Подчеркивая этот факт, Дракон рыгнул, и при этом Оливера обдал пламенный шквал ветра. Он схватил свой рюкзак и сомкнул пальцы вокруг огнетушителя, который ему дали морские нимфы.
Затем он вытащил металлическое кольцо, чтобы активировать его, и положил баллон между двух крупных коренных зубов.
— Теперь я хотел бы, — объяснил он и осторожно приступил к выходу из ротовой полости дракона, вытирая при этом слюну с камзола, — чтобы ты аккуратно сжал зубы.
Пиро закрыл пасть. Оливер тихо досчитал до трех, и вдруг белая пена потекла между зубов дракона. — О, — сказал он. — Я вижу, все работает.
Дракон начал пыхтеть. Он открывал пасть, но вместо потока огня выходило только жалкое покашливание.
Как забитое в угол животное Пиро начал клацать зубами вокруг и размахивать хвостом в воздухе. Оливер отпрыгнул в сторону и спрятался за скалой, пока дракон убегал вниз к морю.
Когда рычание дракона ослабело, Оливер последовал за ним. Пиро опустил голову в воду.
Он жадно пил, чтобы смыть вкус химикалий. Пока его голова была под водой, Скаттл и Валли осмелились выйти из убежища, бросили сеть на Пиро и поймали, таким образом, дракона, который извергал жалкое шипение. Теперь появился капитан Краббе с большой канистрой.
— Все хорошо, мой друг, ты совершенно ничего не почувствуешь, — он поместил дракону шланг в рот и накачал его легкие веселящим газом.
Оскал Пиро растянулся в пьяной улыбке. Его могучие веки захлопнулись, а рычание перешло в дымную икоты. Затем он поник, что вызвало легкое землетрясение.
Оливер покидал пещеру дракона как победитель, триумф, который не удался его отцу.
Глава 20
Оливер
Когда Делайла открывает книгу в следующий раз, я нахожусь в месте, в котором еще никогда не бывал. Письменный стол, зеркало и розовое одеяло, которые я видел в комнате Делайлы, отсутствуют.
Я забираюсь на край страницы и пытаюсь больше рассмотреть окрестности.
— Где мы?
— Я часто играла здесь, когда была маленькой. Это мой домик на дереве, моя крепость, — Делайла делает шаг назад, чтобы я лучше мог рассмотреть все вокруг. Стены сделаны из деревянных досок с импровизированным окном.
На полках стоят банки с цветными карандашами, монетами и камнями. В углу лежит стопка старых газет, края которых завернулись от влажности.
Должен признать, что не сражен…
Я еще никогда не видел такой крепости. — Это удивительно, что враг еще не смог захватить ее, — тихо замечаю я.
Враг нет, а вот соседская собака, была близка к этому, — говорит Делайла. — Это не настоящая крепость. Я просто представляю ее таковой.
— Почему ты делаешь вид, что живешь в военное время?
— Так часто поступают дети, — объясняет Делайла.
— Ты поймешь, когда попадешь сюда.
На этих словах мы оба замолкаем. Пришло время для нашей попытки выписать меня из сказки.
— Я намеренно принесла тебя сюда, — продолжает она. — Так как думаю, что здесь надежнее.
— Почему же?
— Ну... во-первых, мы не знаем, насколько громко это будет... И, во-вторых, если моя мама еще раз услышит, как я разговариваю с книгой, она
точно засунет меня в сумасшедший дом, — она медлит. — И, в-третьих, она не будет в восторге, если это сработает, и она найдет в моей комнате незнакомого мальчика.
— Хорошо придумано, — говорю я и рассматриваю экземпляр сказок, который я стащил с книжной полки Раскуллио. Хотя он и познакомился с огнем, он снова выглядит целым, и на нем нет следов повреждений.
— И что теперь? — нервно спрашивает Делайла.
— Я думаю, что должен переписать конец.
Но теперь, когда это зашло так далеко, мое сердце подскакивает к самому горлу. А если не сработает и на этот раз, и я не попаду в мир Делайлы, а другую книгу, историю которой я даже не знаю? А если я застряну между моим миром и миром Делайлы?
Или возникнет новая книга из-за того, что я перепишу и я найду себя все в той же ситуации, только еще глубже, так что ускользнуть больше не будет шансов?
