Уезжать домой вовсе не хотелось.
Рутина ждала каждого и была смерти подобна.
К тому же Николай был серьезно обижен на сестру и видеть ее не мог. С поезда к Сашке отправились, у него и заночевал.
А с утра опять бардак в управлении в порядок приводить принялся. «Летали» в понедельник все, кто под руку попался.
Во вторник генерал к себе вызвал и молча докладную Санину протянул.
"Довожу до вашего сведения, что полковник Санин Н.И, систематически ведет себя как тиран, поносит офицеров, кричит и требует воинской дисциплины, в то время как управление внутренних дел не является военной организацией".
— Чушь, — бросил отодвинув. Но подпись заметить успел — майор Карпов. Паспортный отдел. Понятно. Как раз вчера Санин Карпову взбучку устроил.
Павел Аркадьевич хитро посмотрел на Николая и подвинул другой лист — наградной. Два удостоверения: за взятие Зееловских высот полковник Санин награждается орденом Александра Невского, за взятие Берлина — медалью за взятие Берлина.
— Поздравляю, Николай Иванович, герой ты у нас! — пожал руку мужчине. — На счет остального, — вышел из-за стола и прошелся по кабинету, нагнетая обстановку. Только Санину на нервы таким образом капать было глупо после фронта, и видно понял то генерал, бросил ерундой заниматься. — Претензий у меня нет. Более того! — палец выставил. — Могу только содействовать твоим методам, ибо приводят они к самой высокой трудовой дисциплине по сравнению с другими управлениями. В общем… Хоть закричись ты там, хоть лично всем по мордам наддай, главное, чтобы показатели были не хуже нынешних. К премии тебя хочу представить. Заслужил, что и говорить, — улыбнулся. Листок с доносом взял и порвал. — Сильно Карпова притеснил?
— Есть подозрения на взятничество. Пустил в негласную разработку.
— Вот как? — генерал бровь выгнул и покивал. — Что-то такое и думал. Ну, давай тогда, действуй, а то ишь, забегал. Тут если не он тебя — ты его, не ты — он. Выбор невелик.
"Не новость", — согласился молча. И подумал: "а если б не нулевые проценты по опоздавшим и прогульщикам, не девяносто восемь процентов раскрываемости, не слаженность работы подразделений, что удалось наладить — порвал бы он тогда докладную?" И был уверен — нет. И награды бы не помогли.
— Спасибо, все понял, — поднялся. — Могу идти?
— Да, иди. И… по Карпову доклад по ходу расследования мне лично.
— Есть!
Худо в октябре было, голодно, как никогда.
Лена все боялась в голодный обморок упасть. Таблетки пригоршнями пила, лишь бы на ногах устоять. Зарплаты ждала и все девчонок веселить старалась. Домна вовсе осунулась, видно было, что ест ее сложившаяся ситуация поедом, страхи гложут. Вера тоже притихла, только все чаще напиваться начала — то наливка, то самогон.
А потом зарплату выдали и все чуток повеселели. Лена вообще от счастья прыгать готова была, только сил на это не было. Хотела молока купить на радостях, но подумала и купила картошки, подсолнечного масла, часть денег отложить решила — Сережке и девочкам к Новому году какие-никакие подарки сделать.
Вроде и живи теперь, а ей не ко времени плохо стало, сказалось полуголодное существование. Утром с постели себя поднять не могла, путалась, заговаривалась, простейшее вспомнить не могла, а тут еще почти в конце смены прямо на работе свалилась. Сидела и упала. Очнулась в подсобке у Мирошниченко и та сидит напротив, смотрит головой качает — хмурая. Рядом Ира стоит, тоже как туча грозовая.
А Лена ни ту, ни другую вспомнить не может. Села, ворот кофты оттянула, чтобы не так душно было и взгляд вниз, в попытке вспомнить — кто, что?
Женщины шрамы на грудине ближе к шее увидели, переглянулись. Мирошниченко руки стиснула от жалости, Сироткина рот ладонью прикрыла: Господи ты Боже мой!
— Вот что, ты домой-то сможешь пойти? — спросила у Саниной, качнувшись к ней. Лена наоборот отдвинулась, уставилась на женщину: кто такая?
Ира не выдержала:
— Вы что, Тамара Ивановна? Какой ей сейчас домой одной? Видите же, не в себе она.
