— Джим! Как я по тебе соскучилась!
— Я тоже очень соскучился, моя милая Камилла!
— Как же ты выбрался сюда? Ты взял отгул? На сколько дней тебя отпустили? — засыпала его вопросами Камилла.
Джим рассмеялся и крепко сжал ее в своих объятиях.
— Ты плохая хозяйка, — выговорил он Камилле.
— Почему это?
— Потому, что держишь гостя на пороге.
— Ой, проходи конечно же! Я просто так рада тебя видеть, что забыла о правилах хорошего тона… — Камилла смутилась.
Джим рассмеялся, увидев на ее щеках краску смущения.
— Ты по-прежнему так же близко к сердцу принимаешь все, что бы я ни сказал!
— Это потому, что я очень люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя! — Джим наклонился и поцеловал ее.
Поцелуй затянулся и становился все более страстным. Камилла, с трудом удерживая себя в рамках, оторвалась от Джима.
— Не надо, — прошептала она. Голос дрожал от напряжения, охватившего ее. — Не сейчас. Потом, когда все лягут спать.
Джим улыбнулся.
— Не думал, что ты такая стеснительная! Когда вспоминаю наши ночи и дни… Никогда не замечал за тобой стеснительности!
— Так на сколько дней ты приехал? — спросила Камилла, борясь с желанием утащить Джима в свою комнату.
— Я приехал на два часа.
— Только на два часа… — разочарованно протянула она. — Но… как же так?!
— Я приехал, чтобы забрать тебя. Надеюсь, тебе хватит двух часов на сборы? Тогда мы успеем на вечерний поезд. И уже завтра рано утром будем в Бирмингеме.
— Но, Джим, милый, я не могу сейчас ехать с тобой! — воскликнула Камилла.
— Почему же ты не можешь ехать со мной? — поинтересовался он, недовольно нахмурившись.
— Ты прекрасно знаешь почему!
— Из-за родителей?
— Да. Я не могу бросить их. Все же они мне не сделали ничего плохого и очень любят меня!
— Это прекрасно, — сердито сказал Джим, — но не кажется ли тебе, что ты из-за любви к окружающим забываешь о том, что и себя надо немного любить?
— Джим! Ну что ты такое говоришь?! Я не альтруистка и никогда о себе не забывала!
— Да ты постоянно готова жертвовать собой, лишь бы тем, кто вокруг тебя, было легко и комфортно! Я и сам часто этим пользуюсь, но я понимаю, что ты так долго не выдержишь!
— Ничем я не жертвую! Я просто хочу, чтобы любимые мной люди были счастливы!
— Камилла, только не заводись, пожалуйста! — попросил Джим. Он улыбнулся, обнял Камиллу и продолжил: — Меня больше всего в тебе привлекает твой характер. Это нечто необыкновенное!
— Уточни, — сердито попросила она.
— Дело в том, что ты умудряешься совмещать совершенно несовместимые качества. С одной стороны — ты типичная альтруистка и жертва. С другой — у тебя весьма сильный характер и ты очень целеустремленная. Ты можешь лбом пробить стену, если только тебе так нужно. Но если ты уверена, что близкий тебе человек будет испытывать от этого дискомфорт, ты легко откажешься от своей цели. И тебе не важна уже эта стена. В конце концов, есть множество других стен.
— Неправда, я не такая! Я всегда боролась за свое счастье и ничем я не жертвовала!
— А что ты сейчас делаешь? Ты ведь ради родителей готова пожертвовать своим счастьем! Я не вижу в этом ничего плохого, я даже горжусь тобой. Но, Камилла, нельзя так жить. Никогда все вокруг тебя не будут счастливы поголовно. И ты, пока будешь устраивать их счастье, потеряешь свое.
— Но что мне делать, Джим?! Я не могу бросить их, просто не могу! — тихо, со слезами в голосе сказала Камилла.
— Тебе вовсе не нужно казнить себя! Ты думаешь, что твои родители несамостоятельные люди? Ты сильно ошибаешься.
— Я знаю, что мой папа — гений, но это не спасет его от нищеты.
— Но меня же спасло! — воскликнул Джим.
— Хорошо, скажем по-другому. Он вполне заслужил спокойную жизнь. А если Эрскин перестанет платить ему то, что он называет «проценты», все мечты моих родителей о той самой спокойной старости пойдут прахом!
— Камилла, почему ты так в этом уверена?
— Потому, что так сказал Эрскин! — недоумевая, ответила Камилла.
