чем-то очень личным и тихим.
Жизнь шла дальше, она выросла и уехала из своего родного города. Через несколько лет влюбилась и вышла замуж. Они много путешествовали с мужем, жили в крупных и мелких городах, родили двух детей, старшего сына и младшую дочь. Позже купили небольшой дом и обосновались в уютном городе с теплым климатом и прекрасным морем. Дети быстро выросли и порадовали внуками, которые приезжали гостить на лето. Она прожила хорошую долгую жизнь, полную радости и любви, и умерла, сидя в кресле в своем саду. И когда ее душа уносилась прочь, она с грустью думала про красный шарф, ту маленькую несбывшуюся мечту детства.
Банка с мечтами
Однажды в детстве Катя показала ему шкатулку. В ней были разные бусинки, цветные пуговицы, заколки, значки и маленькие ленточки.
— Это мои сокровища, — обнимая шкатулку, говорила она.
— Это же пуговицы и заколки, что в них такого ценного? — спросил Толик.
— Это подарки, значит радость. Разве радость не сокровище?
— Но эта радость уже прошла, у меня будут сокровища лучше твоих.
В тот день, Толик попросил у бабушки самую красивую банку, на ней были волны из стекла, и стал складывать в нее мечты. Мечтами были разные маленькие предметы, на которых изображались желания Толика. Там была маленькая белая собачка, картонка с красивой машиной, бумажка с надписью «много, много денег», букет цветов, вырезанный из открытки с надписью на обороте «маме на день рожденья». Банку Толик хранил в своем сундуке с игрушками и никому из друзей не показывал. Периодически он добавлял в нее какие-то мечты, а те, что сбылись, вынимал из нее. Эта детская игра плавно перешла в его маленькое хобби в юности. После окончания института Толик уехал работать в другой город и много своих вещей оставил в доме родителей, там же осталась и банка с мечтами. Он стал успешным и состоятельным банкиром. Жизнь складывалась хорошо, но чего-то все-таки не хватало. В гости приехала мама и, разбирая вещи, достала из чемодана его банку мечтаний и сказала:
— Наводила порядок, не смогла выкинуть, ты ее так любил маленький.
— Спасибо мама, это как раз то, что нужно.
Он весь вечер перебирал свои сокровища в банке и все яснее осознавал, что даже будучи очень богатым и успешным человеком, можно быть несчастным, если не идешь к своим мечтам и забываешь о них.
Перо изильяри
Красное с голубым, огромное, мягкое перо изильяри я держу в своей руке. По приданию, оно приносит исполнение любой мечты. У меня есть мечта. Я не скажу ее вам. Мечта — не сотворенный вздох, она тоньше паутинки. Слова так тяжелы для мечты и могут убить ее. Но теперь моей мечте спокойно, у меня есть перо, значит, мечта обретет реальность, пустит свои корни в этот мир и расцветет. Я очень долго искал перо. Объездил каждый уголок Земли, где водятся редкие птицы. Общался со многими орнитологами, но все безуспешно. Даже самые известные из них разводили руками и не могли мне помочь. Но все это в прошлом. Главное — я смог его достать. И даже не пришлось ловить птицу или убивать ее. Перо просто выпало, когда я спугнул изильяру своим появлением. Она вспорхнула, а перо закрутилось в воздухе. Я кинулся к нему, не веря в свое счастье, схватил и, споткнувшись, рухнул на траву, такую влажную и холодную подушку, намокшую от моего пота. Я стонал и бормотал что-то в бреду горячки. Лишь утром мне стало лучше, простуда уходила. Меняя простыню и наволочку, я нашел под подушкой перо. Да, это было оно — перо изильяри, птицы, которая живет в мирах снов.
Заточенный
Болит. Болит так, что хочется разорвать себя и вынуть эту боль. Я сижу на кушетке в маленькой комнате. На стенах обшарпанная зеленая краска. Зеленый успокаивает. А вот следы рук, процарапавших до штукатурки эту зелень. Не успокоила. На потолке, очень высоко, светят мерзким белым светом длинные люминесцентные лампы. Кто-то посмотрит на такие и обрадуется, что еще может на что-то смотреть, а другой сразу поймет, что это последнее, что он видит. Я же смотрю на них уже два года. Вроде два. Хотя какая разница. Это наверно тоже, то что я увижу последним.
В конце комнаты раковина, в которой нет воды, а рядом унитаз. Из него смердит мочой. Слышится поворот ключа.
— Обед, — говорит огромная женщина в белом халате и вручает мне миску с ложкой.
Кажется, ее зовут Марина или Ирина. Непонятное варево пересолено. Что-то хрустит на зубах. Отравили бы они меня что-ли.
— Здравствуйте Петр Дмитриевич! Как ваши дела? — спрашивает мой врач, явно запоздавший с обходом.
— Вам лучше знать, — отвечаю я, доедая.
— Анализы хорошие, — говорит медсестра, листая карточку.
— А как сон Петр Дмитриевич, ничего не беспокоит? — продолжает доктор.
— Годовой отчет и обанкротившееся дочернее предприятие, а в целом все хорошо.
— Вот видите прогресс на лицо. Закончим курс таблеточек и подумаем о переводе вас в общую палату.
— Да я уже привык.
— Общение важно для выздоровления. И прогулки добавим.
— Там солнце, — морщусь я.
— Солнце очень полезно. До завтра Петр Дмитриевич.
Проходя мимо унитаза, доктор останавливается.
— Скажи санитаркам, чтобы чаще смывали, — говорит он медсестре.
— Так ведь воду с утра отключили, — отвечает она.
Ушли. Потом вернулась Марина или Ирина и забрала миску с ложкой. Ну вот обеденный перерыв закончился, пора. Я поудобнее устраиваюсь на кровати, стараясь не попадать на продавленные ямы в матрасе.
…
— Приветствую всех! — говорит Питер Баркс, входя в конференц-зал, где собрались директора компаний.
Он занял центральное место главы холдинга и посмотрел на помощника, сидящего слева.
— Сегодня надо решить вопросы с падением акций Инторига Лимитед. И определиться с датой начала процедуры банкротства Ясуке.
Он запускает на большом демонстративном экране диаграмму с графиками курса акций.
Спустя час, Питер вышел из зала и направился в свой кабинет. Покрутил кресло за спинку, но не стал садиться, а подошел к панорамному окну. Внизу лежали прямоугольники небоскребов пониже. Они были похожи на столбчатую диаграмму. Где-то, невообразимо далеко, перемешались мелкие точки людей, как погрешность в расчетах роста и падения цен на этой диаграмме.
Он, наверно, был один из десятка самых богатых людей на планете. Не официально на страницах глянцевых журналов, а реально. Ежедневно регулируя рост и падение этих самых серых, синих, черных столбцов всего мира.
Он вернулся к столу. Зашла секретарь.
— Встреча с директором Китуцуро перенесена на завтрашнее утро. У них проблемы с погодой, его самолет не смог взлететь. В четыре сеанс психотерапии и на сегодня больше ничего не запланировано.
— Спасибо Мари.
Раскаленный асфальт обдал жаром. Несколько стремительных шагов и он уже в прохладном салоне Майбаха.
«Может выделить доктору кабинет в здании офиса, или даже целое крыло, это бы избавило от этих беспощадных поездок», — думал Питер.
— Устраивайтесь поудобнее. Как ваши дела? — спрашивает доктор.
— Много работы, — остальное без изменений.
— Давайте поподробнее. Как прошла ночь?
— Проснулся, ну во сне, опять ходил по запертой комнатке. Стучал в дверь. Никто не пришел. Стучал по стенам. Пытался отломить кусок от кровати, но ничего не получилось.
— Зачем пытались поломать кровать?
— Чтобы запустить в эти гадкие лампы. Потом помочился в туалет и не смог смыть. Комнату заполнило зловоние. Я так озверел, что стал царапать стену. После проснулся от боли в пальцах, их словно свело. И выяснилось, что я обмочился.
Доктор что-то записал в свой блокнот. Потом деликатно улыбнулся.
— Я бы порекомендовал повторить энцефалограмму в фазе сна. Я понимаю, что вы занятой человек, но надо найти время.
…
Я проснулся от скрипа двери.
— Ужин. Каша и печенье.
— Можно два?
— Можно, — улыбнулась Марина и воткнула в миску с кашей еще одно печенье.
Аза
Ярко-красная точка медленно плыла по беззвездному чернильному небу. Она спустилась вниз и скрылась за спинами домов. Мурашки, бегущие по коже, холодили, и тело наливалось бодростью и азартом.
Аза пригладила коротко стриженый ежик на голове, закурила и вышла на балкон. Ночь обдала свежим ветром и поманила к себе. Аза залезла на бортик балкона и начала ходить по нему.
— Адреналиновые наркоманы — печальное зрелище, — сказала Рита, выйдя на балкон.
— Нудные стервы — тоже, — ответила Аза и слезла с бортика.
— Какие планы? — спросила Рита, устраиваясь в пластиковом кресле.
— Прокачусь, найду крутого мужика и залюблю его до смерти, — ответила Аза.
— Оптимистично. Только ночуй у него до утра. Мне не вставляет ехать за тобой в какую-нибудь
дыру посреди ночи, лишь потому, что твоя задолбанная и укуренная задница не может удержать байк.
— Было один раз, а вони, уже сотый, — сказала Аза и вышла.
Она все время хочет куда-то бежать, ехать, лететь, а я остаюсь здесь. Стоять ногами на земле и молча смотреть, как через меня идет жизнь. Иногда мне хочется вместе с ней, бросив все, уехать на край земли. Но я знаю, что земля круглая, и не добежать до края. И устав, я снова остановлюсь и буду смотреть, как растут мои дети, как стареют родители, как морщинки покрывают глаза моего любимого, как день сменяется ночью, и, кажется, что пришла тьма, а потом приходит утро и выгоняет всех волшебных гномов и эльфов из твоих снов. А та, вторая, в это время, все также будет рваться из твоей груди, чтобы бежать на край света, искать новые миры, вырастить крылья и рассекать на них над толпами прохожих, показывая язык. Иногда вторая будет плакать навзрыд, разрывая тебе сердце, обвиняя во всех грехах мира и в главной, жуткой, непростительной ошибке, что ты не даешь ей крылья. И тебе будет жаль ее, но ты будешь тверда, потому что она не должна узнать, что края земли нет, что крылья не прирастут к спине и не поднимут в воздух, что все волшебные миры недоступны из этого, поглотившего вас двоих мира. Она должна верить. Потому что, узнав, она умрет. Ибо жить в мире, где нет чудес — бессмысленное занятие.
Молодость
— Почему ты меня не любишь? — уже в пятый раз, сказала Таня.
— Почему не люблю? — устало ответил Олег.
— Потому что ты опять уезжаешь.
— Я тоже не хочу, но надо.
Он уложил в сумку майку и застегнул ее.
— Вот если бы любил меня, ты бы не ехал.
Таня картинно шмыгнула носом.
— Не начинай.
— Вот зачем тебе все это?
— Как зачем? Переодеваться.
— Да, ехать зачем? — на тон выше, сказала Таня.
— Началось, — кисло протянул Олег.
— Мое мнение для тебя совсем не важно.
— Важно, — сказал Олег и пошел на кухню.
Таня последовала за ним.
— Не бери этот сыр, я вчера упаковку вскрыла.
— Нарезку не вскрыла?
— Нет.
— А хочешь посмотреть, какое нижнее белье я купила?
— Не сейчас.
— А давай залезем в ванну, и я буду тереть тебе плечи или что-нибудь еще?
— Мм.
— Я вчера купила массажное масло. Хочешь массаж?
— Хочу, но надо собираться.
— Если ты никуда не поедешь, я сделаю тебе массаж.
— Мне надо ехать.
— Если бы ты любил меня, ты бы остался. Ну не едь!
Таня бросилась Олегу на шею и начала его целовать.
— Прекрати, чего ты как маленькая.
— Ну что ты хочешь? Вот, что скажешь, то и будем делать, только останься.
Олег посмотрел на часы.
— Все, поехал.
— Нет, — со слезами на глазах, протянула Таня.
— Не реви.
Олег поцеловал ее в лоб, взял сумку и пошел к двери. Защелкал замок.
— Приготовь ужин к моему приходу с работы, — крикнул Олег из прихожей и захлопнул дверь.
Сама суть
Музыка мира
Очень далеко, в долине, окруженной кольцом гор, стоит маленький дом. В нем живет одинокий мужчина. Жизнь его сложилась так, что однажды, он решил жить один, вдали от людей. Он построил дом, посадил несколько деревьев и развел маленький огород. Он ходит рыбачить на реку, которая течет внизу долины.
Мужчине нравится его жизнь. Вечером он забирается на ближайшую гору, садится и смотрит на зеленую долину; на участки леса, в которые кутаются горы; на острые, скалистые вершины; на блестящую змейку реки; на парящих в небе птиц; на солнце, медленно ползущее к горизонту. Он слушает стрекотание кузнечиков в траве, шорохи и тихую песню ветра. Иногда он улыбается, но чаще задумчив и тих. После он возвращается в свой дом и готовит ужин.
В тот миг, когда мужчина спускается с горы, весь мир, невидимый его взору, преображается. Краски превращаются в пульсацию, а материя — в мелодию. Остается лишь долина, стена гор и кусочек реки. Мир в этом краю знает, что кроме одинокого мужчины, его никто не видит и позволяет себе быть таким, каков есть — непрерывной музыкой, струящейся вне времени и пространства.
Слуги и господа
Было три часа пополудни. Винтер перебирал почту. В комнату вошел дворецкий Дагор.
