Если человек нежданный избу займет, то леший старается его выжить и тут уж безобразничает, пока своего не добьется.
Товнорыв ветра пронесся над избой. За стенами загромыхало и рядом с избушкой кто-то завизжал, захохотал, заулюлюкал на разные голоса.
Дрогнула соломенная крыша избушки, покачнулась и замерла. Рука Добрыни сама к мечу потянулась. Да какой защитой может быть меч от нечистой силы? Сел Добрыня, по сторонам тревожно озирается, а из избушки не выходит. Заманивает треклятый леший в чащобу, чтоб в лесу запутать или, что еще хуже, в болото. Захочет, чтобы человек в лесу заплутал, так дорожные знаки переставит или сам обратится в примету дорожную и станет в стороне от настоящей дороги.
Сверху на Добрыню посыпалась соломенная труха, за стенами завыли, подражая ветру, но не непогода то была, леший Добрыню испытывал, зазывал в лес статью молодецкой да удалью богатырской похвастаться. Загукало, зашумело, послышались у входа тяжелые шаги и натужно со злобой заревел медведь. Любят лешие косолапого! Сами охотники до вина, а вина не выпьют без того, чтобы не попотчевать зауряд и медведя. Никого кроме мишки леший не берет к себе в услужение! Испуганно заржал конь. Добрыня усмехнулся и придвинул к себе меч. С медведем бороться полегче, чем с его хозяином. Но рев прекратился и вновь стал слышен раздраженный шепот:
— Кто ж его ждал, гостя незванного?
— Сначала в доме порядок наведи, а уж потом и зови домового!
— Куда ждать-то было, — объяснялся хозяин. — Сам знаешь, свадьба у меня завтра!
— Эй, леший! — не выдержал богатырь. — Не волнуйся, утром уеду и сели свою лешачиху!
За стеной затихли. Некоторое время царила тишина, потом у избы царапающе завозились.
— Может коня угоним? — предложил домовой. — Я могу. Бывало в деревне…
Добрыня опять не выдержал.
— Не тронь коня, — сказал он в темноту. — Я за коня из тебя варежку сделаю. На правую руку, — подумав добавил он.
Снаружи снова затихли.
— Права такого нет, — тоскливо сказал домовому леший. — В нашей стороне он коня не теряет. Жизнь потерять может, а коня — нет.
— А кто узнает-то? — рассудительно спросил домовой. — Коня лишим, а с жизнью пусть сам прощается. Вон намедни в соседнем лесу Горыныча видели. Авось Горыныч с пешим быстрее справится.
— Не нами судьба на камне выбита, не нам и менять предназначенное, — печально вздохнул леший. — Да ну его! Видно, что странник. Утром уберется и вселимся, а?
— Что ж нам до утра под дождем мокнуть? — не унимался домовой. — Сам же кричал, что гнать его надо!
— Надо, — леший снова вздохнул. — Да видишь какой несговорчивый попался! А мокнуть мы с тобой, сват, не будем. Забьемся в соломку, тепло там, вот и будет ночлег до утра… А я тебе сказочку, хочешь?
Нечистая сила невнятно зашепталась, потом в соломенной крыше кто-то завозился, посыпая богатыря трухой, и прямо над головой Добрыни кто-то громко с оттяжечкой зевнул.
Леший тоненько начал сказку.
— Как пришел Белун в тридесятое царство, видит — по небу птицы железные летят, по железам змеи огнедышащие носятся. Свет над царством стоит неземной, разноцветный, а по улицам каменным коробки железные носятся… Смрад над царством стоит неописуемый и воздухом ядовитым дышать невозможно…
Леший завозился, потом затих и спросил домового:
— Спишь что ли?
Ответом на его вопрос был мощный раскат храпа. Леший снова завозился, пробормотал облегченно:
— Вот и славненько… Вот и баиньки…
Он помолчал и стыдливым шепотом окликнул Добрыню:
— Слышь, богатырь, ты уж не подведи, а? Свадьба у меня завтра. А в доме нетоплено, неприбрано… Слышь?
