– Нельзя ли нам поговорить об этом?
– Решил поговорить, вместо того чтобы просто уйти? – прошипела Виола, не глядя на него. – Ничего не скажешь, благоприятные перемены. Но нет. Я не хочу разговаривать, потому что мне нечего сказать. Я не хочу тебя видеть. Не хочу проводить с тобой время. Не хочу выбирать шторы для твоей библиотеки. Зато хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое. Не желаешь сделать Бертрама своим наследником? Это твое невезение, до которого мне дела нет.
Они дошли до конца квартала и стали переходить Дьюк-стрит, но тут Джону пришлось вытаскивать Виолу едва ли не из-под колес тяжело груженной телеги.
– Ради Бога, Виола, поосторожнее!
Она подождала, пока не проедет телега, после чего снова вырвалась и стала переходить мостовую, хотя на этот раз смотрела, куда идет. Джон оставался рядом, пока они не оказались на другой стороне. Но когда Виола свернула к площади, Джон остановился и долго смотрел ей вслед, в надежде, что она обернется. Она не обернулась.
Да и стоит ли бежать за ней? Он спросил, могут ли они поговорить, но она вполне справедливо указала, что говорить им не о чем.
Он подождал, пока Виола подойдет к дому Треморов, и с проклятием ударил кулаком о ладонь. Дьявол все побери, они только-только поладили!
Появление Пегги Дарвин было худшим из всего, что могло случиться. Неужели нечто подобное ждет их каждый раз, когда они куда-нибудь соберутся выйти? Если так, не помогут никакие молитвы.
Она по-прежнему не оглядывалась. Может, лучше действительно оставить ее в покое?
«Конечно, ты уйдешь. Ты всегда уходишь…»
Только не в этот раз.
Джон пересек Гросвенор-сквер и вошел в дом как раз в тот момент, когда она ступила на верхнюю площадку лестницы.
– Виола, подожди.
Она не остановилась.
– И кто же из нас убегает? – крикнул он ей в спину.
Его слова отдались эхом в холле, но ответа он не получил. И тогда, игнорируя любопытные взгляды слуг Тремора, Джон помчался по лестнице, стараясь догнать Виолу, что удалось ему только в конце коридора второго этажа. Виола попыталась захлопнуть дверь перед его носом, но не на того напала! Джон успел схватиться за ручку и ворваться в комнату.
Он сразу понял, что оказался в спальне Виолы. Селеста Харпер, ее горничная, раскладывала на постели туалеты госпожи.
– Харпер, оставьте нас, – велел он.
– Нет, Селеста! – вскинулась Виола. – Оставайтесь па месте!
Джон больше ничего не сказал, однако горничная знала, кому подчиняться. В конце концов, кто платит жалованье, тот и хозяин, а в данном случае платил Джон. Поэтому девушка поспешно сделала книксен перед господами и поспешила прочь.
– Как ты смеешь преследовать меня, да еще и командовать моей горничной?! – возмутилась Виола, как только закрылась дверь. – Это не твой дом. Немедленно убирайся, или я прикажу Энтони выбросить тебя вон!
– Нельзя же вечно прятаться за спину брата. Это ничего не решит.
– Убирайся! Иди и поищи дамское общество, которое будет к тебе более благосклонно!
– Больше этого не будет! Клянусь Богом, не будет! Я не собираюсь вести с тобой постоянную войну и не потерплю, чтобы ты постоянно напоминала мне о тех обстоятельствах, которые я не в силах изменить. Прошлое есть прошлое, и с ним уже ничего не поделать! И больше мне нечего сказать.
– То есть как это «нечего сказать»? Почему не придумать что-то остроумное, меткое, чтобы рассмешить меня и отвлечь от неприятной ситуации, сложившейся между нами? Разве это не твоя обычная тактика?
Эти слова ранили Джона. Жестоко. Глубоко. Но он не пожелал показать Виоле, насколько сильно задет.
– Как ни странно, дорогая,
Тогда Джон покинул Виолу и нашел женщин, не судивших его, готовых вступать в необременительные связи, не презиравших, не стремившихся как можно больнее уязвить. Возможно, она права и ничего нельзя исправить. Что бы он ни сказал, ни сделал, ни пытался сделать, этого оказывалось недостаточно. Он мог принять обет целомудрия, уйти в монастырь, но и этого будет недостаточно. Пока он живет и дышит, этого будет недостаточно, по крайней мере для Виолы.