И самый страшный сценарий, что если это сработает, а Делайла решит, что не хочет нагружать себя бывшим сказочным принцем, который не имеет ни малейшего представления о реальном мире? Если я не буду похож на того, каким она меня представляет?
— Чего ты ждешь? — спрашивает Делайла
И, вероятно, мой самый большой страх. Что, если я подпишу себе смертный приговор этой попыткой? Если место, в которое я попаду, будет ни моим, ни ее миром, а ничем?
Я рассматриваю лицо Делайлы, вижу, как она покусывает нижнюю губу. Я хочу попробовать ее на вкус. Я желаю ее. Никакой из рисков не так ужасен, как представление остаться здесь и знать, что я даже не попытался быть вместе с Делайлой.
— Итак, — я вытаскиваю из камзола кусок древесного угля, который я прихватил с собой со сцены с Пиро, так как перо и чернила в одежде не очень практично, и заостряю его об скалу, у которой стою. — Ну, давай начнем, — говорю я и открываю последнюю страницу в книге Раскуллио.
Даже не глядя на иллюстрацию на противоположной стороне, я перечеркиваю слово конец углем.
Внезапно я лечу кувырком через страницы, мне приходится собрать все силы, чтобы не выпустить из рук книгу и уголек.
Ветки колдовского леса больно бьют по лицу; отвратительная запятая зацепляется за мои брюки и делает дырку; я погружаюсь в темноту и снова выныриваю на свет; меня окатывает водой и ветром, и огнем, чтобы в самом конце я приземлился на живот на вечном морском берегу.
Поднявшись на локти, я выплевываю песок и вздрагиваю, так как каждая мышца в теле болит. Вокруг меня стоят все персонажи ,которые ожидают нашу свадьбу с Серафимой.
Я всматриваюсь в книгу, которую держу в руках, и понимаю, что не до конца зачеркнул слово конец. Я провожу древесным углем и вычеркиваю последнюю букву в слове КОНЕЦ.
— Оливер! — ревет Фрамп. — Что ты там делаешь?
Но в, то время как он говорит, края его лохматых ушей и кончик его хвоста становятся прозрачными и он исчезает.
Я поворачиваю резко голову вправо и вижу, как Серафима разочарованно протягивает ко мне руку, в то время как она тоже растворяется. Все мои друзья из истории растворяются, оставляют белые пятна в полной тишине, до тех пор, пока не остаюсь только я, растянувшийся на пляже, окруженный пустыми контурами фигур.
— Бог Всемогущий! — шепчу я, когда все цвета морского берега блекнут, пока меня не окружает лишь абсолютная белизна.
Я все еще держу книгу и кусок древесного угля. Дрожащими руками я разглаживаю страницу и пишу.
И тогда он жил долго и счастливо до конца их дней с Делайлой Ив МакФи.
Как только последняя буква имени Делайла закончена, белое помещение на моих глазах вспыхивает, и в центре возникает дыра как от огня, когда сгорает бумага.
Белизна крошится, и вокруг возникает жалкая старая крепость, в которую Делайла пригласила меня, во всех цветах и полностью совпадающая с оригиналом.
Чем дальше распространяется огонь, тем больше я узнаю, пока, наконец, не смотрю в объятое ужасом лицо Делайлы.
— Оливер? — говорит она.
Все же ее голос ослабевает, как раньше голос Фрампа, до тех пор, пока мне не кажется, будто она говорит с другого конца туннеля. Дыра в белизне становится меньше, до тех пор, пока жестянки с цветными карандашами и стопка с газетами не исчезают в углу моего поля зрения.
Разочарованно я неподвижно смотрю на книгу на коленях и в ужасе понимаю, что последняя буква "и" в имени МакФи, полностью расправляется и затем, дрожа, исчезает.
Тоже самое происходит с "ф" и "к" и т.д., пока мой предусмотренный конец полностью не исчезает.
Затем я чувствую сильный удар в грудь, который лишает меня дыхания и заставляет увидеть звездочки. Когда я снова прихожу в себя, то нахожусь в руках Серафимы, и вокруг нас стоят персонажи этой истории и с криками и хлопками празднуют нашу свадьбу.
