Натке хотелось ринуться в бой за свое счастье, отобрать и порвать блокнот, вытолкать эту Асю вон из квартиры, но…
Но здравый смысл нашептывал – дура, беги! Собирай вещи, хватай Сеньку и беги с этой Асей куда глаза глядят, прячься, не выходи на работу, не появляйся в своей квартире и к Лене не суйся, потому что Влад – вот настоящая опасность, которую ты постоянно чувствовала и которой был наэлектризован воздух вокруг тебя! Беги!
– Ну что ты раздумываешь! – схватила ее за руку Ася. – Собирай вещи! Преступники, загнанные в угол, очень опасны! На Тишко висит почти двадцать миллионов рублей! И это только то, что я знаю.
– Почти двадцать, – пробормотала Натка. Ей показалось, она ухватила ту умную мысль, что бродила в ее голове… – Тогда почему он не купит квартиру? Почему живет в съемной?
– Он же все время в бегах, – усмехнулась Ася. – Ему нельзя жить на одном месте. И потом… налоговая наедет – откуда деньги. Машины-то он в кредит оформляет, а с квартирой это не прокатит, там суммы побольше, объяснять придется, где взял…
– Мам, ну скоро пирог будем есть?! У меня в животе уже от голода еж иголками колется!
С лестницы сбегал Сенька с водяным ружьем в руке…
И почти одновременно в замке повернулся ключ.
Ася побледнела и сжала Наткину руку.
– Он раньше пришел… Все… Это конец.
Сенька, услышав ее слова, замер, вцепившись в перила.
– Сенька, беги! – что есть сил закричала Ната.
Но сын не тронулся с места.
* * *
Я купила оранжевый зонтик и теперь не знаю, зачем это сделала…
Сначала мне показалось, что в непогожий день он заменит солнце, но дома я вдруг поняла, что судья с оранжевым зонтиком выглядит несколько нелепо. Придется отдать старый – тот, что сломал Сенька, – в починку. Он черный – цвета судейской мантии…
Я раскрыла оранжевый купол, полюбовалась, села с ним на диван и позвонила Сашке.
– Привет, мам! – поздоровалась дочь бодрым, веселым голосом.
– Привет. Я так понимаю, проблема полноценных обедов решена? Ты больше не голодна?
– Как волк! – отрапортовала Сашка. – Сплю и вижу, что ем твой борщ.
– Но Ольга Викторовна сказала…
– Ой, мам, ну да, мы иногда ходим в столовую, но там же нет твоего борща! И твоей окрошки! И пирога с яблоками, который только ты правильно делаешь. И фаршированных перчиков!
– Понятно, – перебила я. – Это называется ностальгия.
– Называй как хочешь, мам, только ты не представляешь, как я хочу домой.
– Сашунь, я как раз об этом хотела с тобой поговорить. Вспомни, как мы мечтали об этой поездке! Скажи, почему ты не погружаешься?
– В смысле?
– Ольга Викторовна говорит, что ты учишь всех русскому. Ты так не освоишь язык!
– Мам, мне надоел английский.
– Саш…
– И колледж надоел, и экскурсии, и Джимми, и барабаны…
– Саш, возьми себя в руки, больше такой возможности не представится.
– Мам, ну ты же прожила без этого погружения!
– Во-первых, я еще не прожила, а во-вторых, иногда очень страдаю оттого, что недостаточно хорошо знаю язык.
– А я не страдаю! И Натка наша не страдает.
– Она – не лучший пример… – вздохнула я. – Саш, я тебе гарантирую, что как только ты вернешься домой, то уже через два дня будешь скучать по Лондону, а Джимми и его барабаны станешь вспоминать как забавное приключение…
– Может быть, мам, – грустно сказала Сашка. – Только сейчас я скучаю по тебе, по Москве, а наша квартира кажется мне самой лучшей в мире. Скажи, ты уже делаешь ремонт?
– Только начала обдирать обои со стены, – призналась я. – А там еще один слой, представляешь? Боюсь, не последний. Даже не знаю, что делать…
Сашка звонко расхохоталась.
– Ничего не делай, мам! Оставь старые обои языками свисать с еще более старых. В Европе сейчас это очень модно! А еще нужно смыть с потолка побелку и так и оставить… Последний писк, называется «стиль лофт».
– Вот видишь, все не зря съездила, – проворчала я. – Что там говорит европейская мода насчет полов?
