– Федора, – ласково подсказал Володя, не отрывая взгляда от его лица.
– Во-во! Говорят, на куски порезала! Теперь что же – твоя очередь? Мазохист чертов! – Гарик не любил, когда шеф смотрел на него так вот пристально, словно сканируя его потаенные мысли. Он вдруг завозился на месте и, срываясь на фальцет, заверещал: – Как?.. Как, спрашиваю, ты собираешься с ней в город заявиться?
– Легко!
– Не получится! – Он сжал кулаки и принялся колотить ими по сиденью, выбивая застоявшуюся в нем годичную пыль. – Я тебе, придурку, уже партию высмотрел. Не для брака, конечно же, но с пользой для дела! Дама красивая, респектабельная, с положением. Она нам так нужна для дела, кабы ты мог себе представить!
– Для какого? – Володя сел рядом с другом и устало привалился к его плечу, облаченному в модный пиджак «от кого-то там». – Какое, к черту, дело, Гарик, если я в отсидке? Какая респектабельная дама захочет со мной связываться? Если, конечно… Она уродина? Нет… Тогда у нее в ушах и носу растут длинные волосы! Опять мимо? Зубы в шахматном порядке? Снова нет… Кривоногая, рябая?.. Почему же тогда она меня вдруг возжелала?
– Ей за сорок, – небрежно обронил Гарик. Пожалуй, слишком небрежно, чтобы Володя мгновенно не почувствовал в этом подвох.
– И как ей за сорок?
– Ну… – Гарик откровенно растерялся.
– Ну-ну! Как ей за сорок? Ей до хрена за сорок, Гарик! Я понял это сразу. И мне такая плешь ни к чему! И вообще, сегодня у меня свадьба, а невесту ты уже куда-то спровадил. И это неумно, учитывая обстоятельства!
На Володю вдруг накатило необъяснимое бесшабашное веселье. Захотелось беспрестанно дурачиться и острить. Непременно вывести Гарика из себя, чтобы тот пошел красными пятнами и принялся, как всегда, хвататься за узел галстука и хлопать себя по карманам в поисках несуществующего валидола. Валидола в карманах никогда не было и быть не могло: Гарик обладал стопроцентным здоровьем. Но ритуал имел право на существование, и Володе просто до колик в животе захотелось все это встряхнуть в памяти и возродить к жизни.
– Так, ты будешь у меня за свидетеля. – Он ушел в свою спальню, скрипнул там дверцей шкафа и принялся вышвыривать на кровать свои шмотки. – Черт, даже надеть нечего. Гарик, ты не догадался привезти мне костюм? А кольцо? Господи, я совсем забыл о кольце! Ты привез кольцо?
– Иди к черту! – огрызнулся Гарик, сразу поняв, куда клонит друг, и не приняв подачи. – Мне не до веселья, Володь! Мне как сообщили, так веселье сразу и закончилось. А кольцо… кольцо я, конечно, привез. Костюма нет, уж извини, не успел. Пойдешь в моем.
– А ты? – Володя выглянул из дверной ниши и любовно оглядел франтоватого Гарика, умел тот выглядеть, слов нет – умел. – Как же ты переживешь весь процесс в моем свитере?
– Я при этом фарсе присутствовать не желаю! – Он оскорбленно насупился. – И вообще не представляю, как я буду объясняться со Стэллой! Она уже выкупила тур на двоих во Францию. Недельный тур в пятизвездочном отеле… идиот! Так ждала твоего возвращения. Такая… такая шикарная женщина!
– Ага! После трех подтяжек, шейпингов, массажей и двенадцатичасового сна до полудня. Нет уж, дружище! Даром мне не надо твоих юных дам престарелого возраста! – посмеивался Володя, натягивая на себя единственно приличную рубашку, светло-серую в еле заметную серебристую змейку. – С морщинистой кожей под мышками и характерным блеском в глазах…
– А что же у твоей… этой, как там ее, – с плохо скрытой брезгливостью отозвался Гарик.
– Маша, – подсказал Володя, засовывая рубашку в брюки и оглядываясь в поисках ремня. – Мария ее имя, а не «как там ее»… Красивое, исконно русское имя.
