Итак, я взвешиваю все. — Ты когда-нибудь задавалась вопросом, что происходит, когда книга закрывается?
Джулс перестает жевать. — Хм, остается закрытой?
— Нет, я имею в виду, что происходит с персонажами в книге?
Она наклоняет голову. — Это просто слова.
Она смотрит на меня вопросительно. — Это как то связано с уроком английского?
— Нет. Это написанные слова, но они что-то большее, чем это. Они же оживают в твоей голове, верно? Откуда ты знаешь, что они не живут дальше, когда ты прекращаешь читать?
— Это так как маленькие дети думают, что, когда они засыпают, их плюшевые игрушки оживают и устраивают вечеринку?
— Да, именно это.
Джулс улыбается. — Однажды я оставила на всю ночь включенной камеру отца, так как думала, что смогу поймать свои игрушки на горячем. Я была убеждена, что мой плюшевый Элмо* (*кукла из Улицы Сезам) — убийца с топором, — она пожимает плечами. — Если бы это могло быть, то на видео это обязательно было бы видно.
— У меня есть кое-что получше видео, — говорю я, бросив короткий взгляд на заучек, которые сидели напротив нас.
Они были полностью погружены в алгебру, решая матрицы и калькулятор, так что это было равносильно тому, что мы с Джулс могли бы находиться на луне. Поэтому я вытаскиваю книгу из рюкзака и открываю на сорок третьей странице, на той странице, на которой Оливер, и я общались. — Я должна тебе кое-что показать, — говорю я. — Только взгляни.
Я слегка продавливаю корешки книги так, чтобы книга оставалась открытой. — Что это? — спрашивает Джулс и слегка улыбается. — Ты украла ее у детей, с которыми ты недавно сидела?
— Просто почитай, — говорю я.
Джулс поднимает бровь, но начинает читать вслух.
— Оливер ухватился за корень, который выступал из скалы, и еще немного подтянулся выше. Зажимая кинжал между зубов, он вытянул руку наверх, затем другую, и таким образом забирался наверх крутой гранитной стены, его переполняла решимость. "Серафима," — подумал он. "Я иду за тобой."
— Пожалуй, едва ли, — говорю я.
— Ты что-то сказала? — спрашивает Джулс.
— Просто посмотри внимательно, — убеждаю я ее.
Мы обе смотрим на иллюстрацию. Затем Джулс пихает меня в плечо. — Делайла? На что именно я должна смотреть?
Несмотря на то, что книга открыта уже около тридцати секунд, Оливер не шевелится и ничего не говорит, вообще не показывает, что он больше чем иллюстрация на странице.
— Скажи что-нибудь, — шепчу я.
Джулс удивленно смотрит на меня. — Ээ, очень красивый пассаж?
Факт того, что Оливер не хочет разговаривать с нами обоими, вызывает тошноту. Похоже на то, что он может показываться только мне. Если я расскажу ей сейчас, что разговариваю с принцем из сказки, который хотел бы, чтобы я вытащила его из сказки. Джулс проводит меня к школьной медсестре или же отведет к детскому психологу.
Джулс, которая так хорошо понимает меня, просто не сможет понять... а также я рискую потерять единственную подругу, я не могу так поступить.
— Я все еще жду. Он сейчас выпрыгнет со страницы и нападет на нас с ножом?
"Если бы ты знала," — думаю я, но делаю вид, как будто Джулс сказала суперскую шутку. — Ну, это было бы довольно весело, конечно. Я просто хотела показать тебе, как страшно изображена эта сцена. Автор просто великолепен, или? Если читать слова, такое ощущение, как будто... это происходит на самом деле!
На всякий случай я смеюсь громким, искусственным смехом. Джулс смотрит на меня, как будто у меня на лбу вырос рог. — Ты снова нюхала текстовые марки? — уточняет она.
Я убираю книгу назад в рюкзак.
— Ах, я совершенно забыла, я должна пройти дополнительную проверку у мадам Борноигне, — тайком я проклинаю Оливера за то, что я выгляжу сейчас как полный болван. — Я позвоню тебе после школы, — говорю я и спешу из кафетерия.
Обычно я не прячусь в туалете для учителей. По правде мне даже мысль об этом никогда раньше не приходила. Но сегодня произошли значительные вещи, которые нельзя было бы представить и в мечтах.