— А если я скажу, что этого не произойдет? — поинтересовался Джим.
— Прости, но… мне бы так хотелось в это верить!
— Ну так и поверь! Что тебе мешает?!
— Но Эрскин говорил…
— Господи! Опять Эрскин! Ты можешь подумать хоть чуть-чуть своей головой? Или она у тебя для шляпок?! Мистер Риттер, по-твоему, совсем сошел с ума от любви к зятю?
— Но папа ведь отдал ему все!
— Не все. Есть кое-что, что отдать нельзя.
— Что же это? — поинтересовалась Камилла.
— Любовь и преданность сотрудников. Твоему отцу давно говорили, что на верфи не все ладно, но он не хотел прислушиваться к этим голосам. Все же он давно работает с Эрскином и знает, чего тот стоит. Но слухи были все упорнее. Люди начали приходить к Брэндану и просить его вернуться. Он не соглашался — из-за тебя. А потом, когда выяснилось, что ты несчастлива с Эрскином, Брэндан решился. Он, как держатель довольно крупного пакета акций, потребовал от бухгалтерии отчет. Который ему с удовольствием дали. Несколько дней Брэндан вместе с лучшими финансистами просматривал его. Если бы это делал кто-то, кто знает верфи хуже него, все прошло бы гладко. Но Брэндана насторожило то, что предприятия, которые раньше приносили солидную прибыль, сейчас почти банкроты, и наоборот. Он начал искать. И накопал. Теперь твоему мужу грозит судебное разбирательство.
— То есть? — не поняла Камилла.
— Эрскин укрывался от налогов. Он использовал верфи как средство отмывания денег. Есть большая вероятность, что он участвовал в незаконных сделках. Думаю, Брэндан в ближайшее время переговорит с держателями акций и устранит Эрскина от управления. Твой отец вскоре займется любимым делом. Так что твоим родителям грозит следующее: трудоголизм — отцу и скука — матери, но и только.
— Значит, Эрскин лгал мне, когда говорил, что родители в его власти?
— Да, Камилла, это так. Прости, что мы это выяснили так поздно, — сказал Джим.
Ему было очень неприятно рассказывать Камилле о том, что ее муж оказался мошенником. Но кто-то должен был открыть Камилле глаза!
— Я его просто убью! — воскликнула она, в ярости сжимая кулаки.
— Не надо, ему светит такой срок, что тебе и не снилось! — успокоил Камиллу Джим.
— Все равно я его убью! Голыми руками задушу!
— Успокойся, милая, — попросил Джим. — Не думаю, что это целесообразно. Я не хочу ждать несколько месяцев, пока суд признает, что ты совершила убийство в состоянии аффекта.
— Джим, дорогой, мы сейчас же едем к Эрскину! — твердо сказала Камилла.
Он воздел руки к потолку.
— Я ведь знал, на что шел! Камилла, если ты сейчас же не пойдешь собирать свои вещи, я увезу тебя в таком виде. У тебя есть двадцать минут.
— Я поеду с тобой, но только при условии, что мы заедем к Эрскину, — продолжала настаивать Камилла.
— Ну вот, ты уже начинаешь ставить условия. А мы ведь еще не женаты!
— Джим, мне не до шуток. Я иду собирать вещи. А ты пока пройди в гостиную. Я скажу Барбаре, что ты приехал, думаю, она тебя чем-то вкусным угостит.
— Камилла, если ты хочешь говорить со своим мужем, советую тебе поторопиться. Я все же надеюсь успеть на вечерний поезд!
— Джим, нам нужно еще моих родителей дождаться, — укоризненно заметила Камилла.
Джим вздохнул.
— Сдаюсь!
12
— Камилла, может быть, все же не стоит тебе сейчас разговаривать с Эрскином? — мягко спросил Джим.
Было заметно, что она сильно нервничает, и Джим не хотел, чтобы Камилла в таком состоянии говорила с мужем. Она могла наломать дров.
— Нет, Джим, — твердо сказала Камилла. — Или я поговорю с ним сейчас, или никогда.
— Не вижу в этом смысла! Что Эрскин может тебе сказать? — недоумевал Джим.
— Я хочу посмотреть в глаза человеку, который лгал мне все это время, стараясь насильно удержать меня! Я хочу, чтобы он объяснил мне, что я ему такого плохого сделала, чтобы так со мной поступить!
