яркое солнце и сверкают капельки редкого дождя, снаружи окно оплетено малиновыми розами, а, напротив, за невысоким забором, пышный сад, через который проглядывает старый одноэтажный домик бежевого цвета.
Встаю, иду к бару, думаю, бокал вина или кружку глинтвейна. В другой части зала сидит пожилая пара, и играют в шашки. Оба полностью седые. Лицо старика сильно изрезано морщинами, по рисунку которых можно понять, что он очень много смеялся в своей жизни. Но это и понятно, ведь старушка рядом с ним, хоть и выглядит лет за семьдесят, но сразу видно, что внутри нее озорная девчонка. Сгребла в кучку поверженные шашки, перебирает их, и, показывая каждую старику, дразнится. За их окном ночь, лунный свет, снежные сугробы и валит крупный мокрый снег.
Я подхожу к бару и выбираю глинтвейн. За спиной отворилась дверь и пыхнуло жаром, донесся запах раскаленного асфальта и мокрой пыли, послышались звуки гудящих в пробке авто и гомон толпы. В кафе вошел высокий мужчина в дорогом деловом костюме, с дипломатом, сказал бармену «двойной эспрессо» и сел за ближайший столик.
Сегодня много посетителей, они все интересны, но я спешу к книге, она ждет, именно из-за нее я тут. Я быстро читаю первую главу, потом откидываюсь на спинку дивана, смотрю вокруг и чувствую, что я полностью счастлив, скоро подойдет Тильда и принесет мне новую чашку кофе и кусок фирменного пирога, а главное — у меня еще столько непрочитанных глав. Я так счастлив, что хочу поделиться с вами тайной этого места. Тут не принято знакомиться, если кто-то очень понравился, его можно просто угостить напитком, потому что нет смысла знакомиться во сне, все равно очень мало вероятности, что кто-то кому-то заново приснится, и дружить не получится. А вот кафе увидеть во сне легко, главное попасть под дождь, и кафе само появится в твоем сне. Тильда, обязательно, угадает твое любимое печенье, сварит какао, как варила твоя бабушка, и подарит тебе частичку своего света, которая, даже после пробуждения, будет долго греть твое сердце. Книга, которую вы бы никогда сами не стали искать на полках магазинов, найдет вас тут, очарует своими рассказами или стихами, опечалит, что заканчивается, и подарит надежду на встречу с новой, еще более интересной. Друзья, с которыми вы попали под свой дождь, смогут рассказать вам за чашкой кофе свою самую несбыточную мечту или маленькую тайну. Главное попасть под дождь.
Отражение
Листал новости, просмотрел тему с фотовыставки. В одном отражении на фото увидел, что фотографирую я, хотя конечно не я, это не моя работа, да и фотографирую я редко, в основном, в отпуске. Заинтриговало. Написал автору поста, чтобы узнать, чья это работа и взглянуть на художника. На следующий день пришел ответ, что живет он в Эдинбурге, но своих страничек у него нет, не любит социальные сети. Ответил, что тоже живу в Эдинбурге. Думал: как наверху любят шутить, поселили похожих в один город и смотрят, когда они встретятся. Утром получил приглашение на фотовыставку, которая будет проходить как раз в Эдинбурге через неделю. Расхваливали, очень хорошая, многие фотографы приедут с работами и просто пообщаться.
Подумал: хороший шанс увидеть двойника. Глупо, конечно, но какое-никакое развлечение, культурный поход. Решил: пойду. К назначенной дате чуть не забыл о выставке. Хорошо, что сообщение с напоминанием вечером пришло.
В отражении фотограф был в большом, вроде, бежевом, шарфе, как у меня, прям. Но мой мне мама связала, и я думал, он — что-то вроде оригинала. Покопался в шкафу, нашел, одел. Думаю, вот будет удивительно, если мы и вправду, как близнецы.
Отправился на выставку. Действительно, крупное мероприятие. Хорошее светлое помещение, если бы сам организовывал, тоже бы такое выбрал. Люди с чопорными лицами знатоков искусства ходят, рассматривают работы. А вот там, в уголке, шумная компания авторов.