— Я своему слову хозяин, — сказал Добрыня в потолок. — Но и ты без подлостей. В лесу не путлять, в топь не заманивать, ясно?
— Это уж как водится, — хитро отозвался леший. — Не нам природу ломать. Лешачиха от меня откажется, когда узнает, что я тебя из лесу без обмана выпустил.
— Избу спалю, — пообещал Добрыня.
Леший затих.
— Слушай, богатырь, — сказал он через некоторое время. — А может договоримся? Я тебя для вида попутляю. И тебе спокойно будет со сговором-то, и лешачихе моей приятно. А я же тебя и выведу. Окажи услугу, богатырь? Я уж тебе отслужу. А? Договорились?
— Только без обману, — сдался Добрыня.
Леший обрадовался.
— А я уж тебе отслужу… — бормотал он. — Доволен останешься. Эх, богатырь ты мой! Хочешь я тебе колыбельную спою?
Не дожидаясь ответа, леший тоненьким голосом затянул что-то грустное и протяжное, отчего богатыря неудержимо повлекло в сон. Добрыня засыпал под колыбельную лешего и мощный храп разоспавшегося домового, и глазам его представало зеленое чистое поле, синее небо и бегущая по полю женщина с русыми волосами и в белом до пят сарафане. А тоненький голосок лешего выводил печально:
и слышался нежный шелест дождя, медленно стекающего с широких дубовых листьев на пока еще тайные грибницы…
6. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Муромец проехал по Калинову мосту, перебрался на другую сторону реки и увидел Соловья Разбойника. Соловей Одихмантьевич сидел в своем гнезде и выглядел крайне предосудительно.
Узкоглазое лицо его заплыло от ушиба, рука была на свежей перевязи. Весь вид Соловья Разбойника говорил о том, что накануне его не только потузил кто-то дерзкий, но и еще волок его по земле за тройкой лошадей не менее двух верст. На голове Соловья Одихмантьевича белела повязка, сквозь которую проступала кровь.
— Что с тобой, Соловушка? — участливо спросил Илья, останавливая коня у дерева.
Соловей Разбойник замер и на лице его появилось выражение обреченной покорности.
— Все нормально, Илья Иваныч… Все хорошо.
— Кто ж тебя так? — продолжал свои расспросы богатырь.
Разбойник глянул на богатыря здоровым глазом и махнул здоровой рукой.
— Все нормально, Илья Иваныч. Ерунда это все…
— Ты смотри! — строго сказал Муромец. — Если кто тебя обижать станет, мы мне лишь свистни. Я ему, твоему обидчику, все ребра пересчитаю!
Он проехал мимо.
Соловей Разбойник долго смотрел ему вслед с бессильной злобой и восхищением, а когда Илья Муромец отъехал так далеко, что не мог его услышать, Соловей горько посетовал:
— Трезвый ведь золотой человек! А как выпьет — ничего не помнит!
А виновник соловьиного горя уже отправлялся в далекий и опасный путь к неведомо где находящейся Поклон-горе.
Был Илья родом из села Карачарова, что близ Мурома. От рождения был он немощным и по причине болезни тридцать лет просидел дома сиднем. На тридцатом году в один день отец ушел в поле пахать, а Илья дома остался.
Постучали в дом двое нищих калик.
— Аи, Илья, пусти калик в дом!
Он, естественно, им в ответ:
— Для чего издеваетесь? Аи жалости нет? Я тридцать лет сиднем сижу, ни руками, ни ногами не владею. Входите сами!
Калики вошли в дом и опять к Илье с подлыми просьбами:
— Жарко на дворе. Дал бы ты нам, Илья, водицы испить! Стыдно лбу здоровому, тридцатилетнему, калик немощных за водой гонять!
Напрягся Илья от обиды великой и… встал себе на удивление. Подносят ему калики медового питья чашу. Как выпил Илья, калики его спрашивают:
— Чего ты в себе чувствуешь, Илюша?
— Силу в себе великую чувствую. Готов море-окиян вычерпать, гору в небо закинуть.
