Миколас проигнорировал взгляд Виллема, вместо этого принялся успокаивать жену:
— Шшш, дорогая, — совсем не обращая внимание на реакцию других посетителей, он усадил Вельвет себе на колени, и когда она свернулась калачиком в его объятиях, поцеловал макушку её головы. — Я ведь говорил тебе, не так ли? — Его голос был убаюкивающим. — Не каждый может иметь то, что имеем мы.
— Но я была так уверена, — всхлипывала Вельвет. — Думала, они такая прекрасная пара, но скорее всего ты прав, — последовал ещё один всхлип.
— Не твоя вина, что он желает жениться на ком-то вроде Шейн Роли.
— Твоя правда. Некоторые мужчины так слепы.
Виллем сухо вмешался:
— Если вы двое забыли, я вас прекрасно слышу.
Вельвет взглянула на него взглядом полным жалости, а Миколас с молчаливым предупреждением. «Расстроишь её ещё больше, и будешь иметь дело со мной».
Хоть угрозы греческого миллиардера были ему абсолютно безразличны, Виллем не желал устраивать сейчас разбирательства, а тем более вокруг несуществующей темы.
— Я не собираюсь жениться на Шейн Роли, — наконец сказал он.
Виллем тщетно надеялся, что его слова положат конец данной дискуссии, но его ожидания тут же померкли, когда голова Вельвет дёрнулась, а глаза загорелись интересом.
— Значит, вы собираетесь жениться на младшей сестре?
— Нет, — сейчас Виллем уже был не просто раздражён, а даже рассержен. Конечно же он знал, что в мире полно людей, которых его любовная жизнь куда больше интересует, чем его самого, но он никак не ожидал повстречаться лицом к лицу с кем-то из них, и уж тем более он никак не мог предположить, что это будет никто иной, как Вельвет Саллис.
— Понятно, — она вернулась на своё место, но глаза были полными слёз. Опять.
На этот раз Виллем был менее терпелив, и обратившись к греческому миллиардеру, сказал:
— Думаю, мне лучше уйти.
Он уже поднимался с места, когда услышал голос Вельвет:
— Несчастный мужчина. Он ведь даже не представляет, что теряет.
Слова намеренно или же нет, несли в себе истинную правду. И прежде, чем он понял, что совершает, Виллем плюхнулся обратно на стул и подавшись вперёд уставился на жену греческого миллиардера.
— Ты не имеешь абсолютно никакого понятия о том, что говоришь. И знаешь, что? Вероятно, твой муж чертовски прав. Не все такие счастливчики, как вы, — его голос был мягкий и холодный. И каждый, кто его хорошо знал, прекрасно понял бы, что сейчас Виллем пребывает в полнейшей ярости. — Не всем быть таким грёбанным счастливчиком, чтобы повстречать человека, предназначенного ему судьбой, и тут же в него влюбиться до беспамятства. И да, я тоже читаю грёбанные газетёнки, и да, чёрт возьми, я прекрасно знаю, что вы с Саллисом познакомились по долбаной переписке.
Он сделал паузу и с шумом втянул воздух.
Перед ним сидела Вельвет с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью, в то время как Миколас выглядел непроницаемым.
Виллем осознал, что за последние три минуты превратился в злейшего врага их семейства. Но ему было плевать. Он был так зол на Вельвет, что та сыпала соль ему на раны, был зол на Серенити, которая любила его вопреки его запретам, но больше всего – был зол на себя.
Вельвет Саллис посмела задать ему вопрос, который никто не решался задавать, сказала слова, которые никто даже не додумался бы ему сказать, и теперь было невозможно избежать истины.
Правду, которую не знал никто ни Серенити ни Шейн, правда о том, что он сам пытался себя одурачить.
— Я познакомился с этой девушкой, когда ей было всего четырнадцать, — Виллем услышал свой охрипший голос. — Она самый хрупкий человек из всех, кого я знаю. Но в то же время, самый сильный. Мы общались годами, и не было никаких искр между нами. Никакой тебе молнии, поразившей меня прямо в сердце, чтобы я мог с уверенностью сказать, что это любовь.
Он встретил пару удивлённых взглядов.
