— Что это ты делаешь? — спросил Эндрю, входя в гостиную.
Вэлери сложила стопку страниц.
— Это расследование так тебя увлекло потому, что они были журналистами?
— Черт возьми, Вэлери, кто тебе разрешил? Мне что, запирать свои записи на ключ в собственном доме? — воскликнул Эндрю, собирая свои записи. И добавил уже спокойным тоном: — Это моя работа, я прошу тебя об одном — об уважении.
— А Исабель разрешалось читать статьи мужа и даже править!
— Прости меня и не сердись. Просто я терпеть не могу, когда кто-то читает мои материалы.
— «Кто-то» — твоя будущая жена. «Кто-то» мирится с одиночеством, когда ты пропадаешь из-за своей работы на целые недели. Даже когда ты здесь, «кто-то» понимает, что твои мысли далеко, ты весь в своей работе, и «кто-то» это уважает, потому что любит тебя. Но не требуй, чтобы я с тобой жила, если мне запрещено хотя бы отчасти разделить эту страсть.
— Тебе понравилось то, что ты прочла? — спросил Эндрю.
— Умираю от любопытства и от страха, что дальше произошло с этой семьей и с Марией Лус. А еще меня гложет зависть: как славно Рафаэлю и Исабель работалось вдвоем за кухонным столом!
— Это черновик… — проворчал Эндрю.
— Это лучше, чем просто черновик, — возразила Вэлери.
— Мне не удастся опубликовать их историю, если я не вернусь в Аргентину. Это не вымысел, понимаешь? Эти люди жили на самом деле, и мне недостаточно одного-двух показаний.
— Я отлично знаю, что тебе надо туда вернуться. Эта пожирающая тебя страсть — одна из причин моей любви к тебе. Я прошу тебя об одном: не держи меня на расстоянии.
Эндрю присел рядом с Вэлери, взял ее за руку, поцеловал.
— Твоя правда, я кретин и становлюсь параноиком, когда речь заходит о моей работе. У меня мания секретности, я ужасно боюсь исказить правду, проявить пристрастность, боюсь, что кто-нибудь станет давить на меня, манипулировать мной. Только из-за этого мне не хотелось, чтобы ты узнала обо всем прежде, чем эта статья будет опубликована. Но я был неправ. — Он покачал головой. — Теперь я буду давать тебе читать каждый написанный кусок.
— И? — поторопила его Вэлери.
— Что-то еще?
— Как насчет интереса к моей работе?
— Меня интересует все, что тебя касается. Хочешь, чтобы я читал твои послеоперационные заключения?
— Нет, — со смехом ответила Вэлери, — но мне хочется, чтобы ты побывал у меня на работе хотя бы разок. Я тебе покажу, из чего состоит мой трудовой день.
— Ты приглашаешь меня в полицейские конюшни?
— В частности. Еще у меня есть кабинет, операционная, лаборатория…
— Наверное, я бы предпочел, чтобы ты занималась пуделями… Знаешь, почему я ни разу там не был? Потому что до смерти боюсь лошадей!
Вэлери уставилась на Эндрю, потом широко улыбнулась:
— Нашел кого бояться! То, что я сейчас прочла, гораздо страшнее самого норовистого из наших жеребцов.
— А они и вправду норовистые? — спросил Эндрю и встал, не дожидаясь ответа.
— Куда ты? — спросила Вэлери.
— Пойдем подышим воздухом. Прогуляемся по Виллидж, найдем местечко, где можно поужинать и поворковать, как два голубка.
Когда Эндрю подал Вэлери пальто, она обернулась и спросила:
— Что сталось с Рафаэлем и Исабель, с Марией Лус?
— Потом, — отрезал Эндрю, запирая дверь квартиры. — Придет время, и я все тебе расскажу.
* * *
Эндрю явился в редакцию к 8.30, прошел мимо охранников и задержался в кафетерии выпить чашечку кофе перед началом работы.
Сев за рабочий стол, он включил компьютер, ввел пароль и приступил к поиску. Немного погодя взял блокнот и ручку и написал:
Мистер Капетта!
Ваша супруга опустила письмо в Чикаго: марка погашена в почтовом отделении напротив Уоррен-парка.
Я крайне удручен всем тем, что с Вами произошло.
Искренне Ваш
Эндрю Стилмен.