– Мария, значит, ну-ну… – Гарик желчно рассмеялся, приговаривая: – У нее что же, блеск в глазах другой? И кожа во всех местах натянута?
– Ага! И светится в темноте, словно яблоко в густой листве. Правда, Гарик, правда. Ты не смейся, а лучше давай мне сюда галстук. И глаза у нее… как это…
– Как два тумана! – едко вставил Гарик, стягивая с себя галстук и пиджак и швыряя все это в руки друга. – Придурок!
– Может, да, а может, и нет! Может, это судьба? Посылала мне, посылала испытания, и теперь вдруг – бац! – и награда за все мои страдания! Чего ржешь? Не веришь?
– Да нет, верю. Просто… Просто все это я уже слышал. И про «бац», и про судьбу, и про испытания… И если в первом случае ты отделался алиментами на ее содержание и парой поломанных ребер, то про второй не мне тебе напоминать. А уж как ты вляпался сейчас, я… Я просто – пас. – Гарик поднял кверху руки и на вопросительный взгляд Володи пояснил: – Я не буду больше вытаскивать тебя из дерьма, поверь.
– Будешь! Еще как будешь! И сейчас мы вместе пойдем искать мою… гм-м… невесту. И ты поможешь мне во что-нибудь ее нарядить.
– Вот это увольте! – завопил Гарик и заметался по вагончику, задевая табуретки и сдвигая волнами толстый дорогой ковер на полу. – Этого я делать не буду!
– Будешь, дружище! Еще как будешь! И хватит мне тут, как птица Феникс, умирать всякий раз…
Володю забавляло все. И излишняя горячность Гарика, и его гнев, и судорожные метания. Он так давно всего этого был лишен, так устал от одиночества, от пустоты, что теперь почти с умилением наблюдал за проявлением импульсивного норова своего компаньона. Крики, вопли, скандалы… Так бывало почти всегда прежде. Ни одна их сделка, ни один совместно разработанный проект не проходили без склочного колыхания воздуха. Но потом, в какой-то неуловимый момент, все стихало и катилось по прочно уложенным рельсам. Вот и сейчас. Наметавшись и наоравшись вдоволь, Гарик залпом опрокинул в себя целую кружку воды, зачерпнув ее прямо из ведра, взлохматил длинные ухоженные пряди волос и с виноватой улыбкой сказал:
– Норовистая она у тебя, Володь! Необъезженная какая-то… Я ведь привез ей платье по приблизительным размерам, которые мне Витебский обрисовал по телефону, а она знаешь что мне посоветовала?
– Нет!
– Наденьте, говорит, на себя. При вашей, говорит, смазливой внешности оно вам будет к лицу. Ну не сука?!
Гарик выглядел откровенно расстроенным. Вечные шутки на предмет утонченно-изнеженных черт его лица изрядно портили ему кровь. И если друзьям он это еще прощал, то незнакомцы, осмелившиеся преступить запретную черту, обычно в страхе ретировались с поля брани. Видимо, Машке все же досталось.
– Еще что-то такое намекала на наши с тобой нетрадиционные отношения, дрянь. И где ты ее только откопал?
– На свалке, – хохотнул Володя и, немного подзабытым движением затянув узел галстука, набросил на плечи пиджак.
– Как это на свалке? Шутишь?
– Шучу, шучу. Конечно, шучу. – Из опасений вызвать очередную волну взрыва неудовольствия Володя быстро съехал с опасной темы на нейтральную. – Давай-ка лучше расскажи мне, как там наши дела. Сильно пострадал бюджет из-за моей выходки? Как ребята? Как у Ольги дети? Давай про всех и все. Даже сплетни. Ну и про эту, как там ее…
– Стэллу.
– Во-во, можешь и про нее чего-нибудь. Давай быстро одевайся. Ноги в руки, и пойдем. По дороге будешь рассказывать. – Володя вышел в коридор, надел куртку, шапку и, ухватив за руку упирающегося Гарика, шутливо возмутился: – И пошли уже искать мою невесту. Час расплаты за легкомыслие близок, мой друг. Идем…
Глава 8
Все получилось, как всегда. Ее снова ни о чем никто не спросил. Нет, поначалу чернявый верткий хлыст – как она сама для себя его определила – что-то бормотал о чести, долге и совести. Они даже немного поскандалили, при этом ухитрившись не повысить голоса. Но потом все покатилось как снежный ком с горы. Впрочем, удивляться она уже устала. Всё всегда решали за нее другие, почему бы на этот раз должно быть все по-другому…
Володя нашел ее в заводской бытовке, где она, раскачиваясь на хлипком скрипучем стуле, дожидалась Нинку. Хоть и подлая та, но все же, считай, не чужая. Явилась по первому зову, и пусть с явной неохотой, но все же обещала достать ей денег на дорогу.