— Ни тогда, когда мы занимались любовью, — его голос звучал невыразительно. — Ничего такого я не почувствовал. А когда понял, что она действительно любит меня, я знал, что должен уйти. Осознавал, что она возненавидит меня думая, что оставил её потому что не любил, но по крайней мере, она сможет двигаться и продолжать жить дальше, — Виллем сделал ещё один глубокий вдох. Он прекрасно понимал, что сейчас исповедуется практически незнакомым людям. Он не мог позволить себе таких откровений со своими братьями и сёстрами. Ведь для них он должен быть исполином, неприступной крепостью.
Но перед Миколасом и Вельвет Саллис, которые определённо никогда не будут зависеть от его власти, он не мог отрицать нескрываемого желания открыться и рассказать всю правду.
Он должен был излить то, что у него грузом лежало на сердце, только чтобы убедиться, правильно ли он поступил с Серенити.
— Если бы она узнала правду, было бы ещё хуже, — хрипло продолжил он. — Если бы только знала, что я хотел любить её, но не смог, — он судорожно сглотнул. — Она бы никогда не перестала винить себя. Не научилась бы любить себя. А я просто не мог этого вынести, — Виллем медленно опустил голову. — И я ушёл.
Смутно он слышал рыдания жены греческого миллиардера, за что он вовсе не мог её винить. У него и правда была абсолютно никчёмная жизнь в сравнении с той, которой жили они с мужем.
Виллем прикрыл глаза, и боль пронзила его голову, разрываясь изнутри на тысячи мелких осколков, когда он вспомнил последний раз, когда видел Серенити.
Пожалуйста.
Пожалуйста подожди.
Пожалуйста.
Я не понимаю.
Пожалуйста. Просто скажи мне.
Вспомнил как жесток и формален он был, как скорее желал уйти домой, чтобы не видеть страданий своего ангела, ребёнка, который на его глазах вырос в самую прекрасную девушку.
В этом и проблема, мисс Роли.
Не Сири, не ангел, и даже не Серенити.
Вы думали, что я люблю вас.
— Могу я предложить совет, де Конаи?
Виллем силой заставил себя взглянуть в глаза другого миллиардера.
— Если считаешь это нужным.
— Думаю, это просто жизненно необходимо, — мрачно признался Миколас. — Ради твоего же блага.
— Тогда, продолжай, — максимально вежливо отозвался Виллем.
Миколас посмотрел на жену. На мгновение он вспомнил агонию, которую испытывал, когда смертельно её обидел. Вспомнил тот душераздирающий страх, что уже слишком поздно, и он ни за что не сможет вернуть её назад.
Он не пожелал бы подобного даже врагу, и хоть де Конаи и был высокомерен, словно чёрт, но Виллем не был его врагом, и соответственно не заслужил участи гореть в аду.
— Тогда мой совет следующий, де Конаи, — он сделал паузу, прежде чем отчётливо продолжить. — Идиот. Ты полнейший идиот, потому что отвернулся от своей второй половинки.
— Ты что не слышал, что я сказал? — Яростно прошипел Виллем. — Это было совсем не то, что у вас с женой. Это не было похоже ни на что из того, что я видел.
— Ты ничерта не знаешь о любви, не так ли?
Если бы не бархатный голос Вельвет, он бы точно обиделся на сказанное. Но сейчас, он только устало покачал головой.
— Ты американка, и должно быть ничего не слышала о моих родителях. Но в молодости, о них говорили, как об одной из самых романтичных пар того времени. Тебе стоит только прочесть о них несколько статей тех лет. Все они будут твердить тебе, что они были невероятно влюблены, — Виллем не заметил, как последние два слова вылетели с презрением, но Вельвет и Миколас заметили, отчего она часто заморгала, а он задумался.
В ответ Вельвет покачала головой.
— Вы правы, я не знаю ваших родителей. И скорее всего, они и правда были влюблены, как вы и говорите. Но также точно, я не знаю вас. Но с уверенностью могу заявить от чистого сердца, что вы совсем ничего не знаете о любви.
Она взглянула на мужа в немой мольбе, а тот был не в силах ей отказать, делая для него невообразимую вещь – давая советы о любви.