P.S. Проверьте сами, но, судя по фотографиям парка, которые я сумел найти в Интернете, там как будто есть детская площадка…
Он положил записку в конверт, надписал адрес получателя и бросил послание в корзину с исходящей почтой, которую регулярно забирал курьер.
У Эндрю не выходили из головы последние слова Капетты — о своей жене: «На вашем месте я бы отнесся к ее угрозам серьезно».
А от Чикаго до Нью-Йорка всего два часа лету…
Раздался звонок. Телефонистка сообщила, что к нему посетитель, ждет внизу.
Эндрю заспешил к лифту. В кабине его стало сильно знобить, поясницу пронзила боль.
* * *
— Неважно выглядите, — заметил Пильгес.
— Наверное, переутомился. Сам не знаю, что со мной. Ужасно колотит.
— Странно, вы весь взмокли.
Эндрю вытер лоб.
— Может, присядем? — предложил Пильгес.
— Лучше выйдем, мне нужно на воздух.
Но боль стала такой острой, что он не смог сделать больше ни шагу. Пильгесу пришлось его поддержать и не дать упасть, когда у него подкосились ноги.
Придя в себя, Эндрю обнаружил, что лежит на скамейке в холле. Рядом с ним сидел Пильгес.
— Теперь вы уже не такой бледный. Вы меня напугали: раз — и без сознания. Часто вам так нездоровится?
— Нечасто, то есть вообще никогда.
— Это все стресс, старина, — сказал со вздохом Пильгес. — Я знаю, о чем говорю, со страху становишься сам не свой. Сердце колотится, в ушах шум, кажется, что ты обложен ватой, звуки доносятся откуда-то издали, потом бух — и ты уже сидишь на пятой точке. Это у вас паническая атака.
— Очень может быть.
— Вы рассказывали свою историю кому-нибудь еще кроме меня?
— Кому? Кто еще мне поверит?
— У вас нет друзей?
— Конечно есть!
— Много? Таких, на кого всегда можно рассчитывать? — спросил Пильгес с насмешливым видом.
Эндрю горестно вздохнул:
— Согласен, я одинок, зато у меня есть Саймон — он мне как брат. Лучше один настоящий друг, чем куча непонятно каких.
— Одно другому не мешает. Вам бы поговорить с этим Саймоном, поделиться с ним этой вашей… странностью. У вас меньше двух месяцев, чтобы найти убийцу.
— Спасибо за напоминание. Я только об этом и думаю — с утра до вечера и с вечера до утра. Даже если вдруг забуду, боль сразу мне напомнит о приближении срока.
— Чем дальше, тем больше вам нужен тот, на кого вы сможете положиться.
— Иными словами, вы от меня отказываетесь?
— Не волнуйтесь, Стилмен, это просто совет. Не собираюсь я от вас отказываться, но рано или поздно мне придется вернуться домой. Там моя жизнь, жена, которая меня заждалась, к тому же я всего-навсего полицейский в отставке. Я продолжу расследование в Нью-Йорке до вашего отъезда в Аргентину. Потом в нашем распоряжении будет телефон. Кстати, я недавно подключился к Интернету. Столько лет выстукивал на печатной машинке отчеты, что теперь дружу с клавиатурой. Но вы не тяните, выложите все вашему другу. Это приказ.
— Зачем вы явились с утра пораньше? Есть новости?
— Список лиц, у которых может быть на вас зуб, вчера вечером удлинился. Это нас совершенно не устраивает. Я попробую напасть на след миссис Капетты. А вы тем временем разберитесь хорошенько с душевным состоянием вашего коллеги Фредди Олсона. Кроме того, я не прочь узнать побольше о вашей начальнице.
— Я уже говорил, Оливия — ложный след.
— Если бы на кону стояла моя жизнь, то я бы никого не сбрасывал со счетов, уверяю вас. Кстати, как мне ни неприятно это говорить, в моем списке есть кое-кто еще.
— Кто?
— Ваша жена, которую вы бросили на следующий же день после свадьбы.
— Вэлери мухи не обидит!
— Понятное дело, она же ветеринар. Другое дело — расквитаться с мужчиной, который сильно обидел ее саму. Вы не представляете, каким изобретательным становится человек, подвергшийся унижению и жаждущий отомстить. К тому же она весь день якшается с полицейскими.