— Чай, сэр.
— Спасибо, не хочется.
— Для меня, сэр.
— Как будет угодно Дагор.
Винтер встал с кресла, поправил воротник домашнего халата и отправился на кухню. Он приготовил чай. Поставил чайник и чашку на поднос, добавил вазочку с печеньем, оценив все взглядом, положил белую розу, завернув ее в салфетку. Бесшумно ступая мягкими домашними туфлями, Винтер поднялся по мраморной лестнице в столовую, где уже сидел дворецкий.
— Чай, Дагор.
— Спасибо, сэр.
— Приятного аппетита.
Винтер вернулся в гостиную, сел в кресло и укрылся пледом. Он долго смотрел на свой фамильный герб над камином, потом открыл книгу с блестящей обложкой ядовито-зеленого цвета. Губы Винтера немного шевелились. Пять минут спустя в гостиную вошла горничная. На ней было строгое черное платье и белый фартук.
— Простите, сэр, я не знала, что вы заняты, но спальня для гостей еще не готова. Граф прибудет через час, — сказала она.
— Хорошо, — ответил Винтер, захлопнув книгу.
Горничная присела в реверансе и удалилась.
Винтер пошел в хозяйственную комнату, вынул из шкафа постельное белье и отнес его в гостевую спальню. Там он застелил кровать, вытер пыль и распахнул окно. Потом спустился в сад, срезал несколько роз и отнес в спальню.
— Граф прибыл, сэр, — сообщил дворецкий.
— Отлично, — сказал Винтер.
— Он у парадного входа, сэр, — уточнил Дагор.
— Ах, да, — скривился Винтер и пошел открывать дверь.
— Добро пожаловать в мой дом, дорогой друг! — приветствовал Винтер.
— Спасибо, я был очень рад получить твое приглашение, — ответил Бенедикт.
— Твоя комната на втором этаже, ужин будет через час, — сказал Винтер.
Когда Бенедикт удалился в свои покои, Винтер вернулся во двор и забрал багаж графа.
— Как они это делают? — думал вслух Винтер, поднимаясь по лестнице с двумя чемоданами.
— Прости мне столь скромный стол, но жареная дичь — единственное, что получилось, — сказал Винтер, подавая блюдо с угольно черной птицей.
— Право, друг мой, извинения ни к чему, я очень люблю дичь, — ответил Бенедикт отрезая кусок.
— Не хочу тебя утомлять с дороги, но положение не терпит, — сказал Винтер.
— Слушаю тебя.
— Я оказался в очень неприятной ситуации после получения наследства моей покойной бабушки по материнской линии, — начал Винтер.
— Прими мои соболезнования, я не знал о ее смерти. Но не могу представить ничего неприятного, связанного с получением наследства, — ответил Бенедикт.
— Спасибо, я тоже с запозданием узнал о ее кончине. Старушка любила путешествовать и умерла на каком-то, богом забытом, острове. Мы мало общались с бабушкой Мирандой, поэтому скорбь моя не глубока. Однако, после того, как мне привезли завещанные ею вещи, и я нашел в них несколько странных книг, горе захлестнуло мою жизнь.
— Ты же знаешь, я окажу тебе любую помощь, какую смогу.
— Знаю. Это необычно, но мне больше некому довериться. Прочтя первую главу одной из полученных в наследство книг, я решил, что это новомодные сказки. После ко мне напросился на аудиенцию странный господин. Он был одет неподобающе приличному человеку и говорил непонятными словами. Я решил, что он иностранец и желает заключить со мной контракт на поставку масла. Однако, в ходе разговора я понял, что он адепт странного культа, думающего что им известно будущее и они могут его менять.
— Сейчас развелось много всяких верований, обычно им нужно немного твоих денег, и они перестают тебя беспокоить, — сказал Бенедикт, отпивая из бокала.
— Боюсь, в данном случае, это не поможет. Я предложил ему приличное пожертвование, но он отказался.
— Я заинтригован, — улыбнулся Бенедикт.
— Он сказал, что кончится время господ и придет время равных людей. Что никто никому не будет принадлежать и любой человек, независимо от рода и финансового состояния, будет обладать равными правами. Каждый будет выбирать свою судьбу и отвечать за свои ошибки перед законом, и закон будет одинаков для всех, — припомнил Винтер.
— Закон и сейчас одинаков для всех, и любой решает как ему жить. Однако насчет богатства и знатности рода он явно перегнул палку, — сказал Бенедикт.
— Нет, друг мой, он говорил обо всех, не только о господах, но и о рабах.
— Я что-то недопонял, ты сказал время равных людей, но рабы — не люди, их привозят