Села рядом, за плечи обняла:
— Ты как? Часто это у тебя?
Лена смотрит и понять не может: кто такие?
— Вы… вы кто?
— Ох, ты, — вздохнула Тамара.
— Ты чего? — нахмурилась Ирина. — Не помнишь?
— Должна?
Женщины уставились друг на друга — беда.
— Вот что, — засуетилась начальница. — Чаю сейчас налью, сахара кусочек у меня есть, погуще заварки. Отпоим крепким да сладким.
Лена лицо ладонями оттерла — нет, все равно не помнит ни черта!
Волосами тряхнула — тот же эффект.
— Ты хоть себя помнишь? — спросила Ирина, взгляд такой, что хоть прикуривай.
— А… — и даже слова вспомнить не может.
Женщина руку на пульс ей положила, а там не то что-то. Глянула — шрамы на запястьях. Самой душно стало.
— Я за Лену отработаю, — бросила Мирошниченко. Та отмахнулась:
— Я посижу. Давай в ум сперва введем, а то ж смотреть невозможно.
— Может умыть?
Лена качнулась, поглядывая на Сиротину:
— Кого умыть?
— Тебя, горемыка, — вздохнула. Полотенце взяла у начальницы, вышла. Вернулась Мирошниченко Саниной чай выпоить пытается, а та шарахается и от кружки и от женщины, как полоумная.
Ирина подошла и мокрым краем Лене по лицу провела. Холодное влажное, как кожи коснулось, так словно из воды вынырнуть помогло. Задохнулась на пару секунд и, как щелкнуло, что-то в голове — прояснилось.
Вспомнила всех и, стыдно стало, хоть стреляйся. А еще страшно, что погонят с хорошей работы, а ведь какое бы подспорье подругам и Сереже было, если б у нее такая зарплата, как получила, осталась.
— Легче? — с тревогой заглянула ей в глаза Ирина.
— Чай на, — сунула ей в руку кружку Тамара. — Я за пульт, а ты Ира, давай займись.
И вышла. Лучше поработать, чем девчонку молоденькую в таком состоянии видеть. Жаль брала — спасу не было.
Лена чай молча, но жадно выпила и дух перевела. В голове еще шумело, но состояние сносное было.
— Погонят меня, — протянула потерянно. Ира головой мотнула:
— Тамара женщина хорошая. Совесть у нее есть.
Девушка грустно улыбнулась:
— А у меня?
— А у тебя? Право на жизнь есть, — с прищуром глянула на нее Сироткина. — Пытали?
Лена нахмурилась: о чем ты?
— Ладно, не говори, — отвернулась. — Ложись и спи. Через час смена закончится, я тебя домой отведу.
— Сама, — прошептала, а в голове опять плывет и в сторону тело заносит. Ира ее уложила, но девушка того не поняла, как не помнила, как заснула, как потом ее будили, как Ира с пришедшей на смену Домной ей одеться помогла и, на улицу вывели. Вот там очнулась от стылого ветра в лицо, дождя.
Как до дома добиралась — опять отрывками помнила. В квартире уже ее у Иры Вера приняли, уложили в комнате. Девушка мгновенно в сон ушла и, словно не было этого дня — вычеркнут из памяти и из жизни.
— Часто у нее такое? — кивнула на заснувшую Ира.
Вера молча в свою комнату ушла, бутылку и папиросы достала. Хлебнула наливки из гола, закурила и все женщине подвинула: угощайся.
— Часто, — бросила. — Почти год вместе живем и все время знакомимся.
Сироткина от угощения отказываться не стала — хлебнула из горла и папироску подкурила.
— Воевала?
— Я? Нет. Сейчас воюю. Но чую, сдаю позиции. А Ленка? По документам нет — чудно даже. А весной осколок удалили из бронхов. Все лето кашляла. Привели из больницы, как ты ее с работы. Неделю, как привидение. Потом ничего, оклемалась.
Ира опять наливки хлебнула:
— Сурово.
— Кто спорит, — тоже приложилась. — Ты у нас оставайся, у Домны в комнате. Чего на ночь глядя переться. Общаговская поди?
— Точно.
— А и вообще, к нам переезжай. Женщина, смотрю, ты нормальная. Авось впятером не так тошно будет.
— Как по одиночке? — усмехнулась. — А пятый кто?