Под окном прошла парочка, и он сразу их узнал: герцог и герцогиня Тремор. Они шли по тропинке овального парка, и Тремор толкал перед собой детскую коляску. Они гуляют с малышом Николасом! Позади, в нескольких шагах трусила няня Бэкхем.
Они остановились у скамьи литого железа. Герцогиня подняла малыша, уселась и поставила его на колени, крепко держа за талию. Муж устроился рядом и положил руку на спинку скамьи. Обычная супружеская пара, которой повезло в браке настолько, что они чувствуют себя свободно в обществе друг друга, смеются, болтают и возят крошку-сына на прогулку в парк. Они – одна семья.
И тут в парке появилась Виола. Шляпу она держала в руке, и рыжеватые волосы сияли на солнце настоящим золотом. Она остановилась перед скамьей, бросила шляпу на траву, взяла Николаса у матери, подняла высоко над головой и стала медленно кружить, откинув голову и смеясь.
Что-то ударило Джона в грудь, твердое и неумолимое, как кулак.
Он попытался отвернуться, но застыл как парализованный, глядя на жену, державшую младенца, который не был его сыном. Он никогда еще не чувствовал себя более беспомощным, более рассерженным и более несчастным. Может, ему следовало сказать это Виоле? Нет никаких сомнений, что его боль станет для нее огромным утешением.
– Господи, как же он вырос! – Виола прижала малыша к себе и уселась рядом с невесткой. – Теперь я уже не могу долго держать его на весу!
– Но он обожает, когда ты вот так играешь с ним!
Дафна потянулась к ребенку, но Виола отвернулась, не давая ей взять Николаса.
– Разреши мне немного подержать его, – взмолилась она. – Сегодня я впервые за день взяла его на руки!
– Но ему пора спать.
– Еще несколько минут!
Она прижала мальчика к плечу, но, когда тот стал извиваться, пытаясь вырваться, поставила его на колени и сжала ручки. Малыш крепко вцепился в нее пальчиками и сосредоточенно нахмурился.
– Ну вот, крепко стоит на ногах, – объявила она. – Со дня на день начнет ходить.
– Уже почти ходит! – обрадовалась Дафна. – Сам поднимается, но стоит ему сделать шаг, как плюхается на попку.
– Он проделывал это все утро, – заметил Энтони, с нежностью глядя на сына. – После завтрака мы с ним сидели в кабинете, и он то и дело хватался за край оттоманки и приподнимался. Правда, каждый раз падал, но тут же все повторялось снова. Упорный он парнишка, мой сын.
– Неудивительно, – усмехнулась Виола. – Он…
Грохот колес по вымощенной брусчаткой мостовой заглушил ее голос.
Все трое подняли глаза и увидели, как экипаж Джона останавливается перед домом Энтони, ярдах в двадцати оттого места, где они сидели. Из парадной двери вышел Джон и уселся в открытое ландо. Лицо мрачнее тучи, взгляд суровый… какое счастье, что он не посмотрел в их сторону!
– Какой свирепый вид у Хэммонда! – пробормотала Дафна, когда лошади тронулись. – Что это с ним?
– Несварение? – с надеждой предположил Энтони.
– Энтони, как тебе не стыдно! – пожурила Дафна. – Вот уж не думала, что ты такой злой!
– Подозреваю, что причина во мне, – вздохнула Виола, вновь прижимая к себе Николаса.
Вскоре экипаж исчез из виду. Может, Джон намерен провести вечер в поисках другой женщины, способной его утешить, подумала Виола. Если он найдет эту женщину достаточно привлекательной, мгновенно забудет о жене.
Эта мысль должна была пробудить в Виоле надежду, но почему-то этого не произошло. Сердце болезненно сжалось.
– Опять поссорились? – спросила Дафна.
– Как всегда, – обронила Виола.
Энтони покачал головой и встал.
– Если речь пойдет о Хэммонде, мне лучше уйти.
– Ничего подобного мы делать не собирались, – заверила Виола. – Оставайся. Мой муж – это та тема, которую у меня нет ни малейшей охоты обсуждать.
– Нет, мне все равно пора, – отговорился Энтони. – Я назначил Дьюхерсту встречу в «Уайтсе», чтобы обсудить поправки к биллю о парламентских реформах. Вернусь как раз вовремя, чтобы проводить вас обеих на раут к Монфортам.