Сейчас мне просто нужно остаться наедине с этой книгой, а в учительском туалете я могу закрыть дверь, и вокруг не будет злоязычных девушек, которые побежали бы к преподавателю, чтобы рассказать все в красках учителю про ученицу, которая разговаривает вслух со сборником сказок.
Я снова открываю книгу на сорок третьей странице, наклоняюсь совсем близко над бумагой и шепчу: — Эй!?
Когда Оливер улыбается, я перестаю дышать. — Ты вернулся. Ты обещала...
и сдержала слово.
"Возьми себя в руки," — говорю я сама себе.
— Что это было только что?
— Что именно?
— Почему ты не ответил, когда я попросила тебя об этом?
— Я думал, ты не хочешь, чтобы я разговаривал с тобой, если другие рядом.
— И по-прежнему не хочу, — подтверждаю я.
— Тогда я не совсем понимаю... Ты обижена из-за того, что я сделал то, о чем ты меня просила?
— Я обижена, потому что Джулс не чужая.
— Для меня чужая, — говорит Оливер. — Она бы все равно не услышала меня даже, если бы я орал во все горло.
— Откуда ты можешь это знать? Ты же не пробовал.
— Я уже годами пытаюсь, и ты первая, кто заметил меня.
Я вздыхаю. — Но, если бы ты поговорил с Джулс, если бы она смогла тебя услышать... — мой голос срывается.
— Тогда ты не чувствовала бы себя такой сумасшедшей? — мягко спрашивает Оливер. — Ты не можешь просто верить в меня, как я в тебя?
— Я не знаю больше, во что должна верить, — говорю я совершенную правду. — Чего-то подобного со мной еще не происходило.
Оливер садится на землю. — А со мной вообще еще никогда ничего не происходило.
Я наблюдаю за ним, как он смиряется с тем, что навечно пойман в истории, которую выдумал кто-то другой. Если бы я сама могла бы написать свою историю, то мой отец никогда бы не ушел от нас, и моей матери не пришлось бы так надрываться, так что вечером она падает в кровать смертельно уставшая, даже не поужинав.
Если бы я писала свою историю, я бы не разбивала коленную чашечку капитану команды поддержки и тогда против меня не ополчилась бы вся школа. Если бы я писала свою историю, Оливер был бы здесь со мной, был бы тем, кто любит меня.
С другой стороны, вероятно, я могу изменить направление своей собственной жизни. Или, по меньшей мере, попытаться.
— Я не понимаю.
— Что, если я вырежу тебя из книги, а ты перестанешь дышать? Если единственный воздух, которым ты можешь дышать, заключен внутри страниц?
— Вырезать? Кто вообще говорил про вырезание…?
— А что, если ты выберешься в наш мир, но таким будешь таким маленьким, что поместишься в моей сумке?— мой голос становится громче, когда я думаю обо всем, что могло бы пойти не так.
— Ты хотя бы попытаешься, — произносит Оливер медленно и его голос полон надежды, — вытащить меня отсюда?
— Да, но сначала мы проведем пробное испытание. До встречи на странице двадцать один, — я медлю. — Ты же видишь номера страниц, или?
— Если прищурю глаза, — говорит Оливер. — Они стоят так далеко в верхнем углу.
— Это то место, где ты идешь с Фрампом через лес... Да! Мы проведем опыт на собаке! — предлагаю я.
Оливер качает головой. — Фрамп? Ты не можешь этого сделать.
— Оливер, он просто собака. Вероятно, он никогда не узнает об этом.
— Только собака?! — Оливер в ярости подпрыгивает вверх.
— Эта "собака" говорит на трех языках, она — шахматный гений и случайно мой лучший друг. Или ты забыла, что он тоже раньше был человеком?
— Вероятно, я упустила эту часть, — соглашаюсь я, хотя ни за что бы не призналась, что часто перескакиваю страницы, на которых нет Оливера. — Если мы не можем взять Фрампа, что ты предлагаешь? Или даже бактерии в твоей книге занимаются исследованием ракетных установок?
— Я мог бы отдать тебе свой камзол, — предлагает Оливер.
