Покружив по участку, Наташа обнаружила пластиковое ведерко, которое можно было использовать в качестве подставки, и немедленно им воспользовалась. В первом же окне открылась панорама каминного зала, в котором Наташа уже бывала прежде. На столе, как и в ту ночь, стоял поднос с бутылкой коньяка и рюмкой на нем. В зале никого не было. Наташа с ведром продвинулась дальше и снова осторожно подняла голову – никого. Так она проделала еще несколько раз, пока не обнаружила наконец хозяина дома и его гостя.
Картина, открывшаяся ее взору, выглядела сюрреалистической. Большая кухня, оснащенная современной техникой, оказалась залита светом. За дубовым столом сидели Аркадий Бубрик и Генрих Минц и жадно ели. Ножи и вилки так и мелькали у них в руках. Посреди стола стояло широкое блюдо, на котором горой лежало дымящееся мясо. А по всей кухне были раскиданы женские вещи – на спинке стула висела юбка, на крючке для половников – блузка, швабру на подставке украшал бюстик, одна красная босоножка лежала на сковороде, а вторая, кверху каблуком – в корзинке для хлеба. Колготки страшно свисали с люстры.
Наташа дрогнула. В глазах у нее помутилось. Она разинула рот, чтобы схватить побольше воздуха, которого вдруг стало невероятно мало вокруг, и рванула воротник кофточки. Эти типы совершенно точно кого-то съели! Наташа сползла с ведра на землю и села прямо в траву, обхватив голову руками. Вот что означал их разговор по телефону! Бубрик хотел, чтобы они действовали вдвоем, но Генрих задерживался и приказал: «Всю подготовительную работу проведешь без меня, не маленький. Я приду к основному блюду».
Вот оно – кошмарное основное блюдо. Бубрик поймал какую-то несчастную женщину, и теперь они ею ужинают. Тайком, закрывшись ночью в доме, стоящем особняком. Ясно, почему Генрих «готов на все», лишь бы Покровский ничего не узнал!
Пока оглушенная Наташа сидела в траве, дверь кухни распахнулась, и, улыбаясь до ушей, внутрь вошла девица в том самом платье, которое принес в коробке Генрих. Она подплыла к столу и по очереди поцеловала мужчин – Бубрика в макушку, а Генриха в лысину.
Когда Наташа снова взгромоздилась на ведро, девица уже удалилась, виляя бедрами. Поэтому Наташа не увидела ничего нового. Только сытый Бубрик уже откинулся на спинку стула и вытирал губы салфеткой. Наташа почувствовала, как на нее волной накатывает тошнота. Она спрыгнула с ведра, дошла до кустов, и там ее немедленно вывернуло наизнанку. Руки тряслись, в голове шумело, а мысли развалились на отдельные бессвязные кусочки.
Словно в полусне она взошла на крыльцо, дрожащей рукой открыла входную дверь, в несколько шагов преодолела расстояние до стола и, свинтив пробку с бутылки коньяка, приложилась к ней ртом. Сделала несколько жадных глотков, заметив краем глаза, что дверь в одну из комнат первого этажа приоткрыта. Дрожа как осиновый лист, она приблизилась к ней и заглянула в щелку. Главным предметом меблировки здесь была кровать, из-под которой торчали босые женские ноги. Они лежали совершенно неподвижно, и Наташа попятилась. Так, пятясь и не выпуская из рук бутылки, она добралась до входной двери, ударилась в нее спиной и, очутившись на улице, бросилась прочь, ломая кусты жимолости.
Между тем девица выползла из-под кровати. Она полезла туда за укатившейся сережкой, обнаружила в углу записную книжку хозяина дома и позволила себе ее пролистать, замерев от любопытства.
Наташа неслась, не разбирая дороги, Азор мчался за ней, решив, что это классное развлечение. Неожиданно навстречу выпрыгнул маленький пруд и, заметив на берегу скамейку, Наташа рухнула на нее и в один присест высосала полбутылки коньяку. Темноты она сейчас совсем не боялась. Попадись ей какой-нибудь глупый маньяк, она задушила бы его голыми руками.
* * *
Было три часа ночи, когда Наташа добралась до своего временного обиталища. Пустую бутылку она выбросила еще час назад и с тех пор занималась ночным ориентированием на местности. Земля норовила улизнуть у нее из-под ног и то и дело качалась то в одну, то в другую сторону. Кровь так шумела в голове, словно по ней мчался бесконечный поезд метрополитена.