— Серега, сын Домны. Отличный мужик растет. Вот так.
Сироткина подумала и кивнула:
— А чего нет? Если вы не против, я тем более только «за». В общаге не поспать, не помыться.
— А еще городские молодые ущипнуть норовят, — с пониманием кивнула Вера.
— Есть такое, — хмыкнула. — Значит, бабьим отделением жить будем?
— Чего «бабьим» — мужчина в доме есть — Сережа. Приходит правда еще один, но он недоразумение, сволочь редкая. Фронтовик, мать его безрукого. Как увидишь, в шею гони без минуветов.
— Расклад ясен, — улыбнулась. — Еще какие-нибудь указания?
— Полы Ленке мыть нельзя. Наклонится — ляжет, потом опять знакомиться с ней будешь. У Сережи бронхит, так что, курим только у меня, а на кухне и в коридоре да ванной, ни-ни. Продукты, зарплата — на общаг, кто сколько может. Домне сдаем, она самая хозяйственная, всех тянет. Лене нельзя — забудет или вытащат, я, — вздохнула, в бутылке остатки наливки взболтав. — Пропью.
И выхлебала все до капли.
— Чего пьешь?
Вера ладонью занюхала и бросила:
— Не твоего ума дело. Ясно?
— Ясно. Если условия принимаются?
— Иди спать. К Домне.
— Это куда?
— Пятая комната. Пацана не разбуди.
— Поняла.
Вера проводила ее взглядом и голову на руки уронила, заплакала тихо: ну вот, подруженьки, будет вам авось подспорье, когда меня не станет. А плоха новая жиличка — так прогоните.
На работе у девушки расследование шло, а за Верой через майора Карпова немало грешков числилось. Чуяла — загребут. И главное, нажилась бы! Так, стольничек, два на разживу, а ведь возьмут, будто тысячи гребла!
Вот ведь жизнь собачья?
Канул Устинушка и Вера с ним канула. Нет той озорной и бойкой девчонки, выпила жизнь поганая до донышка, всю душу высушила.
Ира утром к Лене до звонка будильника зашла, голову вытирая после душа. Разбудить хотела, но на секунду не успела — будильник зазвенел. Девушку подкинуло. Увидела Иру и закричала:
— Ложись!!
Рухнули на пол обе — рефлекс сработал.
Лежали, обалдело смотрели друг на друга.
Вера как ни в чем не бывало прошла, аккуратно перешагивая лежащих, при этом позевывая и сонно ресницами хлопая. Шлепнула по будильнику ладонью, останавливая жуткую трель, и руки в бока уперла, дурочек рассматривая сверху вниз.
— Ну, чего? Завтрак на пол или до кухни доползете?
— Доползем, — буркнула Санина. Сиротина хмыкнула и вдруг смехом залилась:
— Не воевала, да? Значит двое нас здесь, не с фронта?
"Контуженная что ли?" — вопросительно покосилась на Веру Лена и в ванную пошлепала, умываться. Потом завтрак греть, Сережу поднимать, кормить и вперед всей квартирой — одному в школу, другим на работу.
Как утро началось, такой и день задался.
Девчонки косились на Лену, оглядывали, шептались. Санина понять не могла, что с ней не так, что пристали. Мирошниченко тоже, раз десять к ней подошла просто так, да еще и улыбнулась подбадривающе.
В общем, не ясно, что к чему, но отчего-то неприятно.
На обед Лена не пошла, попросила Иру булочку ей купить, и как не уговаривала та до столовой самой сходить, в раздевалке осталась, кипятка себе приготовила.
Дроздов жевал горошницу и на девушек у «раздачи» поглядывал. Одна внимание привлекла — осанистая, стройная, высокая. Взгляд «битой» и форма. Подумал, понаблюдал и подсел к ней. Дальше дело техники.
Ира вернулась уже к концу обеда, чай Ленин давно остыл.
— Что так долго?
— Так, — улыбнулась, плечом повела и закурила. Санина быстро с булочкой управилась и на подругу покосилась:
— Что-то ты скрываешь.
— Ничего, — а улыбка томная, странная. — В общагу к себе сегодня поеду.
— Хорошо, — а как иначе? К чему вообще говорит?
— Ты Вере передай, наверное, не буду я у вас жить, подумаю.
— А она предлагала?