— Ну и что?
— Если бы моей жене вздумалось меня укокошить, она проявила бы больше фантазии, чем сценаристы полицейских сериалов.
— Вы увлеклись, детектив, или окончательно мне поверили?
— Не будем играть в слова, Стилмен, в этой забаве мне за вами не угнаться. Лучше ступайте за мной.
— Куда?
— На место еще несовершенного преступления.
14
— Взяли в аренду? — спросил Эндрю, когда Пильгес жестом пригласил его сесть в черный полноприводный «форд», стоявший перед редакцией.
— Одолжил.
— Ого, полицейская рация! — Эндрю присвистнул. — Где вы раздобыли эту машинку?
— Лучше пристегнитесь и закройте бардачок. Глупо не использовать старые знакомства. Будь я врачом, разъезжал бы на карете «скорой помощи». Вас устраивает такой ответ?
— Никогда еще не сидел в полицейской машине.
Пильгес покосился на него и улыбнулся.
— Ладно, я вас понял. — Он достал из «бардачка» вращающийся фонарь, поставил его на приборную доску и включил сирену.
— Так вам больше нравится?
— Гораздо больше, — ответил Эндрю и вцепился в кресло — так лихо Пильгес стартовал с места.
Через десять минут детектив остановился на перекрестке Чарльз-стрит и Уэст-Энд-хайвей.
Эндрю повел его на ту аллею, где обычно совершал утренние пробежки, и остановился напротив 4-го пирса.
— Здесь все и произошло. От одного вида этого места мне становится больно.
— Психосоматика! Дышите глубже, это полезнее всего. Когда вы думаете об этом вещем сне, вам вспоминается орудие убийства? — поинтересовался Пильгес, глядя вдаль.
— Это не вещий сон!
— Согласен, это было на самом деле и произойдет снова, если мы будем тратить время на споры.
— На меня напали сзади. Когда до меня дошло, что случилось, я уже истекал кровью.
— Откуда текла кровь?
— Из носа. И я харкал кровью.
— Попытайтесь вспомнить, вас не ударили в живот?
— Нет, а что?
— А то, что выпущенная в упор пуля на выходе рвет гораздо больше тканей, чем на входе. Если бы в вас стреляли, то у вас вывалились бы на асфальт кишки. Такое, знаете ли, нельзя не заметить.
— Что, если это был выстрел с большого расстояния, при помощи оптического прицела?
— Вот и я о том же. На противоположной стороне шоссе нет никаких крыш, совершенно негде как следует устроиться, чтобы подстрелить по пологой траектории из такой дали конкретного бегуна, одного из множества. И потом, вы же говорите, что умерли десятого июля?
— Девятого. А что?
— Да вы оглядитесь! Листва уже сейчас почти полностью закрывает аллею, а уж в июле… Нет, выстрел был произведен горизонтально, кем-то, кто вас преследовал.
— Я не почувствовал никакой боли в животе.
— Значит, вас убили холодным оружием. Остается только выяснить каким. Дышите, вы опять побледнели.
— Не очень приятный разговор…
— Где искать вашего Саймона?
— В такой час он на работе. У него мастерская старинных автомобилей на Перри-стрит.
— Как удачно! Это в двух шагах отсюда, к тому же я — любитель видавших виды тарантасов.
* * *
Войдя в гараж, Пильгес застыл с широко разинутым от изумления ртом. «Крайслер-ньюпорт», «де-сото», бежевый «плимут»-кабриолет, «фандерберд» 1959 года, «форд-крестлайн» 1954-го и много чего еще было расставлено в безупречном порядке и сияло чистотой. Детектив побрел как завороженный к «паккарду-мейфэр».
— Невероятно, — шептал он на ходу, — такой же был у моего отца… С тех пор я второго такого не видел.
— Ограниченный выпуск, — объяснил подошедший Саймон. — Этот экземпляр задержится у меня ненадолго, такая редкая модель обретет нового владельца не позднее пятницы.
— Хватит болтать, мы здесь не для того, чтобы купить машину! — прикрикнул на него Эндрю. — Этот человек со мной.
— Ты здесь? Мог бы предупредить, что заявишься.
— Может, высылать заранее визитную карточку? Если хочешь, я могу уйти.
— Брось, просто я…
— Он терпеть не может, если я застаю его в тот момент, когда он охмуряет очередного клиента, — сообщил Эндрю Пильгесу. — Согласитесь, у него здорово получается. «Этот экземпляр задержится у меня ненадолго, такая редкая модель обретет нового владельца не позднее пятницы»… Чего только не наслушаешься! На самом деле эта колымага ржавеет здесь уже пару лет, еще прошлым летом он махнул на нее рукой, к тому же она не на ходу, это я вам говорю!
— Успокойся, все и так ясно. Говори, зачем пришел, у меня дела.
— Какая симпатичная у вас дружба! — подал голос Пильгес.
— Пригласишь нас к себе в кабинет? — спросил Саймона Эндрю.
— У тебя странный вид. Что-то случилось?
Эндрю промолчал.
— Что случилось, спрашиваю? — не отставал Саймон.
— Лучше обсудим это у вас в кабинете, — предложил Пильгес.
Саймон указал Эндрю на лестницу, ведущую на антресоли.
— Не сочтите за неделикатность, — обратился он к Пильгесу, пропуская его вперед, — вы кто?
— Друг Эндрю. Но вы не ревнуйте, нам с вами не придется соперничать.
Саймон усадил посетителей в два глубоких кресла перед собой. Эндрю стал рассказывать ему свою историю. Саймон слушал не перебивая. Когда по прошествии часа Эндрю сообщил, что рассказ его окончен, Саймон сначала долго его разглядывал, потом снял телефонную трубку.
— Я звоню знакомому врачу, с которым каждую зиму катаюсь на лыжах. Он превосходный терапевт. У тебя, наверное, диабет. Я слышал, что при резком подъеме уровня сахара в крови часто происходят нарушения психики. Не волнуйся, что бы это ни оказалось, причину найдут…
— Не утруждайте себя, — сказал Саймону Пильгес, опуская руку на телефон, — я уже предлагал ему обратиться к моему знакомому врачу-неврологу, но ваш друг уверен в том, что рассказывает.
— Вы его в этом поддерживаете? — спросил Саймон, поворачиваясь к Пильгесу. — Вы умеете найти подход к людям, браво!
— Господин владелец гаража, я не знаю, в порядке у вашего друга голова или нет, зато без труда распознаю искренность. За тридцать пять лет службы в полиции мне приходилось сталкиваться с совершенно ненормальными делами. Тем не менее я не подавал в отставку.
— Так вы сыщик?
— Бывший.
— А я, между прочим, не просто владелец гаража, я торгую произведениями искусства. Ну да ладно. Что это были за дела?
— Взять хотя бы одно из моих последних расследований. Женщину в коме похищают с больничной койки.
— Оригинально, — процедил Саймон.
— Я заподозрил одного архитектора, милейшего человека. Я быстро пришел к убеждению, что он виновен, но что-то не клеилось, я никак не мог понять его мотив. Разоблачить преступника, не выяснив причин его поступков, — только половина работы. Тому человеку, совершенно нормальному, незачем было такое вытворять.
— И что вы сделали?
— Я стал за ним следить и через несколько дней нашел эту молодую женщину. Он прятал ее в заброшенном доме в долине Кармел.
— Вы его задержали?
— Нет. Он похитил женщину, спасая ее от врача и от родственников. Вся эта публика решила отключить ее от аппаратуры. Он утверждал, что она попросила его о помощи, появившись у него в квартире. Абсурд, скажете вы? Но он был так искренен и к тому же совершил, по сути, хороший поступок: вскоре после того, как я доставил женщину обратно в больницу, она пришла в себя. Поэтому я закрыл дело, заключив, что этот человек по-своему оказал помощь несчастной, попавшей в беду.
— Похоже, так же вы поступаете и со мной? — вмешался Эндрю.
— Я уже рассказывал вам все это за ужином вскоре после нашей небольшой аварии, помните? Разве не поэтому вы ко мне обратились? Вы ведь наверняка подумали: «Раз этот безумец поверил в такую историю, то поверит и мне».
— Разве я ошибся? — с улыбкой спросил Эндрю, вторя Пильгесу.
— Просто консультация врача для очистки совести! — взмолился Саймон. — Разве я многого прошу?
— А вот я, кажется, пока ни о чем тебя не просил, — отрезал Эндрю.