Какая интересная фотография! Торговый центр. В одно, чуть размытое, отражение попали семь зеркал — шесть обычных, отражающих одежду, полки и дамочку, примеряющую шляпку, а одно — с отражением зеркального туннеля: зеркало, в котором отражается зеркало, в котором отражается зеркало… Задумался, словно уснул.
— Чего уставился на свою работу? — спрашивает меня высокий нескладный парень с большим рюкзаком фирмы Nikon за спиной, выдергивая из задумчивости.
Я пытаюсь вспомнить его имя: Илья, Иван, Игорь… Да, точно Игорь.
— Привет, Игорь.
— Хороша. Не жалко продавать? — говорит он, указывая на фото зеркал.
— Я не продаю. Она вне аукциона. Ребята очень просили ее выставить.
— Вижу, что не зря просили. Тебе в твоем фирменном шарфе не жарко?
— Образ — дело важное. Вот сниму я шарф, и публика уже не будет тыкать: смотри, это тот самый Бузанов.
— Позерство — это все, на мой взгляд. Ну, да ладно. В ресторан-то вечером идешь?
— Конечно, как без этого.
— Я тогда захвачу свои эксперименты с отражениями. Хочу услышать мнение мастера.
— Это всегда, пожалуйста. Но критики не жди.
— Спасибо. До вечера.
Бариста
Там каждое утро сидела она с большой чашкой капучино и парой пшеничных крекеров. Смотрела в окно или листала журнал. А я смотрел на нее. Потом она уходила, я не знаю, куда. Я даже имени ее не знаю. Ее присутствие вгоняло меня в робость и одновременно, в счастливый покой. Пока она пила свой кофе, мир вокруг был неважен, секунды замирали. Наверно я бы мог сосчитать каждый взмах ее ресниц. Какой же я был глупец, что ни разу не заговорил с ней! А теперь она исчезла. Я надеюсь, с ней все в порядке, просто нашла другое кафе или уехала. Скорее всего, уехала. Она улыбнулась мне, когда была в последний раз, так тепло, но грустно.
Хорошее место
Зимой мне часто снится один и тот же сон. Как будто, я — маленький мальчик, и живу в детском приюте. Меня там все ненавидят, а некоторые еще и бьют. Я перепробовал все способы с кем-нибудь подружиться, но это вызывало еще большее ожесточение и злобу ко мне. Потом я сдался. Стал сбегать с ужина, все равно пустая кислая каша не приносила ничего приятного, и прятался в шкаф в холле. Там меня никогда не находили. И там же у меня появились друзья. Белый лохматый пес, маленькая черная кошка и слон. Да, самый настоящий огромный слон. Я не знаю, как они помещались в шкафу, но они всегда приходили со мной поиграть, ровно через пять минут полной темноты, проведенной там. А однажды меня поймали до ужина и сильно избили. Я уже много лет не плакал, но в этот раз стало нестерпимо обидно. Ночью я собрал все свои вещи, они поместились в маленький сверток, прокрался к шкафу, посидел там пять минут и сказал своим друзьям, что хочу убежать отсюда навсегда. Они согласились. Я тихо выбрался из шкафа, друзья последовали за мной. Потом залез на подоконник. Открыл окно. Решеток не было, они были лишь на пяти нижних этажах. Потом я увидел новогоднюю гирлянду, соединяющую наш приют и соседний дом. Вот она, дорога отсюда, подумал я и ухватился за нее.
Дальше я просыпаюсь, и обычно кричу. Дежурная медсестра делает мне укол и мне становится лучше. Это все глупый сон. Придет же в голову такая нелепость — приют. Я всегда, сколько себя помню, был тут, в палате. Тут хорошо. Ко мне приходят улыбающиеся медсестры. Иногда заглядывает врач, рассказывает, что у меня все отлично, и что я самый любимый его пациент, иногда он приносит апельсин. Прекрасное место. А вот опять медсестры шушукаются за дверью, они такие болтливые, жаль сейчас плохо слышно, не разобрать. Посплю.
— Как он тут оказался? — спрашивает молодая девушка в белом халате.
— Хотел из приюта убежать. Вылез из окна, полз по какой-то веревке и сорвался, — отвечает старая санитарка.
— Какой кошмар! А почему в психиатрическую положили? Головой ударился? — спрашивает молодая.
— Та кто его знает? Но Петр Семенович сказал, что у него врожденные отклонения были, — отвечает санитарка.
— Бедный ребенок, — вздыхает молодая.
— Тридцать шесть
стукнуло, хоть он и развит лет на десять. Так что, как с маленьким с ним. И не бойся его, он добрый и тихий, — говорит санитарка.
Бывает
Смирилась. Смирилась со всем. Что, приходя домой, ее встречает только кот. Что в отпуск она поедет с сестрой, и то, если у нее будет время. Что линялые трусы в цветочек вполне сойдут. И что тяжелая работа, выбранная изначально, как запасная профессия, стала основной.
Тихо жила, больше существовала, пытаясь как можно меньше соприкасаться с миром, будто страшилась заразиться. Отпускала увлечения, хобби, знакомых. Оставалась одна. С уходом друзей стали уходить желания и мечты. Была лишь рутина необходимого копошения ради пропитания и оплаты жилья. И так годы сливались в десятки. Минуло тридцать. Подбиралось сорок. Как-то всучили билет лотереи, выиграла путевку в Малибу на двоих. Поехала одна. Среди пальм, песка, океана и непонятных иностранных слов, встретила его.
Он на ломанном английском пытался заказать в баре коктейль, разбавляя свою речь русскими и матерными словами. Влюбилась. Любовались звездами, целовались на пляже, гуляли вдоль прибоя. Разъехались по разным городам. Долго писали друг другу. Никто не решился приехать. Забылось.
Стукнуло пятьдесят. Предложили работу в другом городе. Уехала, не раздумывая. Встретила его. Сразу же узнала. И он узнал. Говорили всю ночь. Через неделю поженились. Уехали в свадебное путешествие в Малибу. Любовались звездами, вздыхали, целовались, жили.
Сказки о прошлом
У меня чудесная кибер-няня. Она последней модели. У моей подруги Гилы няня более старого выпуска. А у нашего товарища Фрази — кибер-дворецкий. Его родители более бедные, и на отдельного робота-няню у них нет средств. Мою няню зовут Эмила. Выглядит она как очень старая женщина, приблизительно тридцати лет. Мы с Эмилой всегда вместе. Мне всего семь лет, и я не могу покидать герметичный жилой комплекс. Когда мне исполнится десять, мне сделают первые кибер-операции, чтобы заменить самые слабые и хрупкие органы и ткани. И тогда я смогу выходить в социальные районы города. А пока дни мои похожи друг на друга. Завтракаем, играем в кибер-камере, обедаем, изучаем математику, физику, электронику и общественное устройство, ужинаем, и наступает самое интересное. Эмила читает мне книги. Книги эти называются сказками. В них рассказывается про очень интересные вещи. Например, что давным-давно люди всю свою жизнь жили в обычных, данных при рождении, телах. Они питались разнообразными видами овощей и фруктов, которые выращивали прямо на открытых пространствах, закапывая в грунт саженцы и семена. Еще они ели мясо животных, которых разводили на комбинатах и фермах. Эмила говорит, что сказки — это искусство, и все, что там написано — это фантазии, что человек сразу бы умер, если бы съел плоды, которые выросли в открытой природе. А про животных — это вообще очень старая легенда, по которой они действительно существовали, и было их очень много видов. Некоторые из них летали и плавали в водоемах, но большая часть жила на суше.
Из всех сказок у меня есть любимая. Вечером мы включаем голографическую трансляцию и приглашаем Гилу и Фрази в гости. А Эмила нам перечитывает мою любимую сказку. В ней мужчина по имени Андрей играет на старинной игровой приставке, которая называется ноутбук, с другими людьми, но видеть он их не может, и они общаются через чат или программу звукового общения. У Андрея в жилом комплексе живет животное, которое называется кот. Эмила нам показывала плоские изображения, на которых были коты. Она говорила, что это тоже искусство, и их никогда не было на свете. Но я верю, что они существовали. Я вообще очень хочу, чтобы все эти сказки были реальны. И я бы смог погладить кота и даже оставить его жить у себя.
Мои родители говорят, что я подрасту и у меня это пройдет, я стану серьезным и не буду мечтать о сказках и невозможном. Но я знаю, что я всегда буду верить в волшебные и прекрасные сказки, где люди купаются в море, едят еду с дикорастущих деревьев, катаются на лошадях и могут жить рядом с котом.