— Лучше оставь одежду при себе. Я считаю, что мы должны посмотреть, что произойдет с живым существом, или?
— Подожди-ка, — он стремительно несется в другую сторону страницы, и на мгновение исчезает на краю иллюстрации, а затем появляется снова с улыбкой на губах. — Я могу предложить тебе рыбу с сорок второй страницы.
— Я не знаю... Разве мы не должны взять животное, которое не живет в воде? Если оно не выживет, мы не можем списать это на то, что у нее нет легких.
— Ты совершенно права, — вздыхает Оливер. Он шлепает себя по затылку, а затем проводит рукой по лицу. — Проклятые пауки.
Как только я хочу спросить его о том, откуда они могут взяться здесь, потому, что нахожу захватывающим все, что появляется, или исчезает таким образом. Но тогда я замечаю, что, вероятно, есть огромное количество микроскопически маленьких вещей, которые не замечает читатель: шахматная доска на песке, пауки, даже принцы. — Подожди! — я наклоняюсь ниже над книгой.
— Оливер, ты убил паука?
— Он укусил меня!
— Он был бы прекрасным кроликом — испытуемым, — объясняю я.
Его лицо светлеет. — Ну конечно. И если он выживет, тогда у меня действительно будет повод праздновать.
Он встает на четвереньки и начинает
искать животные. — Вот он, — говорит Оливер и вытягивает руку вперед. В его руке извивается паук.
— А теперь? — спрашиваю я.
Оливер смотрит на меня. — Ну да, я думаю, что ты просто заберешь его.
Осторожно я опускаю руку вниз и пытаюсь схватить паука, но ничего не происходит. Между нами барьер, тоньше, чем шелк, но невероятно крепкий.
— Так не пойдет.
— Я забыл про стену, — говорит он. Погруженный в мысли он опускается на землю.
— Стену? — спрашиваю я.
— То, что вероятно защищает нас, если читатель не аккуратно обращается с книгой или загибает страницу в середине рисунка.
Мягкая, но ничто не может преодолеть ее, она обладает большой силой, — он смотрит вверх. — Поверь мне, я пытался.
— Нам нужно что-нибудь, чтобы проделать дырку...
Оливер выхватывает кинжал из-за пояса, разбегается и бросается в мою сторону так стремительно, что я невольно закрываю лицо руками, как будто он мог выскочить оттуда и приземлиться прямо передо мной.
Но все же, когда я раздвигаю пальцы, он лежит на спине и пристально смотрит в небо.
— Оу, — бормочет он.
— Научный опыт номер 1, — говорю я. — Ты не можешь преодолеть барьер между нами.
Он садится и потирает лоб.
— Верно, — соглашается он, — Но у тебя есть шанс.
— Ты хочешь, чтобы я ковырялась ножом в книге?
— Нет, — говорит Оливер. — Ты должна
разорвать книгу.
Я дышу с трудом. — Даже не рассматривается!
Это книга из школьной библиотеки!
— Я знал же, что ты не воспринимала это всерьез, — шепчет Оливер. — Ну, давай, Делайла. Только маленькая трещинка, чтобы я смог просунуть к тебе паука.
Когда он снова дарит мне эту улыбку, которая заставляет меня чувствовать себя единственный важным для него человека во вселенной ( но, вероятно в данном случае это соответствует действительности), я растеряна. — Ну, хорошо, — говорю я вздохнув.
Осторожно я зажимаю страницами между пальцами и делаю крохотную, едва видимую трещинку внутри.
— Делайла, — говорит Оливер. — Я не смог бы там просунуть даже микроба, не говоря уже о пауке. Могла бы ты попробовать еще раз, пожалуйста? И на этот раз немного более храбрее.
— Ну, хорошо, — я хватаю верхний край страницы пальцами и аккуратно тяну ее. Бумага рвется.
— Это должно быть наверху страницы, совершенно ясно... — Оливер косит глаза наверх и устало смотрит на крутую скалу, которая возвышается над ним.
— Ты же делаешь это и для Серафимы тоже, — говорю уверенно я.
— Редко бывает так смешно, — с пауком в кулаке он смотрит наверх. — Как я должен одновременно держать эту штуку и карабкаться по скале? — Оливер кривит лицо и кладет паука на язык.
— Это же отвратительно! — реву я.
