еще его не видела.
— Будешь смеяться — придется убить тебя еще раз, — лениво пригрозил он, скосив на нее глаза, снова принявшие нормальный вид.
— О, только не это! — в притворном ужасе запротестовала она. — Второго раза я точно не выдержу…
Габриэль улыбнулся чисто мужской самодовольной улыбкой и обнял ее, властно притянув к себе. Она прильнула щекой к его груди, вслушиваясь в мерное биение его сердца и отчаянно завидуя самой себе: ей было хорошо, как никогда в жизни, и это мгновение стоило того, чтобы за него умереть.
— У меня такое чувство, будто я родилась заново, — прошептала она с улыбкой.
— У меня тоже, — тихо произнес он.
— Шея вот только ноет. Ты меня укусил?
— Прости. Не сдержался… Ранка уже затягивается.
— И как тебе кровь дампира?
— С человеческой не спутаешь. Особенная, как и ты.
— И что, вампиры… то есть, Истинные часто кусают друг друга во время…близости?
— Увидишь, — фыркнул он.
— Не верю, что ты… что мы… — она запнулась, подбирая слова. — Что это было — исполнение предсмертного желания жертвы?
— Не говори так. Ты не жертва.
— Нет? А кто же?
— Моя женщина, — ответил он, нежно целуя ее в непокорные кудри. — Моя навсегда…
… Спустившись, они застали остальных в гостиной — сидя на диване, они с преувеличенным вниманием таращились в экран телевизора. Габриэлю пришлось чуть ли не силком втащить Чарли в комнату — она была уверена, что их с Палачом было слышно на весь дом. Уж на что-что, а на слух вампиры никогда не жаловались.
— Габриэль согласился отпустить нас ненадолго, — смущенно сообщила девушка, одергивая на себе рубашку Палача. — Под присмотром, разумеется.
— Еще бы он не согласился. Ты была чертовски убедительна! — заметил Каин и, не выдержав, расхохотался. Отчаянные попытки Яны и Алекса удержать выражение серьезности на лицах тоже увенчалось фиаско: глядя на Каина, и они зашлись в неудержимом приступе смеха.
— Прости, Чарли, — отсмеявшись, выдавила Яна, — но вы и правда так шумели, что даже я вас слышала. И я очень за вас рада, честно!
— Она было сперва решила, что Габриэль тебя там убивает, и ринулась тебя спасать, — Каин весело подмигнул Чарли, полыхающей, как маков цвет. — Хорошо, что мы с Алексом ее вовремя остановили.
— Все, Каин, прекращай, — нахмурился Габриэль, тщетно силясь придать своему лицу грозное выражение.
— Странный способ убийства ты выбрал, однако, — ухмыляясь, заметил тот, и осекся под взглядом Чарли.
— Ты знал? — тихо спросила она.
— Чарли, все знают, что Габриэль должен тебя убить, — устало вмешался Алекс. — И, полагаю, всем присутствующим здесь ясно, что делать он этого не намерен. Таким образом, нам нужно хорошенько подумать, как быть дальше. Когда все это кончится, Чарли придется скрываться…
— Правильно ли я тебя понял? — удивленно приподнял бровь Габриэль. — Вы собираетесь помочь мне спасти Чарли, невзирая на приказ Улафа? Вы не хуже меня знаете, на что он способен. Я благодарен за вашу готовность помочь, но теперь это мое личное дело, и я не хотел бы снова подвергать вас опасности.
— Послушай, это не только тебя касается. Яне необходима кровь Чарли, так что, помогая вам, мы и себе помогаем, — напомнил ему Каин.
— Кроме того, Чарли стала мне подругой — я ее вот так не брошу, — решительно заявила Яна.
Чарли улыбнулась ей, чувствуя подкативший к горлу комок: еще пару дней назад она и предположить не могла, что из пленницы станет другом, а из жертвы — возлюбленной…
— Что ж, — вздохнул Габриэль, — предлагаю сначала разобраться с Элианом и охотниками, пока у Улафа не лопнуло терпение. Если он пришлет сюда еще одного Палача, все наши планы по спасению Чарли рухнут.
— Охотники скоро перестанут быть нашей проблемой — источник их силы-то у нас, — усмехнулся Каин.
— Тем не менее, Грейса необходимо изловить и уничтожить — этот фанатик никогда не уймется.
— Есть идеи?