— Я прекрасно знаю твоих родителей, де Конаи. И также их репутацию, — он сделал паузу, а затем продолжил. — Тогда и сейчас, — когда челюсть голландского миллиардера напряглась, он понял, что задел за живое, как и рассчитывал.
Взяв жену за руку под столом, он попытался подыскать самые подходящие слова, чтобы объяснить чувства, которые испытывает к ней.
— Наша любовь с Вельвет, словно удар молнией. И основываясь на том, что я знаю о твоих родителях, с ними случилось тоже самое. Но это не единственная существующая форма любви, — ещё крепче сжимая руку жены, он продолжил. — И если тебе интересно, я считаю тебя счастливчиком. Ты повстречал женщину, с которой тебе суждено быть, довольно в раннем возрасте. У тебя было больше лет, чтобы провести вместе с ней, любить её. И да, возможно это случилось не молниеносно, но это не значит, что ты не любил – не любишь её. Это может означать только то, что ваша любовь расцветала постепенно, но от этого ваши чувства не становятся менее мощными, — голос Миколаса стал тихим и полным сожаления, потому что знал, что это может быть самой огромной ошибкой голландского миллиардера. — Это может быть не удар молнии, не брызги шампанского, или безграничное притяжение, по простой причине – то, что имели вы было больше. То, что было между тобой и той девушкой – любовь в самом глубоком и чистом её проявлении.
***
Виллем в одиночестве брёл по прибрежной линии частного пляжа «Mageia». На горизонте просыпался рассвет яркими перьями разрезая темноту ночи. Он шёл и шёл, не замечая всех красот вокруг себя, не слыша убаюкивающей серенады плещущихся волн.
Он бродил, чтобы избавиться от воспоминаний, которые мощными толчками пытались вырваться из его груди. Но казалось невозможным забыть, Виллем упал на колени, и опустив голову так отчётливо почувствовал хруст рёбер.
Воспоминания вырвались наружу, змеями проникая в его мозг, наполняя его своим ядом, заставляя чувствовать.
Серенити.
Его Сири.
Его ангел.
Он увидел её четырнадцатилетнюю с широко раскрытыми глазами, и такую настороженную при первой их встрече.
Затем он увидел её в школе, когда он в первые он осознал, что с той самой поры, на счастье или на беду, она станет частью его жизни.
«Тогда ли это всё началось?» — Виллем тупо задался вопросом.
Возможно. А быть может и нет. Но единственное, что точно знал Виллем, Миколас Саллис был прав.
Это была любовь, это всё ещё любовь между ним и Серенити.
Любовь в самом глубоком и чистом её проявлении, и теперь, когда он понял насколько глупым и упрямым он был, всё стало так чертовски очевидно.
Только два любящих сердца в силах понять друг друга по одному лишь взгляду, прикосновению, не проронив и слова.
Только влюблённые могут быть так преданы друг другу, чтобы настолько беспрекословно подчиняться каждому слову, как это делала Серенити, или так отчаянно желать защитить её, как это делал Виллем.
Он любил её, а она любила его.
Но он оттолкнул её.
Причинил ей боль.
В своём высокомерии и глупости, он совершал отвратительно жестокие поступки, полагая, что таким образом уберегает её от большей боли.
Как чёрт возьми, он мог так поступить с ней?
Как чёрт возьми, он может заставить её поверить, что всё, что он сказал было неправдой?
Как чёрт возьми, он сможет завоевать её любовь вновь?
Глаза Виллема медленно закрылись.
Звук её рыданий врезался в его сознание.
Пожалуйста. Пожалуйста подожди. Пожалуйста скажи мне.
Он позволил её умолять, ушёл не смотря на то, что она рухнула на пол от боли.
Грудную клетку вновь сдавило, и казалось, будто рёбра вот-вот затрещат вновь.
Мне жаль, Серенити.
Мне жаль, моя любовь.
Как мне жаль.
ЧАСТЬ 3
Восемь месяцев спустя после событий второй книги.
Рутина вновь пришла на помощь Серенити. Как студент первого курса нового отделения Университета Кристопулоса, она быстро привыкла к шаблонности своих дней, и была совсем не против этого. С утра до обеда у неё проходили занятия, а затем, она спешила на свою работу, где проводила остаток дня. Выходные она проводила дома, или же с подругой Уиллоу, которая сейчас была замужем за греческим миллиардером Ставросом Манолисом.