— Да. Я не против, «за» даже, но обстоятельства пока не разрешают, потом далеко к вам ехать. Вечером не жди меня.
— Не собиралась. Спасибо хоть сказала про предложение Веры. А то получается без нас нас женят.
Ира хмыкнула:
— Обиделась?
— На что?
— Так. Не обижайся, свидание у меня сегодня. Может, получится что.
Лена улыбнулась и искренне пожелала:
— Удачи.
Ира рассмеялась, глаза блестели задором. Видно сильно ей человек свидание назначивший понравился.
— Спасибо. Удача это хорошо, но мне бы счастья чуток.
Стыдно любопытничать, но Лене страсть интересно было. После смены коря себя, все же не сдержалась — не ушла, а за деревом спряталась недалеко от здания управления. Если Ира одна пройдет — Лена уйдет, а если не одна, то хоть посмотрит, какое оно, счастье подруги.
И увидела минут через тридцать, когда уже замерзать начала — шла Ира с высоким капитаном приятной наружности. Всем хорош, но прищур насмешлив и взгляд свысока от этого казался.
А и какая ей разница? Главное Ире он точно нравится — улыбается та, и он все болтает, болтает, смешит ее.
Лена из «засады» вышла, постояла, с мягкой улыбкой глядя им вслед и, пошла к метро, счастливая в надежде, что хоть у одной ее знакомой личная жизнь налаживается. Может, повезет Ире на этот раз? Должно, заслужила она.
Глава 59
Закрутилось.
Ира расцвела, вместо формы строгое, но элегантное платье носить стала, улыбаться мягче и женственнее. На дворе ноябрь, а у нее весна, и от этого даже у Лены глаза светились:
— Когда поженитесь?
Ира сапожком покачала, дым колечком выпустила, жмурясь:
— Далеко заглядываешь.
Опять затянулась.
— Как хоть зовут?
— Саша.
Как — то особенно она это произнесла, с придыханием, томностью вроде бы ей несвойственной. Девушка рассмеялась, передразнив:
— "Саша".
— Ты, кстати, тоже найти могла бы.
— Да ну.
— Серьезно. Купи платье, сними это тряпье. Давай с другом Александра познакомлю.
— Что за друг?
— Пока не знаю, но друзья у него хоть как есть.
Лена улыбнулась:
— Верю. Привет передавай, если познакомишься.
— Я серьезно.
— И я.
— Познакомиться не хочешь? Семью, ребенка?
— Есть один.
— Чужой.
— Кому как, — посерьезнела. — Не до платьев мне, не до свиданий. Туго Домне одной с Сережкой, а Вера как с ума сошла — что ни день, то пьяная. Ругаем, ругаем — толку ноль.
— Вот так всю жизнь на чужие проблемы потратишь. Много их наши проблемы касались? Нет. Почему мы заботиться должны? Смени одежду, купи помаду, косичку эту заплетать перестань и давай с нами на ноябрьские праздники.
— Платье покупать не стану, другие траты планирую.
— Черт с тобой, упрямая, найду тебе платье.
— И на счет остального потише. Девочки семья моя, нет у нас как личных проблем так и радостей, все пополам.
— Не обижайся, я не против них, я против того, чтобы ты в старуху раньше времени себя превращала. Дом, подруги, работа — хорошо, но нужно и личную жизнь устраивать, согласись. При муже и самой легче будет и подругам помощь больше будет.
А вот об этом Лена как-то не подумала. Признаться, она вообще не думала о знакомствах и свиданиях, как-то не трогало, словно мимо нее эта сторона жизни проходила.
— Седьмого? — переспросила.
— Да, после демонстрации. Договорюсь и позже скажу куда подходить. А платье у девушек — соседок попрошу. Варя такая же как ты, худенькая. Договорились?
— Хорошо, — улыбнулась.
Вечером Лена долго у зеркала в ванной крутилась, волосы распускала, опять в косу заплетала, лицо пристально разглядывала, и не столько не нравилась себе, сколько все больше не нравилась ей затея, на которую согласилась. Радости от чего-то в груди от нее никакой. Слабый интерес и только, а это неправильно, наверное.
— Ты чего вертишься? — удивилась Вера, ввалившись в душевую за ведром — полы на ночь глядя мыть решила.
Лена, задумчиво глядя на себя в зеркало, поправила волосы у виска и сказала: