– Господи, почему же у вас дороги такие узкие?– проворчала Иоланда, обходя ежевичный куст, заполонивший проезжую часть.
– Просто зелень разрослась, – ответила я, перекинув котомку на другое плечо.
Меня терзали смешанные чувства: я соскучилась по дому, но в то же время, памятуя о недомолвках Иоланды, всерьез опасалась предстоящей встречи.
– Зелень – само собой, но по дороге не пройти, не проехать, – упорствовала Иоланда. – Вот помню, на севере… Скажи, что вы имеете против щебеночно-битумного покрытия? Черт, язык сломаешь, но ведь его шотландцы изобрели!
Дом Вудбинов стоял, как часовой, на крутом берегу реки, перед старым железным мостом. Я не сводила глаз с притихшей башенки, а Иоланда только качала головой, разглядывая дырявые листы железа и узкий настил из разнокалиберных досок. В тридцати футах под нами лениво кружилась вода.
– Держи меня. – Она протянула руку назад и, дождавшись моего приближения, стала осторожно пробовать ногой первую доску. – До вас теперь хрен доберешься – я вам не Индиана Джонс, будь он неладен…
***
За рощей дорога взбегала на пригорок, между стеной яблоневого сада по левую руку и лужком с оранжереями – по правую. Наше приближение застало врасплох пару козочек, которые даже забыли про свою жвачку. Из оранжереи стройным порядком выходили дошкольники; кто-то из них углядел бабушку Иоланду и закричал от восторга. В одно мгновение порядок был нарушен, и малыши бросились нам навстречу. За бегущими детьми наблюдал брат Калум: он нахмурился, потом заулыбался и опять нахмурился.
Нас с Иоландой окружили коротко стриженные макушки: дети наперебой тараторили, смеялись и просились на руки; кое-кто щипал и поглаживал мои кожаные брюки, охая и ахая при виде новой рубашки и куртки. Калум по-прежнему стоял у открытой оранжереи: он помахал, настороженно кивнул и тут же нырнул в калитку, ведущую на внутренний двор фермы. Мы с Иоландой пошли следом, держа за руки ребятишек и еле успевая отвечать на шквал вопросов.
Первым, кого мы увидели во дворе, был брат Пабло, который удерживал в поводу безмятежную ослицу по кличке Оти – сестра Касси чистила ее скребницей. Двое или трое ребят отбежали от нас в сторону, чтобы похлопать и погладить ослиный бок.
– Сестра Исида. – Пабло ответил на мое Знамение и опустил глаза.
Пабло на пару лет моложе меня: это высокий, сутулый, неразговорчивый испанец, поселившийся у нас год назад. Он всякий раз приветствовал меня улыбкой, но теперь, похоже, изменил своей привычке.
– Здравствуй, Исида, – кивнула сестра Касси, оставила скребницу болтаться на ослиной гриве и опустила руки на детские макушки. – Ты, я вижу… принарядилась.
– Спасибо, Касси, – сказала я и поспешила представить друг другу Иоланду и Пабло.
– Солнышко, мы же с ним познакомились на прошлой неделе, – напомнила мне Иоланда.
– Ах да, простите, – смутилась я.
Между тем во двор из всех дверей выходили люди. Одним я махала рукой, другим отвечала на приветствия. Из особняка появился Аллан и стал торопливо пробираться сквозь толпу. Почти сразу оттуда же выскочил брат Калум, который направился за ним.
– Сестра Иоланда, сестра Исида, – говорил Аллан, улыбаясь и беря нас за руки. – С возвращением вас. Пабло, сделай одолжение, прими у сестры Исиды дорожный мешок и следуй за нами.
Иоланда, Аллан, Пабло и я направились в сторону особняка; другие не двинулись с места.
– Как жизнь, сестра Иоланда? – спросил Аллан, когда мы поднимались по лестнице; мне в глаза бросилась афиша вымышленного концерта моей кузины Мораг в «Ройял-фестивал-холле».
– С переменным успехом, – ответила Иоланда.
Когда мы дошли до площадки между общинной конторой и апартаментами Сальвадора, Аллан в нерешительности остановился, постукивая пальцем по губам.
– Бабушка, – заулыбался он, – Сальвадор выражает сожаление, что в прошлый раз с тобой разминулся, и приглашает тебя к себе; хочешь с ним повидаться?
Он двинулся в сторону дедушкиных покоев. Иоланда едва заметно откинула голову назад и, прищурившись, взглянула на моего брата:
– Как не хотеть!