Дали калики Илье питья горького.
— А теперь что чувствуешь?
— Силу могучую чую. Со всеми врагами, что на Русь зубы точат, сразиться готов!
— Вот теперь силы у тебя в самый раз, — сказали калики. — Будешь ты, Илья, великий богатырь. Выходи теперь в чисто поле, покупай себе первого жеребенка, да корми его три месяца пшеном белоярским, искупай после того в трех росах, а как станет тын перепрыгивать, садись на коня и езжай славу ратную искать, Русь от супостата оборонять…
Илья любовно хлопнул жеребца по холке. Надо же, во всем угадали калики убогие! Одного Илья никак не мог понять: что же те калики зелье могущественное на него потратили, а себя от убогости излечить не сумели? Часто он над этим раздумывал, да ответа найти не мог.
Богатырь огляделся.
Дорога приближалась к лесу. На ветке рыжей сосны стрекотала любознательная сорока. Не было вокруг ни души и некому было Муромцу подсказать, где искать ему дорогу к неведомой Поклонгоре.
Выехал Муромец на опушку и увидел медведя, который что-то деловито ладил из колоды. Увидев всадника, мишка насторожился, бросил топор и приготовился задать стрекоча.
— Свои! — крикнул медведю Илья.
Косолапый взглянул из-под лапы, узнал богатыря и успокоился.
— Здорово, Илья Иваныч. Опять к нам по службе?
Муромец слез с коня, поздоровался с медведем рука об лапу.
— По службе, — признался богатырь. — Ищу вот дорогу к Поклон-горе. Меч-кладенец добывать надо. Кащей войско свое на Русь ведет.
— Славная задача! — одобрительно рыкнул медведь. — А что один? Рядом со товарищами и дорога ближе и невзгоды мельче!
Илья рассказал, как расстался с товарищами.
Медведь почесал загривок.
— Не знаю, что тебе, Муромец, и посоветовать, — задумчиво прорычал он. И тут из-за кустов грянула нестройная песня.
— Что за гулянка? — спросил богатырь. — Лешие колобродят?
— Да нет, — отозвался медведь. — Лешие у нас в лесу спокойные, работящие. Пьянь залетная, рвань болотная гуляет.
— Что за народ?
— Да ты, Илья Иваныч, должен их знать. Трое из ларца, одинаковы с лица, — неохотно сказал медведь. — Ты гляди, как безобразничают!
Муромец поглядел.
Трое из ларца сидели на поляне. По поляне бродил резкий сивушный запах. Красные лица троих были опухшими и оттого абсолютно одинаковыми. Время от времени кто-нибудь из троицы нетвердыми шагами устремлялся к ларцу, извлекал из него пузатый жбан и пиршество продолжалось.
— Давно гуляют? — спросил богатырь.
Кабы недавно! — махнул лапой медведь и по выражению его морды было видно, что зверю стыдно за происходящее на поляне.
— Третий месяц гужбанят!
— А по какому случаю?
— День рождения справляют.
— Это у которого из них день рождения?
Медведь задумчиво оглядел три одинаковых красных морды.
— Вроде у этого, — неуверенно ткнул от лапой. — А может у того?
— Что ж, — решил Илья. — Пойду с народом потолкую.
Трое из ларца настороженно наблюдали за идущим через поляну богатырем. Шел Муромец весело, кистенем играючи, кольчугой позвякивая. Один из гужбанов на всякий случай потянул из ларца шишкастую от сучков, плохо обработанную палицу, присел над ней, укрывая.
— Здоровы будем, — вежливо сказал Илья, присаживаясь на корточки рядом с ларцом.
— Здорово, коли не шутишь, — отвечали ему гужбаны нестройно.
— Сам-то дело пытаешь или от дела лыняешь?
— Дело пытаю, — признался Муромец. — Дорогу на Поклон-гору ищу.
— Ишь ты! — осклабился один из троицы. — А зачем тебе та гора? Сидел бы при бабке на печи. И душе спокойнее, и голове безопаснее!