— Камилла, если ты не успокоишься, это может тебе боком выйти на будущем процессе! И вообще, мне кажется, что тебе следовало сначала поговорить с отцом. Я иногда думаю, что он был прав, когда говорил мне… — Джим запнулся и замолчал.
Ему вовсе не хотелось рассказывать Камилле, что он уже общался с ее отцом пять лет назад. Конечно, когда-нибудь он ей все расскажет, но только не сейчас. Ведь Камилла просто как натянутая тетива! Никто не может сказать, как он отреагирует на это известие.
— Что это тебе говорил мой отец и когда? — заинтересовалась Камилла.
— Он говорил только то, что ты можешь совершить поступок, в котором потом будешь раскаиваться.
— Джим, ты хотел сказать что-то другое! — обвинительным тоном произнесла Камилла.
— Ну что ты! — принялся отнекиваться Джим.
На самом деле он хотел сказать, что Камилла часто ведет себя как неразумный ребенок, которому обязательно нужно знать правду, даже если он и понимает, что ничего, кроме страданий, эта правда не принесет.
— Джим, ты не умеешь лгать!
— Я не пойму, тебе это не нравится? — попробовал Джим шуткой разрядить атмосферу.
Камилла бледно улыбнулась.
— Нет, очень даже нравится, это значит, что, когда ты будешь возвращаться домой не вовремя и пытаться обмануть меня, я всегда буду знать, что ты был не на работе, а в пабе с друзьями! Только, Джим, мне очень не нравится, когда ты пытаешься что-то скрыть от меня, — серьезно добавила она.
— Камилла, давай прямо сейчас поедем на вокзал! С родителями ты уже попрощалась, что тебя держит здесь?
— Я должна знать правду. Только это меня и удерживает в Плимуте. Джим, все будет отлично. Я поговорю с Эрскином, и мы сразу же поедем на вокзал. Скоро мы будем вместе. Навсегда.
— Хорошо, Камилла, но я все же беспокоюсь за тебя…
— Джим, не начинай снова! — взмолилась Камилла. — Я уже взрослая девочка. И потом, с Эрскином я прожила пять лет, а это немало. Мне казалось, что я неплохо узнала его. А оказалось, было кое-что, о чем я даже не догадывалась. Я просто хочу понять, почему все получилось именно так.
— С тобой спорить бесполезно! — обреченно сказал Джим. — Ты все равно сделаешь так, как считаешь нужным. Совсем как твой отец!
— Я вот гадаю, это комплимент или указание на мой недостаток? — лукаво спросила Камилла.
— Констатация факта, — печально ответил Джим. — Но я знал, на что шел, когда влюбился в тебя. И сейчас знаю. Я люблю тебя, Камилла, и это для меня самое главное.
— Я тоже люблю тебя.
Камилла нежно провела рукой по его щеке. Как она соскучилась! Как ей хотелось, просыпаясь утром, видеть его лицо, целовать Джима, обнимать…
— Я так рада, что теперь все будет хорошо! — улыбнувшись, сказала Камилла.
Джим улыбнулся ей в ответ.
— Мы почти приехали. Ты еще можешь передумать, — предложил он Камилле.
— Нет, я уже приняла решение.
— Камилла, я прошу тебя, не ходи к нему. Как бы смешно это ни звучало, но у меня дурные предчувствия. Мне кажется, что, если ты сейчас пойдешь к Эрскину, ты не вернешься ко мне!
— Джим, ну что ты такое говоришь?! Я ведь люблю тебя! Я ни за что на свете не останусь с ним! Ну же, милый, улыбнись мне. Я не задержусь там надолго.
— Я иду с тобой, — твердо сказал Джим.
— Джим, это мое дело, и решить его должна я.
— Я иду с тобой, — повторил он. — И это не обсуждается.
Джим вышел из такси и распахнул дверцу для Камиллы. Он подал ей руку. Камилла оперлась на нее. Впервые в жизни Джим разговаривал с ней таким тоном. Но, вместо того чтобы рассердиться, она повиновалась, не решившись продолжать спор.
В конце концов, Джим скоро станет моим мужем, рассудила Камилла. А это значит, что он имеет определенное право распоряжаться мною. Впрочем, как и я имею право распоряжаться им.
Камилла решила не доставать свои ключи. Ей не хотелось входить в этот дом по-хозяйски. Теперь она была гостьей, даже не гостьей, а просто посетительницей.