У неё был очень организованный образ жизни, и ей это очень нравилось.
Всё бы ничего, если бы Антон не заставлял её испытывать неловкость своим навязчивым вниманием.
Антон был участником того же книжного клуба, который посещала и Серенити, и с самого её первого занятия, пытался сблизиться с ней. У него был средний рост, и не менее посредственная внешность. По правде говоря, он не выделялся абсолютно ничем, и поэтому Серенити решила, что ей с ним довольно комфортно. Он был самым заурядным, что было абсолютной противоположностью Голландского миллиардера, что помогало ей в нелёгком деле забыть его, в чём она пока ничуть не преуспела. Серенити была благодарна ему, когда он предложил свою дружбу, и плечо для поддержки. Будучи до трогательности невинной и не имея достаточного опыта в общении с мужчинами, она слишком поздно осознала, что предложенная парнем дружба, в конечном итоге приведёт ни к чему иному, как к его желанию завести с ней более интимные отношения.
— Ты не против, если я проведу тебя до общежития? — Спросил Антон, когда президент клуба окончил встречу, и народ начал покидать зал. Он напрягся всем телом, в ожидании отказа, но когда Серенити буквально на долю секунды усомнилась, он тут же воспрял духом, значит ещё есть надежда, что великолепная Серенити Роли скажет ему «да».
— Только проведу, — настаивал он, преграждая ей путь. Он понимал, что поступает нечестно. С самого начала, невинность Серенити была очевидной и неоспоримой, он разузнал, что она училась в школе-гимназии исключительно для девочек. Он понимал, что стоит дать ей больше пространства, но попросту не мог. Антон точно знал, что как только отступит, другой парень – однозначно более крутой, чем он – тут же перехватит её. Ни за что на свете, чёрт подери, он не мог этого допустить.
Серенити неуверенно покусывала губу.
— Только проведёшь?
Он с небывалым рвением кивнул.
— Всего лишь прогулка, — он мысленно скрестил пальцы. — Клянусь, — как и Серенити, он был чистокровным американцем, чему был несказанно рад, потому что знал, это одна из причин, по которой Серенити так комфортно рядом с ним.
— Ну хорошо, — наконец ответила она.
Антон мысленно взмыл вверх победный кулак – «Да!»
Когда они шли рядом, Антон заметил враждебные и ревностные взгляды всех парней, и еле сдержался, чтобы не растянуться в самодовольной улыбке. «Сдохните все от зависти», — ехидно думал он. Никто из них не знал Серенити так, как он, и Антон собирался приложить все усилия, чтобы так всё и осталось.
Намеренно замедляя шаг, чтобы выиграть побольше времени рядом с Серенити, он стал рассказывать ей забавные истории о своей семье. Впервые встретив её, он постарался впечатлить девушку богатством и социальным статусом своей семьи, и это оказалось огромной ошибкой. Он заметил, как она стала более учтива, но тут же отстранилась, и при следующей встрече, Антон в отчаянии решил поменять тактику, взболтнув первое, что пришло на ум.
— Когда я нервничаю, начинаю выпускать газы. Это знает только моя семья, и вот теперь ты.
Как только слова слетели с его уст, Антон пришёл в полный ужас и оцепенение и почувствовал себя таким ничтожеством. Он ждал, что Серенити расскажет это всему классу, и он бы не стал её винить в этом.
Но она не стала.
Вместо этого она пропела своим сладким, нежным голоском:
— Похоже, у вас в семье очень тёплые отношения, — но в её словах было столько тоски, что он решил, если рассказывать ей истории о своей семье, она останется с ним навсегда. Это было словно «Шехерезада и султан», только на этот раз он был рассказчиком, которому нужно было развлекать королеву.
Даже сейчас Серенити казалась не уставшей от обыденных рассказов о его семье. На протяжении всей прогулки, Антон не забывал держать дистанцию, так как заметил, что Серенити не любит, когда её касаются представители мужского пола. Когда он сделала это наблюдение, пришёл к выводу, что это потому, что она невинна. Да и в конце концов, раньше она была помощником Виллема де Конаи, и её, видимо повсюду сопровождала охрана миллиардера, как младшую сестру его невесты Шейн.