Входная дверь легко подалась и больно стукнула бедолагу по лбу.
– Блин, – пробормотала она и прямым ходом направилась к телефону, который стоял на столике возле фикуса. Луна заглянула в окно, и Наташа увидела следы отшумевшего праздника. Никто ничего не убрал – вероятно, Генрих до сих пор не вернулся домой.
С трудом вспомнив, где находится выключатель, Наташа принялась хлопать по нему ладонью, но попасть никак не могла – выключатель бегал по стене, словно таракан от тапочки.
– Да остановись ты, сволочь, – прошипела Наташа и прижала его грудью.
Выключатель клацнул, и в холле зажегся свет. Она вывернула шею, чтобы приладить попу к дивану, но в последний момент все-таки промахнулась и шлепнулась на ковер.
– Блин, – еще раз сказала она и за шнур стащила телефон к себе на ковер.
Телефон бренькнул и загудел. Наташа приставила трубку к уху и нетвердой рукой набрала номер знакомого отделения милиции. Вот странно! Этот номер сидел в ней, словно хорошо забитый гвоздь, она не забывала его ни при каких обстоятельствах.
Парамонов? – воскликнула она, когда трубку сняли. – Это Наталья Смирнова! Случилось страшное. В поселке Березкино, что по Савеловской дороге, только что съели женщину. Кто съел? Бубрик и Минц. Нет, это не обезьяньи клички, а человеческие фамилии. Что тут непонятного? У тебя – Парамонов, а у них – Бубрик и Минц. Приезжай скорее. Или пришли кого-нибудь. Ну, смотри, а то они ее уже доедают... Сам ты дурак! Ты тоже набитый. А ты в кубе!
Она сердито бросила трубку на рычаг и сказала ей:
– Алкоголик.
Обидно было до чертиков. Она рисковала жизнью, чтобы выяснить правду о подозрительных личностях, и теперь, когда правда раскрылась, ей не хотят верить.
Уложив гостей и не обнаружив в доме ни Генриха, ни Наташи, Андрей Покровский переоделся в спортивный костюм и прогулялся по саду. Генрих, вероятно, еще у тетки. А где, интересно, это чучело огородное?
Теперь он лежал в темноте поверх одеяла, прислушиваясь к звукам, доносящимся из холла. Вот наконец хлопнула входная дверь. Сначала он подумал, что вернулся Генрих, но потом женский голос сказал: «Блин!» – и он понял, что это его замечательная помощница. Самое забавное, что почти сразу же она принялась звонить по телефону и что-то бубнить. Конечно, он и знать не знал, в каком она состоянии. До тех пор, пока Наташа не появилась на пороге его комнаты.
– Тук-тук, – сказала она после того, как открыла дверь и нарисовалась в проеме. – Вы не спите?
Покровский против воли усмехнулся, глядя на нее из темноты. Она-то его наверняка не видела.
– Чего вы хотите? – вполголоса спросил он.
Вы не спите! – выдохнула она. – Мне столько всего нужно вам рассказать!
– Сейчас?!
– Случилось страшное, – повторила она фразу, которая не произвела никакого впечатления на идиота Парамонова, но ей самой казалась поистине судьбоносной. – Я была у Бубрика.
– Неужели? – Покровский сообразил наконец, в каком она находится состоянии, протянул руку и включил бра над кроватью. – Боже милостивый! – тут же воскликнул он и сел. – Где вы были?
– Я же говорю – у Бубрика.
Наташа покачнулась и попыталась двумя руками ухватиться за спинку стула. Стул уехал в западном направлении.
Он что, пытался смутить ваше целомудрие? – сердито спросил Андрей. – Вы отбивались изо всех сил, но потом оставили сопротивление и напились с горя?
– Вы с ума сошли! – прервала его тираду Наташа. Отчего-то ее страшно возмутило его предположение.
– Чем от вас пахнет? – спросил Покровский.
Наташа подалась вперед и шепотом сообщила:
– Страхом...
– Такое впечатление, что кого-то тошнило.
Конечно, меня вырвало! – оскорбилась она. – Но я продезинфицировала рот коньяком. – Почему-то ей казалось, что Покровский уже знает об ужасах, которые происходят в соседнем доме. – Вы, вероятно, не видели этого своими глазами...
– Чего? – тупо переспросил он.
– Как они едят. Они едят и утираются салфетками! – с неподражаемым выражением сообщила она. – Спокойно смотреть на это невозможно! А сверху свисают колготки... Я видела в окно, как они улыбались.
– Колготки?
– Нет, Бубрики. Они сидели вдвоем и брали с этой тарелки мясо... О-о-о!
– Какого черта вас понесло к Бубрику? – снова спросил Андрей, не зная, как реагировать на нее, пьяную. Она была смешная и жалкая одновременно.
– Я хотела защитить вас, – грустно сказала Наташа. – Найти убийцу. Чтобы вас не подозревали. Ведь вы ни в чем не виноваты!
– Но при чем здесь Бубрик? – переспросил Покровский, понимая, что она не должна так открываться перед ним, иначе его с головой захлестнет признательность.
– Думаю, что ни при чем, – сообщила Наташа. – Если бы это он убил вашу бывшую жену, то наверняка затащил бы ее к себе в дом и засунул под кровать. Он всегда так делает!
– Ну вот что, – сказал Покровский и поднялся на ноги. – Вам надо принять душ...
– Нет! – испугалась Наташа. – Мне надо с вами поговорить о личном. Сядьте!
И она двумя руками толкнула его в грудь. Покровский, не ожидавший ничего подобного, потерял равновесие и свалился на кровать, нелепо взмахнув руками. Наташа вскарабкалась туда вслед за ним, подползла к нему на четвереньках и, дохнув в лицо коньяком, шепотом сообщила:
– Я люблю вас!
И громко рыгнула. Покровский закрыл глаза и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Это не может быть правдой.
– Нет, это правда! – горячо заверила Наташа и прислонилась щекой к его груди. – У вас такие зеленые глаза, что даже смешно. У меня такого цвета была жидкость для полоскания рта.
– Господи, чем я это заслужил? – прокряхтел Покровский, прилагая все силы, чтобы подняться и поднять Наташу вместе с собой.
Она не хотела, чтобы он двигался, и изо всех сил нажимала головой на его солнечное сплетение. Он сдался и снова упал на подушки.
– Вы лучший, – сообщила Наташа и обняла его двумя руками, как дядюшка Скрудж из диснеевского мультика обнимал свое золото.
– Я сражен в самое сердце, – пробормотал Покровский и решил, что лучше всего дождаться, пока она уснет, и потом оттащить ее на второй этаж.
– Когда я вижу вас... – горячо начала Наташа, щекоча его шею своим «ежиком».
– Ш-ш-ш! – шепнул он. – Давайте просто полежим.
– Обнимите меня! – попросила она.
Ладно, – согласился Покровский после паузы и попытался сообразить, когда последний раз попадал в столь нелепую ситуацию.
Интересно, она вспомнит наутро, что вытворяла? Несмотря ни на что, ему хотелось, чтобы она помнила. Через минуту раздалось сопение – его мучительница заснула. Покровский осторожно вывернулся из-под нее и, кряхтя, поднял ее на руки. Она была тяжелой, горячей и свисала с его рук так, будто в ней нет костей.
Он вытащил ее в коридор и, сделав несколько неверных шагов, попал в холл. Здесь было светло, и в кухне тоже. Возле разделочного стола стоял Вадим и ел жареного цыпленка. Был он в трусах и длинных носках, украшенных ромбиками.
– Куснуть хочешь? – предложил Вадим, показывая сводному брату обглоданную цыплячью ногу.
Покровский молча покачал головой – мол, нет, не хочу. Тогда Вадим отвернулся и стал грызть кость, словно собака – боковыми клыками. Андрей потащил Наташу на второй этаж и уже преодолел целых три ступеньки, когда она неожиданно сказала откуда-то из-под его локтя:
– Меня сейчас вырвет.
– Боже мой, – процедил он и бросился к ближайшему туалету. Сгрузил ее на пол и велел: – Ну, давайте! Вы можете стоять? Хотя бы на коленках?
– Да! – сообщила Наташа и легла на коврик перед унитазом.
– Ну? И где вам плохо? – рассердился Покровский.
– Везде! – сказала она и захрапела.
Он отскреб ее от коврика и снова двинулся к лестнице. И в этот момент услышал голосок Марины:
– Пап! Папа, это ты?
Покровский ужасно испугался. Он бросился сначала в одну сторону, потом в другую, потом свалил обездвиженное тело на стоящий тут же диван и задрапировал его пледом. В тот же миг в холле появилась Марина.