– Я не поеду, – отказалась Виола. – Не выношу Сару Монфорт. Скажу, что голова болит, и останусь дома.
– У меня больше причин не любить леди Сару, – смеясь, заметила Дафна. – Энтони едва не женился на ней!
– Сама мысль об этом неизменно вызывает у меня озноб, – призналась Виола.
– Но какие у вас причины не любить эту женщину? – удивился Энтони. – Ведь я не женился на ней.
– Дорогой братец, даже это чудесное обстоятельство не заставит меня ее полюбить. Дафна, думаю, нам обеим стоит остаться дома. Поиграем в пикет и выпьем мадеры.
– И развяжем леди Саре руки, чтобы та могла без помех флиртовать с моим красавцем мужем? – с притворной суровостью спросила Дафна. – Никогда!
– Можно подумать, это имеет какое-то значение! – Энтони чмокнул жену в макушку. – Вернусь за вами в семь вечера.
Он ушел, оставив женщин вдвоем.
– Ты действительно решила бросить меня на милость леди Сары и остаться дома? – уточнила Дафна.
– Да. Хочу провести спокойный вечерок в одиночестве, – заявила Виола, целуя племянника. – Хотя нет… Николас составит мне компанию. Он куда лучший собеседник, чем леди Сара.
– Когда ты так говоришь, мне почти жаль бедняжку, – рассмеялась Дафна. – И еще я рада, что никогда не была тебе врагом.
Тут что-то привлекло ее внимание, и Дафна, вскочив, всплеснула руками:
– О, Виола! Твоя шляпка!
Обернувшись, Виола увидела, как весенний ветер гонит шляпку по траве. Пришлось отдать Николаса матери и побежать за шляпкой. Она пробежала несколько ярдов, но сумела поймать шляпку, пока та не улетела еще дальше.
– Тебе лучше надеть ее, – посоветовала невестка.
– Ни за что! – воскликнула Виола, наматывая ленты на руку. – При таком ветре придется воткнуть в нее булавку, и тогда у меня уж точно голова разболится.
– Ты всегда ненавидела шляпки. Вечно их снимаешь! А еще я помню, как ты срывала шляпу и, смеясь, подкидывала в воздух…
Она совсем забыла об этом. Забыла, как скакала на лошади наперегонки с Джоном. Как он любил целовать ее, смешить. Забыла жаркое желание в его глазах. Забыла, какую власть он имел над ней. Забыла способность больно ее ранить.
– Один из цветов порвался.
Дафна коснулась букетика анютиных глазок, украшающего шляпку.
– Вряд ли его можно починить.
Виола уставилась на шелковые цветы. Ученые зовут анютины глазки фиалкой трехцветной. Фиалки. Ее тезки…
– Некоторые вещи невозможно ни починить, ни исправить, – прошептала она.
– Может, нам стоит завтра проехаться по магазинам и купить тебе новую шляпу? А заодно заглянем в «Беллз».
Пальцы Виолы судорожно сжали поля шляпки.
– К драпировщикам?
– Я слышала, они получили прекрасный бархат разных расцветок. Хотелось бы на них посмотреть.
Перед глазами Виолы мелькнула хорошенькая женщина в красной шляпе, смеющаяся над рулонами бархата.
– Они не так уж хороши.
– Значит, ты их видела?
– Сегодня днем мы с Хэммондом были в «Беллз»… и… и видели там леди Дарвин. Поэтому мы с Джоном поссорились. Четыре года назад она была его любовницей.
– Теперь у него нет любовницы. Он порвал с Эммой Роулинс, и я слышала, что она отправилась во Францию.
– Это не имеет значения, Дафна. Он запросто найдет кого-нибудь еще. Как всегда. А мне придется встречаться с ней, слышать, что говорят о ней люди, как было со всеми прежними любовницами.
Дафна молча смотрела на золовку. Виола вздохнула:
– Мне не следовало расстраиваться из-за этой встречи с леди Дарвин, но я расстроилась. Во всем виновата нежность, с которой она смотрела на Джона. Она когда-то была влюблена в него. Я знаю. И знаю, что она – в прошлом, но все равно мне очень больно. Больно каждый раз. С каждой новой женщиной. И все же он хочет, чтобы я вернулась к нему, словно ничего не произошло.