– Замечательно. – Аллан положил ей руку пониже спины. – А мы с Исидой тем временем перекинемся парой слов – предварительная беседа, так сказать. – Он кивнул на дверь конторы. – Прямо здесь.
– А разве… – начала я, собираясь спросить: «Разве дедушка не хочет узнать мои новости?», но Иоланда меня опередила.
– Можно и здесь. Я с вами, – сказала она.
– Зачем? – Аллану явно было не по себе. – Честно говоря, Сальвадор ждет тебя с нетерпением…
– Ждал два года, подождет и еще две минуты, я так считаю. – Иоланда холодно улыбнулась.
– Прямо не знаю… – Аллан пришел в замешательство.
– Не тяни: чем короче будет твоя предварительная беседа, тем меньше ему томиться в ожидании, – сказала бабушка, делая шаг в сторону конторы.
Лицо Аллана на глазах расплывалось в напряженной улыбке.
В конторе нам навстречу поднялась сестра Эрин:
– Сестра Исида. Сестра Иоланда.
– Здравствуй, Эрин.
– Привет, – бросила Иоланда.
– Спасибо, Пабло, – сказал Аллан, забирая мою котомку и опуская ее на секретарский стол.
Пабло кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь.
Мы с Иоландой присели к директорскому столу Аллана; для себя он принес кресло от секретарского стола, возле которого, позади нас, примостилась Эрин.
– Ну-с, Исида, – начал Аллан, развалившись в кресле. – Как самочувствие?
– Нормально, – сказала я, умалчивая о том, что у меня с похмелья все еще раскалывалась голова и вдобавок, кажется, начиналась простуда. – Но вынуждена признать, что не сумела выполнить задание: поиски сестры Мораг не дали результатов.
– Вот так раз… – Аллан изобразил огорчение.
Описывая перипетии своей поездки, я в какой-то момент обернулась, исключительно из вежливости, чтобы сестра Эрин не чувствовала себя лишней, но она, как оказалось, незаметно улизнула из конторы. Я на мгновенье осеклась, но тут же продолжила. По ходу моего рассказа Аллан делал заметки у себя в блокноте, и вдруг до меня дошло, что мой вещевой мешок тоже испарился: Аллан оставил его на краю секретарского столика, но теперь там было пусто.
– Порнозвезда? – Аллан закашлялся, теряя голос, а вместе с ним и присутствие духа.
– Фузильяда де Бош, – подтвердила я.
– Час от часу не легче. – Он черкнул следующую заметку. – Как это пишется?
Я рассказала, как ездила в офис мистера Леопольда, потом в Джиттеринг, где находится «Ламанча», потом в оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, потом опять в «Ламанчу». Иоланда время от времени кивала, недовольно фыркая при любом упоминании ее помощи. Из своего рассказа я исключила падение с потолка, стычку с расистами и кутеж в ночных клубах.
К сожалению, умолчать о том, как меня забрали в полицию да еще показали по телевидению, было гораздо труднее. Я упомянула, что пыталась воспользоваться жлоньицем, чтобы испросить совета у Господа, а потом, когда жлоньиц не помог, для этой же цели прибегла к курению анаши. Аллан, как мне показалось, смутился и даже перестал писать.
– Так… – с трудом выдавил он. – Да, Поссилы сообщили нам про жлоньиц. Скажи, зачем?.. – У него дрогнул голос, а взгляд стрельнул мимо меня, в направлении двери.
Иоланда посмотрела через плечо, но тут же резко развернулась на стуле и кашлянула.
На пороге стоял мой дед; у него за спиной маячила Эрин. Сальвадор, как всегда, появился в белых одеждах. Обрамленное седыми волосами лицо налилось кровью.
– Дедушка… – проговорила я, поднимаясь с места.
Иоланда обернулась, но осталась сидеть. Дедушка широким шагом направился прямо ко мне. Он даже не ответил на Знамение. У него в руке было что-то маленькое и круглое. Наклонившись, он швырнул эту штуковину на стол, не глядя в мою сторону.
– Это что такое? – прошипел он.
Передо мной лежал черный бакелитовый кругляш.
– Крышка от баночки жлоньица, дедушка, – растерялась я. – Прости меня. Это – все, что удалось вырвать у полицейских. Я использовала самую малость…
Дед залепил мне пощечину, да так, что у меня клацнули зубы.
От ужаса я лишилась дара речи и только тупо смотрела на разъяренное багровое лицо. Как в тумане, я заметила, что бабушка сорвалась с места, стала бок о бок со мной и так и сыплет ругательствами, но мало-помалу взбешенное красное лицо заслонило собой все остальное; прочие фигуры потемнели, расплылись и улетучились, потом даже дедушкино лицо сделалось пепельно-серым, а все голоса слились в один сплошной рев водопада.
Чьи-то руки удержали меня за плечи; кто-то подставил мне стул. Я тряхнула головой: у меня было такое ощущение, будто все мы медленно плывем под водой.
– …по какому праву ты распускаешь руки?
– …моя, моя плоть и кровь!
– Сальвадор…
– Черт подери, мне она тоже родная кровь, и что из этого?
– Ты для нее – пустое место! Она не твоя, а наша! Твоим умишком не понять…
– Не хами! Совсем распоясался!
– Бабушка, если тебе…
– А ты не лезь в наши дела, мерзавка! Нет, вы только посмотрите, как она ее разодела, – ни дать ни взять, городская развратница!
– Сальвадор…
– Как ты сказал? О разврате вспомнил? Уж ты-то помалкивай, старый потаскун!
– Что-о-о?
– Бабушка, умоляю…
– Да как ты смеешь?..
– Хватит! Хватит-хватит-хватит! – не выдержала я, с трудом поднялась на ноги и вцепилась в край столешницы, чтобы не упасть.
Повернувшись к деду, я непроизвольно схватилась за щеку.
– За что? В чем моя вина?
– Ах ты, дрянь! – взревел Сальвадор. – Да я тебя… Он сделал шаг и замахнулся, но Эрин перехватила его руку, а Иоланда загородила меня собой.
– За что? – почти кричала я.
Сальвадор завыл, рванулся вперед и схватил со стола черную пробку.
– Вот что ты наделала, бесстыжая! – Он сунул пробку мне под нос, а потом швырнул на пол и пнул ногой: черный кружок пролетел мимо нас с Иоландой.
В дверях дед остановился и ткнул пальцем в нашу сторону.
– Тебе среди нас не место, – заявил он Иоланде.
– Ну и катитесь в задницу, – беззлобно фыркнула бабушка.
– А ты, – он указал на меня, – будь любезна одеться подобающим образом и подумать, как будешь на коленях вымаливать прощение, если сумеешь оправдаться после такого предательства!
Он вышел за порог. Я поймала на себе взгляд сестры Джесс, затаившейся в холле, но дверь тотчас же захлопнулась с такой силой, что со стен едва не обрушилась деревянная обшивка.
Со слезами на глазах я повернулась к Иоланде, потом к Эрин, потом к Аллану.
– Что же это такое? – Я старалась не всхлипывать, но из этого ничего не получалось.
Эрин со вздохом наклонилась, подняла пробку и сокрушенно покачала головой.
– Как ты могла, Исида? – спросила она.
– Что? – переспросила я. – Воспользоваться жлоньицем?
– Именно! – Теперь и у нее в глазах блеснули слезы.
– Не зря же он попал ко мне в руки! – воскликнула я. – Иначе зачем было класть баночку в походный мешок?
– Ох, Исида! – с укором протянул Аллан, опускаясь в кресло.
– Тебе был Глас Божий? – в некотором замешательстве спросила Эрин.
– Нет. Я сама так решила.
– С какой стати? – допытывалась Эрин.
– Мне показалось, это был единственно правильный шаг. Что еще ч могла…
– Не тебе решать!
– Интересное дело! У кого же мне было просить совета? У Зеба, что ли?
– Почему это у Зеба? – не поняла Эрин. – Нет, у дедушки, само собой!
– Каким же образом? – пронзительно выкрикнула я, не понимая, к чему она клонит.
– Эй, – вмешалась Иоланда, – по-моему, вы обе не того…
– Что значит «каким образом»? – взвизгнула Эрин. – Напрямую!
– Я же была в Лондоне; каким образом оттуда…
– В Лондоне? – переспросила Эрин. – Ты о чем?
– Объясняю, – размеренно произнесла я, чтобы не сорваться. – Именно в Лондоне я впервые вынула из мешка жлоньиц. Как же мне было?..
– А я тебя спрашиваю, как ты посмела сунуть его себе в мешок! Как у тебя не отсохла рука? Как ты могла совершить кражу?
– Это настоящее… – донесся до меня голос Аллана.
– Боже мой… – Иоланда покачала головой и села прямо на стол.
– Мне… – начала было я, и тут меня словно ударило. – Что? Совершить кражу? О чем ты говоришь?
– Исида, – воззвала Эрин, сдув со щеки седеющую каштановую прядь, которая осмелилась выбиться из кички. – Мы все хотим знать следующее. – Она покосилась на Аллана; тот утомленно кивнул. – Во-первых, зачем ты похитила жлоньиц?
Я не сводила с нее непонимающего взгляда; пол уходил у меня из-под ног; и общинная контора, и весь особняк, и сама Община вдруг накренились и заскрипели; у меня задрожали колени; пришлось еще раз опереться на стол. Бабушка Иоланда подхватила меня под руку.
– Ничего я не похищала.
Записка. Там же была записка. Была, да сплыла.
– Не прикасалась, – повторяла я, мотая головой, и чувствовала, как кровь отливает от лица под взглядами Эрин, потом Аллана и, наконец, Иоланды. – Мне его положили с собой в дорогу. Он был у меня в мешке. В дорожном мешке. Там его и нашла. Среди вещей. Нашла в мешке… Это правда…
Ноги меня не держали; я опустилась на стул.
– Ну и дела! – воскликнул Аллан, запуская пальцы в шевелюру.
Эрин горестно прикрыла глаза ладонью:
– Исида, Исида. – Она даже не смотрела в мою сторону.
– А из-за чего, собственно, такой шум? – спросила Иоланда. – Из-за очередного снадобья Сальвадора?
Это наш священный бальзам, – устало объяснил Аллан и, бросив взгляд на Иоланду, пожал плечами. – На самом деле, его назначение… – сбивчиво начал он, – то есть с давних пор… очевидно, что… Дело в том… – Аллан подался вперед и поставил локти на стол. – Дедушка твердо верит… по его мнению… он глубоко убежден, что это… действенное средство. – Тут Аллан покосился на меня и ударил себя кулаком в грудь. – Вот отсюда, из глубины души Сальвадора, исходит это знание. Мы перед этим преклоняемся, – Последовал еще один быстрый взгляд в мою сторону. – И глубоко чтим.
– Я его не брала, – твердила я. – Он оказался у меня в мешке. На дне. Вместе с запиской.
– Что-что? – насторожилась Эрин.
Аллан прикрыл веки.
– Там еще была записка, – пояснила я. – От Сальвадора.
– Записка? – И во взгляде, и в голосе Эрин сквозило недоверие.
– Нуда, – подтвердила я. – Подписанная… буквой «С».
Аллан и Эрин переглянулись.
– И что же в ней говорилось? – со вздохом спросила Эрин.
– Там было сказано: «На случай необходимости», – ответила я, – И подпись: «С».
Они еще раз обменялись взглядами.
– Это точно! – не сдавалась я. – Да, кажется, все правильно. По-моему, слово в слово. Или как-то так: «На крайний случай. С». Что-то… что-то в этом духе…
– Записка при тебе? – спросила Эрин.
– Нет, – призналась я, отрицательно покачав головой. – У меня ее нет. Куда-то подевалась. Наверное, в полиции…
– Прекрати, Исида. – Эрин даже отошла в сторону, все также прикрывая глаза рукой. – Прекрати. Достаточно. Не усугубляй…
Аллан пробормотал что-то неодобрительное.
– Но это правда!
Я перевела взгляд от Эрин к Иоланде; та погладила меня по руке.
– Верю, солнышко, верю. Знаю, ты не обманываешь.
– Исида. – Эрин приблизилась и взяла меня за руку. – Гораздо честнее будет сознаться, что ты похитила…
– Послушайте, – вступилась Иоланда, – раз она говорит, что не брала это зелье, значит, не брала, ясно вам?
– Сестра Иоланда…
– Какая я тебе, к черту, сестра!
– Исида, – разгорячилась Эрин, отвернулась от бабушки и взяла обе мои ладони в свои. – Не упорствуй. Твой дед в ужасном состоянии. Если ты исповедуешься…
– Да вы что, католиками заделались?
– Исида! – Эрин пропустила бабушкины слова мимо ушей.
Все это время я смотрела на Иоланду, но теперь Эрин резко развернула меня к себе.
– Исида, облегчи душу, признайся, что поддалась наваждению, скажи, что ошиблась, скажи, что…
– Но это будет ложью! – запротестовала я. – У меня в мешке откуда-то взялась баночка, и к ней еще была привязана записка. Вернее, не привязана, а прицеплена круглой резинкой.