– Пап, Наталья так и не вернулась. Я недавно проверяла – в комнате ее нет. Что делать? Наверное, надо идти ее искать!
– Я ее уже нашел, – признался Покровский, и в этот момент зазвонил телефон.
Отец и дочь испуганно посмотрели друг на друга, и даже Вадим, перестав жевать, вышел из кухни. Ночные звонки не сулят ничего хорошего.
– Алло! – с опаской произнес Покровский, прижав трубку к уху. – Какой Парамонов? С нашего номера? В отделение милиции? Вы уверены? Что-о-о?! Какая-то ерунда. Вероятно, местные мальчишки проникли в дом и баловались. Ну, значит, местные девчонки. Я не знаю, почему ночью! Покровский, а что? Андрей Алексеевич, а что?
Он стал препираться с Парамоновым, в конце концов разругался с ним и бросил трубку на аппарат.
– Черт знает что такое! Капитан Парамонов заявил, что кто-то из нас недавно позвонил в их отделение милиции и сказал, что в поселке Березкино две обезьяны съели человека.
– Разве обезьяны едят людей? – удивился Вадим, перестав жевать.
– Какие обезьяны, дядя? – воскликнула Марина. – Откуда в дачном поселке обезьяны?
– Обезьяны – это Бубрик и Минц, – неожиданно сказал плед человеческим голосом.
– Что это? – пискнула Марина. – Кто это?
– Это твоя Наташа, – ехидно заметил Покровский. – Зря ты о ней беспокоилась.
– О-о! Слава богу. А то мне в голову стали приходить всякие глупые мысли...
– Что, она напилась кофе? – с пониманием спросил Вадим.
– Уверяю вас, до кофе у нее дело не дошло, – заявил Покровский. – Судя по сбивчивым рассказам, она выпила коньяку, ее стошнило и тогда она снова выпила коньяку.
– Потрясающе, – пробормотал Вадим. – Надо будет попробовать.
– Пап, она там задохнется, ее ведь с головой укрыли, – сказала Марина, и тут плед громко запел:
– Не печалься о сы-ыне, злую долю кляня-а-а... Ты-гы-дым, ты-гы-дым...
Покровский нервно рассмеялся и посоветовал дочери:
– Иди спать, я транспортирую ее до места дислокации.
– Но я хочу тебе помочь!
– Иди-иди! – прикрикнул он. – А то наслушаешься всякой ерунды. Пьяные женщины иногда говорят такие вещи, от которых краснеют даже прапорщики.
– По бурлящей Росси-и-и он проносит коня-а-а... Ты-гы-дым, ты-гы-дым... – в два раза громче исполнил плед.
Хихикнув, Марина ретировалась, а Покровский отогнул край пледа и увидел, что Наташа лежит с закрытыми глазами, раскрасневшаяся, как булочница возле печи.
– У вас случайно не жар? – пробормотал он и потрогал ее лоб.
– Это жар любви! – с надрывом заявила она и попыталась схватить его за руку.
Он отдернул ее и сказал Вадиму:
– Пойди открой дверь ее комнаты. Вон там, справа от лестницы.
Вадим побежал наверх, а Покровский просунул ладони под Наташу и рывком поднял ее на руки. Она немедленно прижалась к нему всем телом и обняла за шею. И произнесла, не открывая глаз:
– О! Как от вас приятно пахнет...
– Не то что от вас, – парировал он. – По-хорошему, вас надо хорошенько вымыть.
– Вымойте, – разрешила она томно.
– Да уж, больше мне делать нечего...
– Гро-мы-ха-ет гра-жданская война-а-а! От темна-а-а до темна-а!.. – на весь дом затянула Наташа.
– Стукни ее обо что-нибудь, – посоветовал сверху Вадим. – О перила давай, а то она сейчас всех перебудит.
– Много в поле тро... – Покровский сильно встряхнул свою поклажу, она тотчас забыла про пение и простонала: – Ой, все внутренности во мне перемешались!
– Ничего, вы поспите, и они разглягутся по местам.
– А где Бубрик? – Наташа распахнула глаза. В них плескался коньяк.
Покровский занес ее в комнату и сгрузил на кровать, поинтересовавшись:
– Что, черт бы вас побрал, произошло между вами и Бубриком?!
Наташа не ответила. Она обняла подушку и сильно прижалась к ней щекой, свернув на сторону нос. Раздалось сладкое сопение.