— Ммффм, — говорит Оливер, но его взгляд говорит о другом. Он начинает карабкаться по скале, набирая скорость, приближаясь ближе к вершине скалы. Затем медленно двигается направо, туда, где я надорвала страницу.
Рука у рта он выплевывает паука. — Это, — говорит он, — было, правда, отвратительно. — Он смотрит на меня через плечо. — Ты готова?
— Да, — говорю я. Когда мои пальцы ложатся на разорванную бумагу, я чувствую себя идиоткой.
Оливер вытягивает руку. Паук начинает ползти по его ладони, по безымянному пальцу, мизинцу. Когда он добирается кончика пальца, его ноги ищут опору и находят трещину в бумаге.
И внезапно на моей ладони оказывается маленькая черная точка.
Он почти не видим, неприятно теплый и влажный. На моих глазах он начинает расти, до тех пор, пока не принимает нормальный размер восьминогого паука.
— Оливер! — говорю я удивленно. — Я думаю, это сработало!
— Правда? — он снова спрыгнул на берег и напряженно смотрит на меня вверх. — Итак, ты получила его?
Я смотрю вниз на маленького паука.
Все, посмотрев внимательно, я замечаю, что что-то не так. То, что я приняла за ноги, на самом деле буквы, которые перетекают друг в друга. Я различаю "к". И еще "п".
Нет, это не паук. Это слово паук, которое приняло форму паука и карабкается по моей руке.
Но прежде чем я успеваю рассказать это Оливеру, меня пугает стук в дверь туалета. Я стряхиваю паука — слово со своей ладони под крышку переплета и твердо сжимаю книгу. — Почти закончила, — кричу я.
Я осторожно снова открываю книгу. Животного нет.
Вместо этого я читаю, написанное тонким шрифтом по диагонали слово "паук".
— Оливер, — шепчу я, несмотря на то что страницы еще закрыты и он, вероятно, не может меня слышать. — Я боюсь, что это не поможет нам.
Глава 7
Страница двадцать семь
Последнее о чем вспомнил Оливер, было погружение. Теперь он кувырком опускался на дно моря. Два угря обвивали и извивались друг с другом, когда они соприкасались, воду рассекал заряд электричества.
Легкие Оливера горели, они были готовы разорваться, и он задавался вопросом, так ли должна выглядеть смерть, не от руки мошенника, который похитил Серафиму, а совершенно банально — утонуть в море.
Внезапно он вспомнил о компасе, который висел вокруг его шеи. "Домой" — сказала его мать. Компас спасет его. Он на ощупь двигался вдоль кожаного шнурка и из последних сил пытался отыскать подвеску, но тогда он был сорван с его шеи.
— Неееттт! — кричит он, и его легкие наполнились водой. Он закрыл глаза и приготовился к худшему.
Пальцы проскользнули под его воротник. Мягкий рот прижался к его, и он почувствовал дрожь внутри груди.
— Серафима, — пробормотал Оливер и был при этом озадачен тем, что может разговаривать и дышать. Когда он, моргая, открыл глаза, в его руках лежала женщина.
Она обладала голубой кожей покрытой чешуей.
Ее волосы, черные, ужасно спутанные, подняты наверх и были переплетены с морской травой на макушки и ниспадали на спину за острыми прозрачными ушами.
На ее щеках поднимались и опускались пары жабр, а ее худая грудная клетка переходила в мускулистый, медно-золотого цвета хвост. У нее совершенно не было носа, а только глубоко посаженные ноздри, которые красовались над беззубой улыбке.
— Кто такая Серафима? — спрашивает девушка, и при этом ее ясные, голубые глаза сверкают. — Я — Марина.
В ужасе Оливер начал извиваться, пытаясь вырваться из ее объятий.
— Сестра, — произнес другой женский голос. — Он не принадлежит одной тебе.
Когда Оливер обернулся, он увидел вторую морскую нимфу, которая одевала компас его отца вокруг шеи. И в этот момент он услышал третий женский голос.
— О, да, мы ждали его.
Оливер умудрился уклониться от молниеносного хвоста Марины, в то время как морские нимфы превращались в шипящего угря цвета бронзы, который обвился вокруг верхней части его туловища, обездвижив его, и подтянул ближе к ней.