Полюбив такого человека, как Габриэль Макгир, можешь не надеяться, что избежишь крупных неприятностей. Она совершенно не ожидала, что так обидится из-за того, что он не позвонил. Хлоя подошла ближе к зеркалу. На нее смотрела грустная молодая женщина с нежно-кремовой кожей, копной рыжевато-золотистых, только что вымытых волос и несчастными синими глазами. Атласное, расписанное цветами и птицами кимоно (она купила его во время короткой командировки в Японию) подчеркивало цвет ее глаз. Прелестная вещица. Оно сразу бросилось ей в глаза. На барахолках можно было отыскать много всякой одежды, которую при желании можно выдать за вечерний наряд. Вот и в кимоно она могла пойти куда угодно, только вот идти-то было некуда. Конечно, она могла позвонить кому-нибудь из подруг. Салли всегда готова посмеяться, да и Бет чудесная девчонка. Хоть и безнадежно застенчива, с ней всегда приятно.
Нет, что-то беспокоило ее, и Хлоя не могла назвать, что именно.
Она взяла первую попавшуюся книгу в новенькой мягкой обложке и села на диван. На суперобложке значилось: «захватывающий психологический триллер». Хлоя дважды перечитала первые несколько страниц, пытаясь вникнуть в их смысл. Нет, слишком много персонажей. Это требует чересчур много внимания. Как обычно, когда одиночество мучило ее, мысли Хлои обратились к матери. Раньше она просила, чтобы ей разрешили перевезти маму домой. Она сможет нанять сиделку на то время, когда будет на работе. Она бы так и поступила, но врачи убедили ее, что матери будет лучше в лечебнице.
Хлоя откинулась на спинку дивана, и в ее глазах заблестели слезы. Иногда она позволяла себе такую роскошь — немного поплакать, — но преимущественно держалась молодцом. Неужели ей больше никогда не удастся поговорить с мамой, услышать ее голос? Неужто им никогда уже не посмеяться вместе над какой-нибудь остротой, как бывало в прежние безмятежные дни. Они так дурачились! А скромные подарки, которыми они одаривали друг друга! По щекам Хлои заструились слезы, и вся она поникла от горя.
Она была в ванной, когда в парадную дверь позвонили. На мгновение она застыла, затем подошла к окну и приоткрыла штору.
Габриэль!
Подгоняемая силой, совершенно ей не подвластной, она бросилась к двери, распахнула ее и устремила взгляд на его лицо, которое так неожиданно вдруг стало родным и близким.
— Хлоя, я беспокоюсь о вас. — Он внимательно окинул ее задумчивым взглядом черных глаз. Он увидел, как она несчастна, увидел слезы, что бусинками висели на ее длинных ресницах.
— Почему вы не позвонили? Вы не желали говорить со мной?
— Почему? — Он резко рассмеялся. — Хлоя, я в отчаянии. Я не нахожу нужных слов.
— Вы не захотели посмотреть репортаж вместе со мной? Огорчились, что он получился схематичным?
— Хлоя… — Он беспомощно развел руками.
— Я рада, что вы вернулись, — не переводя дыхания, сказала она. — Я хочу, чтобы вы остались.
— Боже мой! — Он захлопнул дверь, запустил руку в ее чарующие локоны, привлек ее к себе. — Что случилось? В чем дело?
— У меня раскалывается голова. — Ее голос звучал приглушенно, потому что она прятала лицо на его груди. — Порой мне кажется, что у меня не хватит сил терпеть эту боль.
— Теперь я здесь. — Как чудесно было держать ее в своих объятиях, чувствовать, как ее хрупкое, красивое тело прижимается к нему. Как чудесно и покойно. Но постепенно его охватывал жар, он чувствовал, что «кровь свинцом расплавленным, не кровью бежит по жилам». В его объятиях была не девочка, а очаровательная молодая женщина. Ее мягкая грудь прижималась к его груди, он видел очертания ее тела под слишком легким кимоно. Как ему хотелось сорвать его! Но она была совершенно беззащитна, да и он в глубине души питал отвращение ко всякому насилию.
— Вы так прекрасны, так прекрасны, — с трудом выговорил Габриэль.
Она приподняла голову, и он испугался: в ее глазах застыло откровенное желание. Возможно ли это?
Он поцеловал ее не так нежно, как намеревался, а отчаянно и страстно, чуть не задушив своим поцелуем.
«Остановись, — подумал он. — Не пугай ее». Оторвавшись от ее губ, он тихонько покачивал ее, целуя ее волосы, щеки, маленький, классической формы подбородок. Сколько еще он сможет противиться подобному искушению? Он заставил себя успокоиться, хотя все его тело терзала острая боль.
— Габриэль, люби меня, — прошептала она. В ее голосе, несомненно, прозвучала мольба, резанувшая его по сердцу.
— Хлоя, я не могу. — Боже, неужели, это произнес он?
— Мне так нужна любовь.
— Хлоя, я не могу так. — Он крепко держал ее за плечи, сжимая их, чтобы привести ее в чувство.
На ее прелестном лице застыла трагическая маска:
— Когда-то вы говорили, что желаете меня.
— Меньше всего я хотел бы обидеть вас, — просто ответил Макгир.
— Габриэль, я не фарфоровая кукла. Я не разобьюсь.
— Вы не осознаете, что делаете. Вы не любите меня.
Она покраснела от смешанного чувства стыда, боли и сожаления.
— Габриэль, я не способна любить. Не просите меня. Если маме станет лучше и я окрепну духом, я попытаюсь полюбить вас. Обещаю. Но сейчас я хочу физической близости. Не знаю почему, но из всех мужчин, которых я встречала, только вы волнуете меня. И вы такой хороший и добрый. Раньше я этого не знала.
— Замолчите, — сказал Макгир, сверкая темными глазами. — Я стараюсь придумать, что же мне делать. Вы девственница, Хлоя?
Она почувствовала себя столь ужасно, что чуть не разрыдалась снова.
— А разве это важно?
— Очень важно, — глубоко вздохнул он.
— Я понимаю, что среди моих ровесниц не так уж много девственниц. — Хлоя говорила с притворным легкомыслием.
— Вам, должно быть, было нелегко отбиваться от ухажеров. — Он тоже пытался, и безуспешно, снять напряжение. — А что, если я прямо сейчас наброшусь на вас с поцелуями?
Хлоя стремительно обернулась:
— Не шутите так, Макгир.
— Я не шучу. — На его лице появилась мрачная усмешка. — Дело все в том, Хлоя, что я не верю в себя настолько, чтобы заняться любовью с вами. Вы всегда мне казались невероятно утонченной. Проклятье, с самого первого дня у меня при виде вас возникало чувство придавленности. И страха.
Она была потрясена.
— Когда-то я считала вас просто высоким импозантным мужчиной с очень красивыми темно-карими глазами. Теперь я понимаю, что мое поведение было оскорбительно для вас, Габриэль, мне жаль.
— Насколько жаль? — спросил он, пытливо вглядываясь в ее лицо своими темными глазами.
— Ну почему вы так чувствительны? — беспомощно спросила Хлоя.
— Лишь в отношении вас. Вы могли бы полюбить меня, Хлоя, если только решитесь.
— Зачем из-за близости со мной поднимать такой шум?
— Удивительно, я был в близких отношениях со многими хорошенькими девушками, но вы — это нечто другое.
— Потому что я девственница? — грустно отозвалась она.
— Нет, дело не в этом. Не совсем в этом. Вы по-своему опытны и отнюдь не застенчивы. Вы прекрасно работаете. Я не хочу, чтобы мое грубое мужское желание отдалило меня от вас. То, что я чувствую к вам, мне еще не приходилось испытывать.
Глаза Хлои загорелись:
— А может, вы просто хотите поквитаться со мной? Преподать мне урок? При подобных обстоятельствах это было бы объяснимо.
Он почувствовал, что по горло сыт разговорами. Им обоим хотелось другого. С невероятной легкостью Габриэль поднял ее, отнес в гостиную, сел на диван и положил ее к себе на колени.
— Когда ты скажешь: «прекрати», я обещаю, что я остановлюсь, чего бы мне это ни стоило.
— Ты, право, чудной, Макгир, — со смешком проговорила она дрожащим голосом.
— Почему «чудной»?
— Тара, например, не остановилась бы. Она потребовала бы, чтобы ты доставил ей удовольствие.
— Откуда мне знать, — сухо проговорил он.
— В таком случае ты должен… — Она не докончила фразы. Он захватил ее тяжелые густые волосы так, что она и головы не могла повернуть, и принялся целовать ее.
Даже столь невинное начало вызвало чрезвычайное возбуждение.
— Ну как, Хлоя? — Он оторвал свои губы от ее, когда она застонала.
— Нет… то есть да. — Она страстно и нетерпеливо желала продолжения. Она боялась, что он перестанет ласкать ее, поэтому приподнялась и провела пальчиком по глубокой ямке на его подбородке.
— Хлоя, — пробормотал он. Его глаза сияли, он безумно желал ее.
— Позволь мне поцеловать тебя. — Она, откинув голову назад, еще чуть приподнялась, чтобы слить с его губами свои губы.
Казалось, ему не пережить этого поцелуя. Макгир тихо застонал, как от боли. Его мощное тело трепетало от напряжения.
— Что ты делаешь со мной, Хлоя? — Его голос звучал глухо и тихо.
— Я лишь благодарю тебя за то, что ты спас жизнь той женщине. — Хлоя, как кошка, ластилась к нему.
Он взял ее маленькие хрупкие руки в свои.
— За это меня с лихвой отблагодарили. — Он понял, что она и не догадывается, как невероятно соблазнительна.
— Я сожалею, Габриэль. — Хлоя старалась не встречаться с ним взглядом.
— О чем? — нежно спросил он.
— Наверно, со стороны я кажусь ненормальной.
— Ты отчаянно искала успокоения, Хлоя. — Он погладил ее по волосам. — Я лишь хочу, чтобы оно не покидало тебя.
— Но мои неприятности не должны касаться тебя.
— Я жажду, чтобы они касались и меня, Хлоя. Горе и тревога слишком долго не отпускали тебя. Больше всего на свете я хотел бы обладать тобой. Боже мой! Как бы хотел! Только что-то… говорит мне, что я обрету это право лишь спустя какое-то время.
— И сколько нужно ждать, Габриэль? — негромко спросила она.
— Не знаю. Пока мне позволено целовать тебя, — сказал Макгир, вновь покрывая ее поцелуями.
Израненная душа Хлои обрела покой. Однако охватившее ее возбуждение доставило ей неизмеримое удовольствие. Она и не знала, что поцелуи могут быть так чудодейственны. Какая-то волшебная сила придала ей уверенности. Постепенно его поцелуи становились все более страстными. Но вдруг Хлоя почувствовала, что Макгир сделался менее пылким. Эта передышка словно давала ей возможность разобраться в хаосе собственных чувств. Его прикосновения были нежны, но рука, скользя по ее телу, нигде не задерживалась, словно боялась того, что за этим могло последовать. Ласки Макгира, казалось, глубоко затрагивали ее душу. Его нежность, вызывая потрясение, залечивала душевные раны, Хлое казалось, будто у нее за плечами выросли крылья. Захоти он сейчас, она не смогла бы отказать ему.
«Она непременно будет моей, — думал Габриэль. — Я должен обладать столь прекрасным созданием». Его непоколебимая решимость дать ей время на раздумья, дать ей возможность выбрать самой, таяла, как утренний туман. Ему страстно хотелось взять в ладони ее небольшие обнаженные груди. В жизни он не видел ничего более очаровательного. Он прижимал ее к сердцу, с трудом преодолевая желание подхватить на руки, отнести в спальню, овладеть ею. Овладеть, не думая, любит ли она его или нет. Габриэль чувствовал, что теряет самообладание. Он призвал на помощь всю свою выдержку, однако, да поможет ему Бог, не каменный же он. Макгир осторожно склонился над Хлоей. Ее глаза были закрыты, а от лица исходило такой сияние, что у него в горле встал ком. Оказывается, до сих пор он не понимал своего чувства к ней. О, ему давно было известно, как сильно он хочет ее. Но то, что он любит ее всем сердцем, — этого он, пожалуй, не осознавал. С ней, и только с ней были связаны самые глубокие его чувства.
— Хлоя!
Открой она глаза и улыбнись ему своей милой, прелестной улыбкой, он бы унес ее в спальню, положил бы на постель и сорвал бы с нее одежду, ведь плоть требовала своего. О, это жгучее желание…
По дому пронесся порыв ветра. Заполоскались длинные легкие занавеси, и хрустальные подвески на люстрах закачались, мелодично, серебристо позвякивая.
— Что это? — Хлоя, очнувшись от дремоты, приподнялась на диване.