Сашкин ответ заглушил звонок в дверь. Я пошла открывать, выслушивая советы, что нет таких дырок в полу, которые нельзя было бы закрыть ковриками. Маленькими и недорогими. Сашка такие видела в магазине – они цветные, яркие и очень веселые…
Я открыла дверь, в последний момент вспомнив, что не спросила – кто там… Даже испугалась немного, но исправлять ошибку было поздно.
На пороге стоял Никита. С котенком в руках. Черный мохнатый комок истошно орал у Говорова в ладонях, а Никита смотрел на него и хмурился, словно собирался требовать у меня для котенка обвинительный приговор.
– Сашунь, ко мне пришли, – сказала я в трубку. – Давай договоримся, что ты выстоишь до конца и освоишь язык.
– Хорошо, мам, – выдохнула Сашка. – Я обещаю.
– Это что? – спросила я Никиту, нажав отбой.
– Это я тебя хочу спросить – что, – сердито буркнул он, без приглашения заходя в квартиру. – Почему кот голодный?
– Не знаю. Это не мой кот.
– Все они не твои, только почему-то вокруг тебя вьются, – проворчал Никита и опустил котенка на пол. Тот, продолжая орать, тут же прижался к моим ногам. – Вот, я ж говорю, – усмехнулся Никита.
– Где ты его взял?
– Он кричал у тебя под дверью.
– Но я не собираюсь заводить никаких котов!
– Значит, твои родственники собираются. Или друзья.
– Какие родственники? Какие друзья?! – возмутилась я.
Котенок поставил передние лапы мне на ногу и попытался вскарабкаться вверх. Пришлось взять его на руки.
– Ну, ведь у тебя всегда тут кто-то толчется… Деловые партнеры с букетами, сестры с проблемами и другие братья по разуму.
– Ты, например, – хмыкнула я.
Никита посмотрел на меня исподлобья, потом на белые тюльпаны в вазе, потом на оранжевый купол зонта…
– Да, например, я, – сказал он хмуро.
– Слушай, – вконец разозлилась я, – у меня впечатление, что ты пришел меня жизни учить. Забирай своего кота – и до свидания. И вообще, что за привычка у тебя появилась вламываться ко мне без звонка?! – Я вручила Говорову котенка и кивнула на дверь.
Никита, прежде чем выйти, не оборачиваясь, спросил:
– А если я позвоню, ты мне откроешь?
– Не знаю.
Он ушел, хлопнув дверью.
Молодец, похвалила я себя. Еще не хватало идти на поводу у мужских бзиков. Пусть даже и прокурорских…
Я прошла на кухню и раздраженно включила чайник.
Дожила… Вокруг меня кипят какие-то мелодраматические страсти, и мне приходится на них как-то реагировать, что-то говорить, принимать решения. Устала… Хотя, не скрою, ревность Никиты, если, конечно, это ревность, а не оскорбленное мужское самолюбие, немного мне льстит.
Тешит мое женское самолюбие.
Можно было покопаться в себе и повыяснять – какое мне дело до его ревности и почему она не оставляет меня равнодушной, но я не стала. Как говорил мне один знакомый психолог, если вы вдруг что-то раскопали в себе, быстренько закопайте обратно, иначе последствия могут стать непредсказуемыми.
Только я налила себе кофе, как зазвонил мобильный. Думая, что это опять Сашка, я схватила трубку, не посмотрев на дисплей.
– Что-то случилось?
– Ничего. Я же обещал позвонить, – услышала я голос Никиты. – Вот и звоню. Можно зайти?
– Ты уже заходил, – неожиданно меня стал разбирать смех – мелодраматические страсти набирали обороты, и я не знала, как этому противостоять, да и противостоять почему-то не очень хотелось…
– Это была репетиция. Неудачная, – объяснил Говоров.
Я подождала, не скажет ли он «извини», но он не сказал.
Я пошла в коридор и открыла дверь.
Никита стоял со смиренным лицом, с котенком за пазухой и красным пионом в руке. Точно такие же росли у подъезда на клумбе.
– Заходи, – велела я. – Если ты придешь в третий раз, возле моего дома ничего не останется – ни котят, ни цветов.
Он шагнул в коридор и поцеловал мне руку.
– Прости за истерику.
– А сейчас что?
– Раскаяние. Я был не прав.
– В чем?
– В том, что приревновал тебя к этому… – Он жестом показал рост и стать Троицкого.
– Так это была ревность?
– А ты думала, я у твоего подъезда с цветами по большой дружбе торчу?
– Я ничего не думала.
– Зря. – Он прошел в комнату и сел под оранжевый зонт. Два зеленых глаза из-под его пиджака внимательно следили за мной. – На твоем месте, ваша честь, я бы задумался, отчего у немолодого серьезного прокурора съехала крыша…
Я пожала плечами и села рядом с ним. Никита ждал, что я что-то скажу, но я молчала и радовалась, что могу позволить себе молчать легко и непринужденно, как дышать.
С Кириллом я так не могла, вдруг подумалось мне. Я всегда напрягалась – как выгляжу, интересна ли, остроумна, не скучно ли ему со мной?..
– Кто зонт подарил? – Говоров поднял глаза на оранжевый купол.
– Любовник. Олигарх, между прочим.
– Слишком красивый для олигарха. Думаю, ты купила его сама, чтобы в пасмурный день было больше света. Правда, Валенок? – спросил он у котенка.
– Почему Валенок?
– Потому что он черный и теплый.
– Я все равно его не возьму.
– А вместе со мной?
– Ты не торопишься?
Никита пожал плечами. Вздохнул.
– Наоборот, думаю – опоздал.
Я улыбнулась – такое трагическое у него было лицо.
– У меня два билета на вечерний сеанс. Пойдешь? – спросил он.
– С Валенком? – удивилась я.
– Его никто не увидит.
– Зато услышат!
– Там такой громкий звук… Только его покормить надо. У тебя молоко есть?
– Нет.
– Я так и знал. – Говоров достал из кармана маленький пакетик детского молока и открыл его.
…О чем был фильм, я не запомнила. Может быть, мелодрама, а может – триллер, хотя скорее всего боевик, потому что то и дело звучали выстрелы.
Мы целовались в полупустом зале в последнем ряду, а Валенок бродил по свободным креслам и громко орал, заглушая экранные звуки.
Такого легкомыслия и беспечности я не позволяла себе даже в юности. Но надо же когда-нибудь начинать, как говорит моя подруга Маша, а то потом будет поздно… Я не помню, про что она так говорила, но теперь мне кажется, что именно про поцелуи в последнем ряду…
Завтра возьмусь за ум, завтра. А сейчас я просто женщина – сумасбродная, чувственная, мечтающая о счастье и вечной любви…
А потом мы бежали под проливным дождем к машине Никиты.
– Зря ты не взяла зонт! – кричал он, поглубже пряча Валенка под пиджак.
– Ты не сказал, что будет такой дождь!
– Да? – Он резко остановился.
Я налетела на него и тоже остановилась.
– Да. Ты даже не предупредил, что места в последнем ряду.
– Потому что они были в пятом. Просто на сеанс никто не пришел.
– Тебе повезло.
– Тебе тоже.
Мы промокли насквозь, целуясь возле машины, под возмущенный вой сработавшей сигнализации. Такого я не могла бы себе позволить даже во сне…
– Мне нужно домой, – попыталась я хоть как-то исправить положение.
– Садись, – Никита открыл дверь. – Я тебя отвезу.
Минут пятнадцать прошло, прежде чем я поняла, что мы едем в другую сторону.
– Куда ты меня везешь?
– Домой, – ответил Говоров и как ни в чем не бывало добавил: – Ко мне.
– Тебе не кажется, что мы делаем глупости?
– Мы их уже сделали. Осталось закрепить успех.
«Мог бы сказать, что жить без меня не может», – подумала я. Впрочем, почему-то и без слов было понятно, что я нужна ему как воздух. И это не сиюминутная прихоть, а выношенная, обдуманная и даже выстраданная необходимость.
– Домой, – все же сказала я.
– Ты уверена?
– Да. Не хочу ошибаться.
Он вздохнул и развернулся в неположенном месте.
* * *
Влад замер на пороге, переводя взгляд с Натки на Асю, с Аси на Натку. В какой-то момент Натке показалось: в глазах у него мелькнул испуг – нет, даже паника… Но это было сиюминутное впечатление, потому что в следующее мгновение во взгляде Влада не осталось ничего, кроме холода и высокомерия. И непонятно, что лучше – паника или этот холод. Именно с таким леденящим взглядом выхватывают пистолет и стреляют.
Натка бросилась к Сеньке и заслонила его собой. Ася не двинулась с места.