— Вообще-то, у меня есть одна мысль, — подала голос Яна. — И, думаю, довольно неплохая…
Глава 8
Павшая на город темнота окрасила все вокруг в призрачно-волшебные тона; сорванная с лика ночи плотная черная вуаль раскрыла изумленному взгляду Яны мир, прежде неизведанный, прекрасный и таинственный, переливающийся красками, немыслимыми при ярком солнечном свете. Неужели еще вчера она боялась темноты, ласковой и шелковистой, пронизанной будоражащими душу звуками и серебристым светом далеких звезд? А здесь, в сердце города, ночи словно и не было — повсюду сияли огни вечно бодрствующих улиц, в тени которых то и дело загорались и таяли мерцающие искорки хищных глаз…
Замерев в проеме резной калитки, Яна напряженно и зачарованно всматривалась в ночную жизнь города, всем существом вбирая ее сладостные ароматы и звуки. Обращение, хоть и не сделало из нее хищника, но что-то в ней бесповоротно изменило: город звал ее, и зову этому было невероятно трудно противиться. Вытянувшись в струнку, точно учуявшая дичь охотничья собака, девушка провожала жадным взглядом скользящие мимо машины и прогуливающихся по тротуару прохожих. Она не жаждала крови, но чуяла ее; не нуждалась в охоте, но хотела испытать упоительное чувство ночной погони; не была частью Семьи, но ощущала сородичей по крови, покинувших свои дневные убежища в поисках темных развлечений. Она была всего лишь новообращенным дампиром, а не вриколакосом, вкусившим крови Истинного, но и этого было достаточно, чтобы увидеть изнанку мира, который она считала таким привычным и обыденным. Только сейчас она начала понимать в полной мере природу своего возлюбленного. Впервые ей стало ясно, чего он лишился, отказавшись ради нее от охоты, чего стоило ему усмирить свою древнюю, как мир, неизбывную жажду. Ночь звала и манила, мир вокруг был преисполнен волшебства, а воздух пьянил обилием человеческих запахов…
— Каин, — ошеломленно прошептала Яна, даже не обернувшись — она знала, кто беззвучно приблизился к ней в темноте. — Это… это невероятно. Все, что я знала, к чему привыкла… все так изменилось!
— Изменился не мир, а ты, глупышка.
— И он был таким всегда? Почему мы, люди, видим и воспринимаем его иначе?
— Вам и не нужно иного. Вы — не хищники и не высшие существа, чувствующие потоки тонкой энергии. Для существования вам достаточно того, что вы имеете. Вы сами создали свой мир таким.
— Он прекрасен. — глаза девушки сияли от слез восторга и благоговения. — Как я хотела бы увидеть мир так, как видишь его ты!
— Но ты его и видишь. Дампиры мало чем отличаются от Истинных. Разве что, жажда крови их не мучает, — улыбнулся Каин, обнимая ее.
— И какими ты видишь людей?
— По-разному. Зависит от того, насколько я сыт, — он рассмеялся.
— Днем я долго всматривалась в Чарли и вдруг поняла, что вижу ее словно насквозь — все кровеносные сосуды, ток крови, даже пульсирующее в груди сердце… При этом меня не тянуло ее укусить, но запах ее крови я уже, наверное, никогда не забуду. И — знаешь — он у всех разный. Я поняла это, принюхиваясь к прохожим. Нет, не смейся. Я ничего не могу с собой поделать — запахи сами лезут мне в нос!
— Я и не думал смеяться. Поверь, Яна — тут я тебя понимаю, как никто другой.
— Но у тебя и у Алекса кровь пахнет практически неотличимо…
— Это признак принадлежности к одному виду. В Чарли очень много от человека, а потому она и пахнет иначе. Вообще, запахи людей настолько же индивидуальны, как и отпечатки их пальцев.
— Как пахнет кровь для тебя? Я до сих пор не могу понять, как ты можешь видеть в людях одновременно пищу и… Ну, то есть, это так же странно, как если бы человек влюбился в говорящую сосиску, нет?
Каин фыркнул.
— Скорее, как если бы тигр воспылал страстью к прелестной лани. Хотя, раньше, кажется, ты любила сравнивать нас со свирепым волком и глупенькой овечкой.
— Я серьезно, Каин.
— Я тоже. Загвоздка в том, что ты — не овечка, а я — не волк. Тысячелетия адаптации окончательно стерли какие-либо внешние различия между двумя нашими видами. Ты бы воспринимала меня, как чудовище и хищного зверя, сохрани я свой первоначальный облик — облик, в котором мои предки некогда пришли из Леса. И, разумеется, в этом случае ни о каком романтическом увлечении не могло бы идти речи. Но наша природа утроена мудро: чтобы обеспечить выживание нашего Рода, она снабдила нас возможностью эволюционировать в поразительно быстрые сроки. Помимо того, что мы внешне выглядим, как люди, мы еще и чрезвычайно привлекательны по человеческим меркам. Что, вкупе с ‘вампирским гипнозом’, делает нас совершенными хищниками…
— С одним существенным преимуществом. Вы умеете любить своих жертв, — лукаво заметила Яна.
Каин молча посмотрел на нее сверху вниз — в рассеянном ночном свете его глаза, когда-то казавшиеся Яне черными, отливали насыщенной темной синевой — затем наклонился и коснулся ее губ легким, почти невесомым поцелуем. Он отстранился прежде, чем девушка успела откликнуться на ласку, и это было странно: Каин редко бывал настолько сдержан в проявлении своих чувств. Неужели в глубине его сердца все еще таилась обида на нее из-за Алекса?
— Каин… — начала было Яна, но он торопливо перебил ее, явно не желая начинать неприятный для себя разговор:
— Мы ведь обещали вам шопинг. Пойдем, пока Габриэль не передумал.
— Сейчас? На ночь глядя? — растерялась она.