Габриэль рассмеялся:
— Тихий ангел пролетел. Как насчет чашки кофе? — предложил он уже будничным тоном.
— Прекрасная мысль, — согласилась она с легким замешательством. Габриэль, непримиримый враг, стремительно превратился в любимого человека. Так стремительно, что у нее захватывало дух. Хлоя долго и пристально рассматривала с тревожным вниманием каждую его черточку. Кажется, она по-настоящему и не видела его раньше. Теперь, несмотря на стеснение, ее не покидала уверенность, что они накрепко связаны. Уйди он и оставь ее одну, она, скорее всего, умрет.
— Хлоя! — мягко напомнил о себе Габриэль, стараясь удержать в сердце ее нынешний образ. Он протянул ей руку.
«Сколько разных чувств можно вложить в простое обращение по имени», — подумала Хлоя. Раскованное подшучивание, развязное, возбуждающее, колкая, прямая издевка… И вот теперь эта необычайная значимость…
— Я навсегда запомню этот вечер, Габриэль, — сказала она. Он, как мощным магнитом, притягивал ее к себе.
«Еще одно тяжкое испытание для моей решимости», — подумал Гейб. Сердце у него бешено забилось, но он понимал: момент, когда прекрасная Хлоя станет его, близок, однако еще не наступил. Слишком глубоко его чувство.
— Проводи меня до двери, моя малышка Хлоя, — сказал он. — Как бы мне хотелось остаться с тобой, но, кажется, мне велят покинуть твой дом.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Еще не рассвело. В лечебнице стояла тишина, лишь снаружи, у окна Делии, самозабвенно распевала какая-то птичка. От сладостного звучания и чистоты ее песни на глаза женщины навернулись слезы.
Слезы? Она уже давным-давно не плакала.
Делия тихо лежала в темноте, пытаясь сообразить, где она находится.
Ее мысли становились все яснее, но она еще с трудом осознавала, что с ней происходит. Только чувствовала разлитую в ней и вокруг умиротворенность. Божественный покой, который позволял таинственной силе совершать свою работу.
Мозг Делии оживал. Лежа в постели с закрытыми глазами, она поняла, что находится не дома. Вероятно, в какой-то больнице. Она забеспокоилась о Хлое, своей любимой девочке. Она не решалась подумать о муже. Неужели Питера больше нет? И о Тимоти, ее умершем ребенке. Какая жестокость, какая жестокость! Она полюбила его, как только впервые взяла на руки.
Тимоти Майкл Каванах. Майклом его назвали в честь ее отца. Оба ее ребенка унаследовали от нее рыжевато-золотистые волосы и ярко-синие глаза.
Хотя было по-прежнему темно, в комнату проник луч света. Она вдруг словно очутилась внутри огромного хрустального шара.
В шесть часов утра, пока каждодневная суматоха в лечебнице еще не началась, Мардж Хардинг, самая преданная Делии сиделка, вошла в ее палату, как всегда, улыбаясь. Неважно, что миссис Каванах никогда не улыбалась ей в ответ. Она была красивой дамой. Мардж горячо молилась, чтобы однажды Делия либо обрела потерянный рассудок, либо тихо скончалась во сне. Делии в кровати не было. К ужасу Мардж, больная лежала на полу, свернувшись калачиком. Мардж испуганно склонилась над ней. Она подумала, что Делия умерла. Однако пульс легко прощупывался.
— Миссис Каванах, миссис Каванах, — в предчувствии беды вскричала сиделка. Она видела, что происходит нечто странное.
Другая сиделка, ее подруга, Нора, услышав тревожный возглас Мардж, вбежала в палату. Но тут Делия открыла голубые глаза.
— Доброе утро, сестра. — Делия улыбнулась так, словно сознание не покидало ее ни на минуту. — Доброе утро всем. Этой ночью мне привиделся самый удивительный сон. — Она самостоятельно поднялась и села на постель, глядя на восторженные лица обеих сиделок. — Мне снилось, что ко мне вернулись муж и сын. Они касались меня. Моего сердца, моей души. Ради Хлои они вернули мне силы. Я нужна ей. Мне необходимо поговорить с моей девочкой.
Сестры онемели от изумления. Хотя позднее им пришлось не один раз рассказывать о чудесном выздоровлении миссис Каванах.
«Надо надеяться, теперь она вернется к полноценной жизни, — подумала Мардж. — Чудеса, да и только».