– Что за цирк? – спросил Влад и, закрыв за собой дверь на замок, брезгливо потрогал красную шляпу на вешалке. – Чего ты мечешься, как подстреленная галка?
«Подстреленная…» – застучало в висках у Натки. Сейчас он выхватит из-за пазухи пистолет и убьет сначала Асю, потом ее, а потом Сеньку…
Ведь именно для этого он так тщательно закрыл дверь на замок?..
– А это кто? – кивнул Влад на Асю.
Кивнул, словно на новый шкаф, неизвестно как появившийся в его квартире.
Ася вдруг расхохоталась – так громко, так страшно, с таким вызовом и отчаянием, что Натка зажмурилась от ужаса: сейчас точно убьет. Всех… Только за этот смех, за этот вызов и отчаяние…
– Мам, не бойся, если он на тебя дернется, я его застрелю, – сказал Сенька.
Натка открыла глаза и увидела, что сын наставил на Влада водяное ружье. Хорошо, что тот этого не заметил и ничего не услышал, потому что Ася, прекратив свой гомерический хохот, выкрикнула:
– Что, Тишенька, не узнаешь?! Первый раз меня видишь?!
– Поздравляю, – ухмыльнулся Влад, глядя на Натку, – среди твоих подруг появились умалишенные тетки в возрасте. Или… прости… это твоя мама? – Он будто бы немного смутился, взял Асю за руку с намерением поцеловать, но тут же получил хлесткую пощечину.
– Скотина, – прошипела она. – Подлая тварь. Думаешь, я боюсь тебя, как все те дурочки, которых ты облапошил?! Нет! Не боюсь! И пойду до конца! Можешь не тратить свои артистические способности зря и не ломать комедию! Она, – Ася пальцем показала на Нату, – все про тебя знает!
Влад сунул руку за пазуху… Натка завизжала и отпихнула Сеньку, но сын успел выстрелить во Влада из ружья густой зеленой массой.
Влад достал из внутреннего кармана телефон и пальцем потрогал зеленую кляксу на щеке и на обшлаге пиджака.
– Даже не знаю, куда звонить, – растерянно сказал он, – в полицию или в «Скорую» психиатрическую…
– Не надо никуда звонить! – Натка бросилась ему на шею, зацеловывая щеки, губы, лоб и даже руки. Она перепачкалась зеленой краской, но понимала, что это единственный способ успокоить его и не дать выстрелить, если он бандит, и – спасти свое счастье, свою любовь, если Ася все врет.
– Я верю тебе, Владюш… Ты мой, мой! Я тебя люблю!
Он снисходительно похлопал ее по спине и спрятал телефон в карман. Прошел на кухню, увидев пирог, улыбнулся:
– О, мой любимый! Спасибо, солнце!
У Натки заныло сердце, потому что тот, настоящий Влад, которого она успела узнать и за кого собиралась выйти замуж, должен был кричать, метать громы и молнии, топать ногами, за шкирку выкидывать непрошеную гостью и говорить гадости об умственных способностях Сеньки. А раз он так спокойно отложил телефон, так умиротворенно похлопал по спине ее, Натку, и обрадовался пирогу – значит, боялся Аси или, вернее, того, что Натка поверила ей? А значит… Прижавшись к нему, она, как могла, прощупала карманы пиджака, но ничего похожего на пистолет не обнаружила.
– Дура, – презрительно фыркнула Ася. – Какая же ты все-таки дура! Этот ублюдок о тебя ноги вытирает. Для него бабы – только средство наживы! Он аферист!
– Нет, все-таки психиатрическая, – вздохнул Влад и, отпихнув Натку, вытащил телефон.
– Звони, звони! – крикнула Ася. – Только лучше сразу в полицию! А хочешь… – Она достала из сумочки свой телефон. – Хочешь, я сама позвоню? Я ведь не просто так говорю, что ты мошенник, у меня доказательства есть! – Следом за телефоном Ася выхватила блокнот и помахала им перед носом Влада. – Узнаешь?! Узнаешь свою бухгалтерию, гад?! Тут все, все! Фамилии и имена твоих любовниц, названия банков и суммы, которые ты брал в кредит по чужим паспортам!
Влад побледнел и попытался выхватить у Аси блокнот. Этим он выдал себя с головой, и на спасение Наткиной свадьбы – ее платья цвета слоновой кости и экипажа с тройкой белых лошадей – не осталось ни одного шанса…