– А куда же поедешь-то? – сгорала от любопытства вероломная Нинкина душа. – Сама же говорила, что мать на последнее письмо не ответила. А больше у тебя никого… И дадут ли тебе уехать?
Последний вопрос содержал в себе вполне конкретный намек на сомнение, но Маша не предполагала, что все разрешится именно так…
– Ты хочешь моей смерти? – тихо спросил у нее Володя, едва узнав о ее планах. – Это хобби у тебя такое, что ли, не пойму?
– П-п-почему смерти? – побелев, переспросила Маша, стараясь не замечать искрившихся сарказмом глаз его друга и юриста по совместительству.
Тот ужом на сковородке вертелся за спиной Панкратова и прибегал к тысяче мелких уловок: от закатывания глаз к потолку до нервного похрустывания пальцами, чтобы показать всю силу своего негодования на предмет свершающегося действа.
– Потому что как только ты удерешь, то меня сразу и того… Все не так просто, как тебе кажется. – Он загородил собой исходившего конвульсиями Гарика и протянул ей руку. – Идем, Маш, хорош выделываться. У меня у самого, если честно, от всего этого голова кругом, а тут ты еще…
– Кто просил тебя говорить о свадьбе? Я? Я не просила! Зачем тогда? – Она тяжело и часто задышала, опустив голову и старательно пытаясь проморгать слезы.
– О господи! – Раздражаться сейчас было не время и не место, но изнутри уже поперло. – Ну что ты такая тупая, ей-богу! Что я должен был говорить там в тот момент? Ребята, давайте жить дружно? Так послали бы они меня, а сами бы продолжили! И вообще, куда ты собралась? Кому ты нужна?
За его спиной слабо охнул Гарик. Видимо, этот последний порыв был расценен им совсем не так, как того хотелось бы. И сейчас он наверняка заламывает руки в горестном протесте. Но плевать! До назначенного Витебским времени оставался час с небольшим, а они еще и с места не тронулись.
– Ма-а-аша! – Володя стащил ее, упирающуюся, со стула, крепко прижал к себе и, невзирая на участившееся дыхание друга за спиной, продолжил: – Прекрати мотать мне нервы! Сейчас ты переоденешься…
– Не буду! – замотала она головой, ударяясь подбородком о его плечо.
– Еще как будешь! Не идти же тебе под венец в этой телогрейке! – Он протиснул руки ей под ватник и начал слегка поглаживать по спине. – Ну, Маша, будь умной девочкой. Мы же с тобой ничего не теряем…
– Ага! – вскричал скрипучим голосом Гарик откуда-то из-за плеча. – А как насчет того, что два черта в одном болоте не уживаются?..
Его слова остались без ответа: их просто стало некому сейчас комментировать.
Поглаживания по спине тем временем стали более настойчивыми, и ладони сами собой по-хозяйски полезли под свитер, ощупывая теплую гладкую кожу и все норовя пробраться к груди поближе. Маша затихла, перестала упрямиться, и тело ее сделалось вдруг податливым и нежным, как прошлой ночью.
– Гм-м, – зашелся в вежливом кашле Гарик. – Ничего, что я здесь? Не мешаю, нет? Ну и слава богу! Ты бы это… поторопил свою нареченную с решением. Время в нашем случае – деньги!
Маша тут же испуганно вздрогнула и отстранилась, но руками все еще продолжала удерживать Володю за рукава пуховика. Глаза она по-прежнему прятала от него, буравя взглядом заплеванный, давно не крашенный пол бытовки.
– Решение? А какое может быть еще решение?.. – Устав смотреть ей в макушку, Володя приподнял ее голову за подбородок и почти силой заставил посмотреть себе в лицо. – Ну что, Машка, пойдешь за меня замуж? А?