Другими словами, я снова там, где никогда не хотел быть.
Прежде чем Делайла и я можем обсудить, что пошло не так, ее зовет ее мать.
Я слышу Делайла говорит, что она вернется назад как только сможет, я ничего не отвечаю на это. Вместо этого я принимаю поздравление пиратов и раздаю находящимся в слезах морские нимфы, чтобы утешить их, в то время как я молюсь все время, чтобы Делайла была бы так любезна и закрыла книгу
и спасла бы меня от этого постоянного кошмара.
Едва она делает это, Фрамп шумит: — Разошлись!
Я хватаю его за ошейник.
— Где ты был? И почему ты пришел назад?
— Был? — Фрамп качает головой. — Приятель, мне кажется, у тебя солнечный удар. Никто никуда не уходил. Мы как всегда праздновали твою свадьбу, — говорит он и кривит морду.
— Но я видел, как ты исчез... и... и все стало белым...
Так, наверное, чувствует себя Делайла, когда никто не понимает слово, которое она произносит. Почему никто не помнит о том, как исчез пляж? И куда они все исчезли?
Тогда мне становится ясно, что их воспоминания стерлись. Как всегда книга восстанавливается. Это похоже на то, как будто последняя сцена, как я пытался переписать ее, никогда не происходила.
И это, вероятно, лучший вариант, иначе они, конечно, с удовольствием линчевали бы меня.
Фрамп косо смотрит на меня. — Вероятно, тебе стоит зайти в гости к Орвиллю, и он поможет тебе с этим.
Прежде чем я успеваю ответить, меня сзади ударяет дерево. По крайней мере, мне так кажется, пока я не поворачиваюсь и не вижу, что Снорт, самый маленький тролль, постучал меня по плечу.
Он оттащил меня в сторону, чтобы он мог поговорить с Фрампом. — Шеф, — говорит тролль, — в последней сцене у меня возникли кое-какие трудности, чтобы достоверно сыграть своего персонажа. Я все еще зол на принца? Или я просто хочу убить его?
— У истории счастливый конец, Снорт.
Тролль хмурит лоб. — Тогда я хочу убить его?
Фрамп вздыхает. — Что происходит в твоей голове, мне все равно, до тех пор, пока ты выглядишь счастливым!
Справа от меня Сокс и Пиро углубленны в беседу. — А ты знаешь, что иллюстрация прибавляет до пяти килограммов, — высказывает свое мнение Сокс.
— Что правда, то правда, — отвечает Пиро.
— Поэтому прописал себе сенную диету без углеводов, — доверяет ему Сокс. — Она творит чудеса с моей талией.
Опустив голову, чтобы изолироваться от приглашения поиграть в шахматы или поплавать с морскими нимфами с самого начала, и ускользаю от вечного морского берега.
Что же там произошло?
Все, кажется, функционировало. Почему все сорвалось в конце?
Совершенно не заметив, я оказываюсь на полпути к волшебнику. Вероятно, Фрамп был прав и мне нужен был только один из напитков Орвилля, чтобы снова получить свежую голову.
Его перекошенная старая хижина немного напоминает крепость Делайлы, как мне теперь бросается в глаза. На поперечных балках висят пучки высушенных трав и веер из ржавых ложек. Я стучу, и одновременно с этим слышу изнутри взрыв и шум.
— Орвилль? — реву я.
— Все в порядке! — заверяет меня волшебник.
— Просто маленькая ошибка в зажигании!
Через мгновение он открывает дверь. Его кожа покрыта сажей, и она создает резкий контраст с белоснежной бородой и дикому белому густому кустарнику волос. — А, мой дорогой мальчик. Тебя надеюсь, послала не
королева. До конца месяца эликсир вечной молодости будет определенно готов, честное слово...
— Я пришел не по поручению королевы, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь, Орвилль.
— Чем я могу тебе помочь? — спрашивает волшебник и отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
Я не знаю, как ему удается в таком тусклом свете смешивать свои напитки. Из-за большого количества книг, древних фолиантов, воздух настолько затхлый, что у меня начинается сильный приступ кашля.