Она нажала на звонок. Знакомая и привычная трель разнеслась по дому, и Камилла невольно поежилась. Она ведь так привыкла и к этому звуку, и к самому дому… Камилла провела здесь пять лет, и нельзя сказать, что самых несчастливых в своей жизни. Только после встречи с Джимом, произошедшей несколько месяцев назад, она начала задыхаться в этом доме. А если бы не приехал Джим? Если бы они не столкнулись случайно? Смогла бы она прожить в этом доме всю жизнь?
Камилле очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но она понимала, что если и быть с кем-то честной, то только с собой.
Да, она смогла бы. Вот только вполне вероятно, что в таком случае она закончила бы свои дни в психиатрической больнице.
Дверь наконец открылась. Горничная с удивлением посмотрела на Камиллу и Джима, но пропустила бывшую хозяйку в дом.
— Эрскин дома? — спросила Камилла и улыбнулась девушке. Она прекрасно помнила, как нанимала ее на работу.
— Да, миссис Стюарт, — ответила горничная. — Проходите в гостиную, я доложу о вас мистеру Стюарту.
Камилла вошла в дом, который привыкла называть своим, и огляделась по сторонам. В душе Камилла надеялась, что хотя бы что-то в доме изменится, но все было по-прежнему. Даже в вазе стояли ее любимые кремовые розы.
Она пошла в гостиную, где провела не один час, глядя на пламя в камине и ожидая, когда же Эрскин вернется из очередного ночного путешествия по городу. Почему-то Камилла не могла спать, когда его не было дома.
Джим чувствовал ее состояние и поэтому не говорил ни слова. Он с интересом рассматривал дом, где Камилла много лет была хозяйкой, и пытался представить, как будет выглядеть его жилище, когда она войдет туда.
Они сели в глубокие удобные кресла. В напряженной тишине Джим слышал, как стучат небольшие часы на каминной полке и трещат поленья в камине. Волнение гнетущей пеленой охватывало гостиную, Джим поймал напряженный взгляд Камиллы и подумал о том, что, если он волнуется, каково же ей? Сейчас она увидит человека, чьей женой она была и остается. Он улыбнулся Камилле, стараясь ее подбодрить, и получил в ответ бледное подобие улыбки.
— Какая честь выпала моему дому! — воскликнул Эрскин, входя в гостиную.
— Здравствуй, Эрскин, — спокойно сказала Камилла.
— Добрый вечер, мистер Стюарт. — Джим встал, но руки Эрскину не подал.
— Я так понимаю, дорогая, ты вспомнила об обязанностях жены? Лучше поздно, чем никогда.
— Что ты имеешь в виду? — напряженным голосом поинтересовалась Камилла.
— Только то, что ты наконец-таки вернулась к мужу. Я даже согласен принять тебя и забыть обо всем. А вы, Джим, приехали, чтобы извиниться? Не стоило себя утруждать. Я бы и так вам все просил. Ну кто из нас по молодости и неопытности не терял головы?!
— Эрскин, ты должен был догадаться, что мы здесь вовсе не для того, чтобы восстанавливать нашу с тобой семью, — пресекла его ерничество Камилла.
— А зачем же тогда? — деланно удивился Эрскин. — Я-то думал, что ты умнее…
— Я действительно умнее, чем ты всегда думал. Я приехала требовать, чтобы ты немедленно подписал бумаги для развода. Я не прошу отдать половину, которая мне причитается согласно контракту, от тебя требуется вернуть только мое приданое — верфи отца.
— Всего-то?! — Эрскин весело хохотнул. Он подошел к бару и налил себе виски.
Камилла вдруг поняла, что он уже изрядно набрался. Она ни разу не видела своего мужа в таком состоянии.
— Эрскин, ты пьян!
— Вот это наблюдательность! Извини, милая, но в таком состоянии я не могу ничего подписывать.
— Значит, ты подпишешь бумаги завтра. Адвокат принесет их тебе, — спокойно сказала Камилла, хотя никакого спокойствия не ощущала. Скорее наоборот, все внутри нее клокотало от ярости.
— Я. Ничего. Не. Подпишу, — раздельно произнес Эрскин. — Мне нужна только ты. И я не отступлюсь от предъявления своих прав на мою очаровательную Камиллу.
— У тебя нет никаких прав на меня. Я не вещь! — воскликнула Камилла.
— Может быть, но ты уже успела забыть о том, что будет, если ты уйдешь? Тогда я тебе с удовольствием напомню. Твои родители окажутся на улице и будут вынуждены просить милостыню. Ведь твой дружок не сможет помочь им. Он же безработный!