Сейчас
Они ехали в поезде. За окном была ночь — густая, непроглядная и всепоглощающая. Время тянулось медленно, точнее, оно давно вышло на какой-то станции, когда поезд еще останавливался на них, а потом и вовсе перестал. Осталось — ночь, купе, пассажиры в нем и желтый свет прикроватных ламп. Проводница иногда заглядывала в купе и приносила чай и ужин. Они давно перестали считать часы, дни и ужины, проведенные и съеденные в этом купе. Поезд ехал. За окном была ночь. В купе были они. Этого было достаточно для счастья. Мир вокруг исчез, но это никак не беспокоило пассажиров. Зачем беспокоиться, когда понимаешь неизменность прошлого. Мир был, потом перестал быть. А было ли у нас, когда-нибудь, больше, чем мгновение осознания? Миг, настолько короткий, что в него не помещается даже вдох. То неуловимое сейчас, еще не превратившееся в окаменевшее прошлое и не сотканное из иллюзорной ткани мириадов вариаций будущего. Какой неизмеримо крохотной части касается наше осознание, и как бездарно мы тратим единственную, по-настоящему существующую связь с реальностью, то мгновение нашей истиной жизни, когда мы Есть.
Любовь
Ее волосы пахли травой. В глазах отражалось небо. Она улыбалась. Когда она появилась в моей жизни, мир вокруг стал гармоничным и прекрасным. Она несла свет, любовь и тепло, а еще — вкусные пирожки из ближайшей булочной. Булочная была и до ее появления, но я как-то не заходил туда никогда. Я вообще очень много, чего не делал до ее появления. Она изменила мою жизнь и меня самого. Раньше, в далеком прошлом, я бы ужаснулся только лишь мысли о том, что я изменюсь под влиянием, а точнее, просто из-за присутствия рядом другого человека. Я сам был так дорог себе. Мои глупые нормы, вымышленные ценности и навязанные цели. Я так любил свой характер и свои убеждения! А сейчас я бы отдал всего себя целиком. Все, что есть Я, все, что когда-либо было мной и будет, я хочу положить к ее ногам. Но я никогда ей об этом не скажу. Я буду пить чай с пирожками, жаловаться на плохую погоду, слушать музыку или смотреть фильм. И когда она сядет рядом на диван и уткнется в мое плечо, я буду благодарить Вселенную и бурчать, что актеры играют плохо и сюжет избит.
Красный шарф
Морозным декабрьским утром, они с бабушкой шли в гости к тетке. Тетка просыпалась очень рано, и чтобы успеть на ее воскресный утренний пирог, пришлось выйти из дому раньше восьми часов. Утро выдалось влажное, а ночью прошел снег, и деревья сверкали на солнце, словно усыпанные крошечными бриллиантами. Прохожих на улице было еще очень мало, магазины были закрыты, тихий хруст снега под ногами напоминал скрип пластинки, и казалось, вот-вот заиграет музыка. И она увидела в витрине магазина красный шарф. Какой он был чудесный! Широкий, с длинными кисточками на концах. Такой по-настоящему живой и яркий среди заснеженной пелены мира. Она остановилась и потянула бабушку за руку к витрине.
— Вот его я хочу на Новый год, шарф этот красный.
— Хорошо, пойдем обратно и купим.
— Давай подождем, когда откроют магазин, и купим.
— Еще долго ждать, и мы опоздаем к чаю, и пирог остынет.
— А вдруг его кто-то купит.
— Да никто его не купит, пошли.
Она вздохнула и согласилась, что ждать на морозе еще почти час действительно неприятно, да и пирог в сто раз вкуснее, когда прямо из духовки. И пойдут они назад даже раньше полудня, конечно, успеют купить.
У тетки их ждал горячий чай на травах и восхитительный пирог. Они долго сидели за столом и беседовали о пустяках. А потом бабушке стало плохо. Вызвали врача. Врач осмотрел бабушку и увез в больницу. Из больницы бабушка уже не вернулась. Через несколько дней были похороны, их она помнила плохо, много людей, суета, зачем все это, она не понимала, ей казалось, что похороны должны быть тайной, как и сама смерть,