У стола в середине комнаты отсутствует нога, которую Орвилль заменил стопкой колдовских книг. На столешнице стоят несколько больших котлов чугуна, в каждом торчит ложка, которые самостоятельно перемешивают содержимое. — Орвилль, — говорю я, — мне кажется, там закивает.
Когда волшебник поворачивается, жесткая, ярко-зеленая жидкость бьет ключом через края котла.
Он пыхтит, хватает банку с глазными яблоками и бросает три из них в варево. Затем жидкость шипит.
— Ревность, — объясняет Орвилль и жестом указывает жестом на содержимое котла. — Отвратительно воняющая вещь, — он вытирает руки об фартук и оставляет два светящихся отпечатка рук.
— Итак, Принц Оливер, чем я могу тебе служить? — ухмыляясь, он указывает на полку у потолка со стеклянными сосудами, тщательно подписанные каллиграфическим почерком: СИЛА. ТЕРПЕНИЕ.
КРАСОТА. ХИХИКАНЬЕ.
Я потираю затылок, чтобы пригладить волосы. — Недавно я испытал небольшое прерывание, и Фрамп посчитал, что ты можешь, вероятно, дать мне что-то... я не знаю... чтобы я мог лучше сконцентрироваться.
— Да, конечно, — говорит Орвилль. Он начинает, двигать тигель туда-сюда, показывает мне контейнер со змеиными зубами и другой с зубами дракона, пока он что-то ищет. — Это должно быть где-то здесь, это я знаю, — бормочет он и забирается по старой шаткой лестнице, чтобы добраться до верхней полки, где он достает длинный, тонкий рулон кинопленки и темно синий миксер с волшебной пылью, так что вокруг нас образуется блестящий дождь и вызывает приступ чиханья.
— Если ты не сможешь найти его, — шумлю я, — мне хватит и нескольких пиявок...
— Ага! — кричит Орвилль. Громыхая, он спускается вниз по лестнице, с сумкой ракушек в руке. После того, как он развязал ленточку, он вытаскивает горсть сверкающих ракушек в ладонь. Из них он выбирает одну, вскрывает ее ножом и вытаскивает две совершенные
жемчужины на свет. — Возьми их и возвращайся завтра утром, — приказывает он мне бодро.
Как раз, когда я убираю жемчужины в сумку, в другом конце комнаты слышен пламенный взрыв. Волна отбрасывает меня на землю и поднимает Орвилля в воздух. Он приземляется с завязанными узлом конечностями на выкованной железной люстре, которая висит на потолке.
— Великолепно, — торжествует он. - Оно готово!
— Что готово? — спрашиваю я и встаю на ноги.
— Ах, просто маленький эксперимент, — Орвилль подходит к черному постаменту, который напоминает купальню для птиц, в котором полыхают лиловые клубы. Восхищенно он потирает руки, затем достает куриное яйцо из кармана фартука.
— Молись за меня, — просит он, когда я отхожу в сторону.
Он бросает яйцо в цветной туман, но я
не слышу, чтобы оно разбилось. Вместо этого поднимается дым в высокую колонну и формирует экран лавандового цвет. Через мгновение на нем видно курицу.
— Это... я не понимаю, — говорю я.
— То, что ты здесь видишь, — объясняет Орвилль, — это будущее.
"Или прошлое,"— думаю я. Это извечный вопрос: Что появилось раньше, курица или яйцо?
Орвилль прерывает мои мысли. — Действительно гениально, как ты считаешь?
— Но это... ты же не можешь...
— Попробуем с чем— нибудь другим, — волшебник осматривается в хижине и хватает гусеницу на косой оконной раме. Он бросает ее в туман, и вскоре после этого из фиолетового дыма по спиральке из глубин постамента поднимается бабочка.
— Орвилль! — кричу я. — Это невероятно!
— Не плохо для старикашки вроде меня, или?— он ударил меня локтем в бок, затем начинает рвать волосы на голове. — Но это никогда не срабатывает...
Он бросает волос в туман, и мгновение позже мы увидели его перед нами, ясно и четко, только с большим количеством морщинок на лице. Будущий Орвилль склонился над котлом, который внезапно взрывается и поднимается пурпурный дым.
— Конечно, — говорит Орвилль. — Это, однако, проходит довольно хорошо.
Я хотел бы тоже попробовать. Я хотел бы увидеть свое будущее.