– А куда мне еще идти? – обреченно выдохнула она, снова повисая на нем. – Мне больше идти некуда, только как за тебя замуж…
Они расписались, по обыкновению, в присутствии двух свидетелей. Со стороны жениха – Гарик. Со стороны невесты – Витебский. Смешно? Может быть. Но Маше было не до смеха. Она старательно загоняла в угол мысли о том, что их обоих ждет впереди. Да им просто не находилось места сейчас в ее голове – этим мыслям – под натиском сверлящих глаз этих двух свидетелей. Они буравили ее голые ключицы и глубокий вырез на груди, не отворачивались от ее спины и ног.
Выбрал же платье, мерзавец, словно нарочно выставив на обозрение всю ее: голые плечи, глубокое декольте, обнаженная до поясницы спина и огромный разрез по боковому шву. Такой огромный, что когда Маша, мелко переступая, двинулась к столу, на котором были разложены документы, все взгляды мужчин вперились в верхний край ее чулка. О! Он и об этом позаботился. Именно чулки! Какой прок от колготок, когда верхний кружевной край чулок так будоражит мужское воображение. Маше казалось, что еще немного, и все они начнут облизываться и хватать ее поочередно. Она краснела, ежилась, покрывалась мурашками и молила бога о том, чтобы эта фарсовая процедура поскорее завершилась. Но не тут-то было!
Как только кольца были водворены молодоженами на свои места, откуда-то были извлечены бутылка шампанского, коробка конфет и огромный кулек с апельсинами.
– По причине скоропалительности решения моего друга не могу вам предложить ничего более изысканного, – осклабился в сатанинской ухмылке Гарик, не переставая смотреть на нее и только на нее. – Банкет, слышал, тоже отменяется. Так что ограничимся традиционным угощением и отпразднуем в узком кругу это, гм-м… радостное событие.
Володя беспечно улыбался. Его сейчас уже почти все устраивало. Черт с ними, с деньгами, еще заработает. Гарик исходит сарказмом… Ну и пусть его… Может, он завидует? Кто бы мог подумать, что девочка окажется столь сексапильной. Держится, правда, чересчур скованно, но хороша же. Так хороша, что в первую минуту, увидев ее в этом донельзя открытом платье и туфлях на высоком тонком каблуке, он опешил. В какой-то момент даже поймал себя на мысли, что хочет снять с себя пиджак и скрыть от чужих глаз гладкий мрамор кожи ее плеч и груди. Но потом сдержался: ни к чему давать повода для лишнего зубоскальства. Гарику – ему только преподнеси тему, начнет язвить и по делу и без дела. Вот и сейчас каждое его слово, каждый жест и взгляд полны скрытого подтекста. Вот, мол, детка, ты пей, закусывай и снова пей, но в то же время знай и помни, что глаз с тебя никто и никогда не спустит.
– Я не собираюсь никого убивать, если вы именно это имели в виду, – не выдержала Маша очередного наскока с его стороны и поставила нетронутый фужер с шампанским на стол. – И даже вас… не знаю вашего имени, простите.
– О-о-о! – Почва ненадолго была выбита у Гарика из-под ног, но он тут же нашелся: – Вот и славно! Вам бы еще и самой уцелеть в горниле семейной жизни…
«Что он несет? – вяло перекатывались мысли в голове Володи, которй то и дело запускал взгляд в низкий вырез ее платья. – Если бы не был уверен в обратном, то подумал бы, что Машка самому другу понравилась. Но нет… Гарик чрезмерно щепетилен в выборе. Последняя его пассия была то ли с гарвардским, то ли еще с каким замороченным образованием и с трех лет музицировала на чем-то. Машка для него не выше придорожного сорняка. Хотя, не знай я ее историю, вполне мог бы увлечься ею всерьез. И теперь она моя жена. Чертовщина, да и только! Что называется, из огня да в полымя… Что-то там Гарик говорит насчет горнила семейной жизни? И вправду – не сгореть бы. А еще лучше не влюбиться. Не дать ей ничего-ничего сотворить с собой».
– Пора… – Витебский высокомерно повел подбородком и, не обращаясь ни к кому конкретно, загадочно обронил: – Мир вам, молодые люди, любовь и покой.