— Любимая, ты, похоже, вконец одичала в нашем лесу. Это же Лондон — он никогда не спит, — снисходительно усмехнулся Истинный.
— А Чарли и Габриэль… мы им не помешаем? Они явно хотели немного побыть наедине…
— У них было достаточно времени. Кроме того, Габриэлю еще предстоит продолжить свои поиски, пока Чарли осваивается со своими способностями. Твоя затея была хороша, но я не уверен, что она сработает — все же, дампиры отличаются от нас…
Яна вздохнула, позволяя ему взять себя за руку и увлечь к дому. Поначалу ее идея вдохновила даже Габриэля, который, кажется, был порядком обескуражен тем, что сам до нее не додумался. Ведь это было так очевидно — если между Истинным и обращенным им вриколакосом существовала крепкая ментальная связь, то почему ее не могло быть между Чарли и охотниками, в жилах которых текла ее кровь? По сути, Чарли была их создателем, творцом. Особенности ментальной связи были таковы, что создатель мог в любой момент установить контакт со своим вриколакосом, однако при этом мог блокировать обратную связь. То есть, сумей Чарли нужным образом ‘настроиться’, она, вероятно, обнаружила бы местоположение Грейса — а он бы ее не нашел. Загвоздка заключалась в том, что Чарли большую часть своей жизни и не подозревала о том, кто она такая — и, соответственно, никогда не прибегала к своим врожденным способностям. Сколько она ни старалась, ничего похожего на ментальный контакт с кем-либо из охотников не возникало. Причина могла крыться в том, что у охотников попросту закончились запасы ‘эликсира’, но и ‘тренировки’ на Яне не принесли результата: Чарли ничего не чувствовала.
— Возможно, дело в том, что у меня просто нет такой способности, — устало предположила она после нескольких часов упорных попыток.
— Теоретически, она должна быть, — задумчиво заметил Палач. — Раз уж другие таланты Истинных у тебя присутствуют — ускоренная регенерация, развитые органы восприятия, нечеловеческая сила…
— Зато я не владею вампирским гипнозом.
— Ты просто никогда не пыталась. Не удивлюсь, если ты и память крови считывать умеешь.
Чарли брезгливо поморщилась — идея смакования чужой крови ей явно пришлась не по нраву.
— Быть может, моя связь с Грейсом не настолько сильна. Моя неприязнь к нему может выступать своего рода помехой…
— Ментальная связь не может быть сильнее или слабее в зависимости от личности обращенного, — возразил Каин. — Она настолько крепка, что, в случае гибели создателя нередко умирают и его вриколакосы — так было с той девчонкой, обращенной Перворожденным, помнишь, Габриэль? Как ее звали?
— Изабель.
— Точно. Связь может ослабнуть с течением времени, если создатель и его вриколакос редко прибегали к ментальному контакту или их разделяет слишком большое расстояние — но в пределах города, даже такого крупного, ты должна без труда почуять Грейса. Если он еще принимает ‘эликсир’, конечно.
— Я даже Яну не чувствую, хотя мы находимся в одной комнате, — усмехнулась Чарли.
— Ты чувствуешь ее присутствие физически, а это может препятствовать ментальной связи. Для чистоты эксперимента ей следовало бы находиться хотя бы метрах в ста от тебя.
В итоге тщетные попытки установить ментальный контакт с Грейсом были оставлены — к великому огорчению Чарли, которая надеялась оказаться полезной Габриэлю. Помимо так внезапно вспыхнувших между ними чувств, ее переполняла благодарность — ради спасения ее жизни он рисковал собственной безопасностью. Узнай Палачи о его неповиновении, все это могло очень скверно для него закончиться.
Пока Чарли отдыхала в компании Габриэля, Яна и Каин вышли проводить Алекса, покидавшего их дом с явной неохотой. После нескольких недвусмысленных намеков со стороны Каина о том, что кое-кто засиделся в гостях, у него просто не осталось другого выхода. Да и Яна после этого злосчастного поцелуя старательно избегала его общества…
— Если что, я все там же, в отеле, — произнес он на прощание, и Яна лишь молча кивнула: под настороженным взглядом Каина нужные слова никак не приходили ей в голову. Она могла только надеяться, что Алекс все поймет правильно — как всегда. Странно, но во всей этой ситуации она ощущала и свою вину: похоже, Каин был прав, говоря о ее совсем не дружеской симпатии к Александру. Как такое могло быть? Она совершенно искренне, всем сердцем любила Каина — любила больше жизни, до помрачения — но при этом не могла устоять перед Алексом. Каждая их встреча вносила смятение в ее жизнь. И, все же, в одном она была точно уверена: возникни перед ней выбор, она не колеблясь бы выбрала Каина. Сама мысль о возможности потерять его вызывала тупую боль в груди…
…Прежде, чем войти, Каин деликатно кашлянул перед дверью, но это было излишним — разумеется, Палач уже знал о его приближении. Они с Чарли сидели на том же диване, в полной темноте; ее кудрявая голова покоилась на его груди, а его руки держали ее в бережных объятиях. Лица обоих выражали одновременно нежность и грусть — их будущее было слишком туманным и тревожным, чтобы позволить им всецело насладиться своим счастьем.