Илья оскорбился, но виду не подал.
— Враг грозит напасть на Русь. Идет на Русь Кащей со своим бесчисленным войском. Заберет он землю в полон, коли меч-кладенец никто не добудет. Так великий Волхв сказал.
Трое из ларца переглянулись и на опухших лицах появился живой интерес.
— Надо же! — упрекнул один из них товарищей. — Кащей на нас идет, а мы и знать ничего не знаем! А все ты со своим днем рождения!
— Завязывать нужно, братцы, — сказал второй гужбан. — Погуляли малость и будет. Так чего тебе надобно, молодец?
— Поклон-гора ему нужна, — хмуро бросил именинник. — Идет человек и не знает, что охраняет ту гору змей огнедышащий, а при нем в помощниках три злых великана. Нет, братцы, ненадежное это дело — добывать меч-кладенец! Не добыть ему этого меча — только голову напрасно сложит!
— Ты мне дорогу укажи, — сказал Муромец. — Дорогу-то знаешь?
Трое из ларца молчали, бешенно глотая ледяной рассол.
Наконец один из них отбросил пустой жбан, вытер ладонью рот и сказал:
— Дороги туда я не знаю, а вот того, кто может знать, подскажу. Емелю знаешь?
— Щучника что ли?
— Точно. Он, если сам не знает, у щуки спросить может. Дом у него крайний, большой, прямо у озера стоит. Щукой на на совесть срублен… Вот Емелю ты и спроси. А нам собираться пора.
— Куда заторопились? — с усмешечкой спросил Муромгц.
Ох, напрасно задал он этот вопрос! Трое из ларца повернулись к нему, одинаково недобро щурясь.
— Мы хоть и гулящие, да не пропащие! Не тебе одному за Русь душою болеть! Не тебе одному за нее в чистом поле кровь проливать!
— Добро! — усмехнулся Муромец. — Коли так, будет где на еще встретиться.
Садясь на коня, видел Муромец, как из ларца скалится конская морда. Трое из ларца не шутили, а деловито готовились к походу.
7. КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
— Ваше Бессмертие, а ежели вам на выбор дать серебра мешок или Василису Прекрасную, что бы вы взяли?
— Конечно, мешок серебра! — не раздумывая сказал Кащей. — На что мне она, Василиса Прекрасная? Я с первой женой триста лет разводился и столетье имущество делил не для, того, чтобы новый хомут на шею повесить!
Кащей Бессмертный встал и бесшумно прошелся по залу.
Все вокруг сверкало, желтели лепные золотые украшения, разбрызгивали разноцветные искры драгоценные каменья. Сам Кащей Бессмертный в своем затрапезном черном одеянии, маленький и худой, казался чуждым этому великолепному дворцу. Тем не менее его главный Советник Хныга ловил преданными глазами каждое движение повелителя.
— Хватит о личном, — властно сказал Кащей. — Поговорим о деле. Что у нас с походом на Русь?
— Враждуры готовы, повелитель. Передовые отряды уже хозяйничают на Руси, захватывая в приграничных селах пленных и богатые трофеи. Ваш план выполняется, повелитель!
— А что с Защитниками? — спросил Кащей, разглядывая огромный бриллиант перстня на правой руке. — Что известно о Муромце, Добрыне и Поповиче?
Хныга ухмыльнулся. Эта часть доклада была ему особенно приятна.
— Лазутчику под видом Волхва удалось убедить Защитников, что для победы над вами им обязательно потребуется мечкладенец. Они отправились в путь, но я гарантирую Вашему Бессмертию, что до Поклон-горы они не доберутся. Пока нам удалось разобщить группу Защитников и до Поклон-горы каждый из них добирается самостоятельно. Смею обратить Ваше бессмертное внимание что моими усилиями в союзниках против Защитников мы имеем Моровую Деву, Вия-Истребителя и Лихо Одноглазое. К решению задачи нейтрализации Защитников привлечена ваша незабвенная родственница Баба-Яга. Огненному Змею и великанам охраны переданы приметы каждого из Защитников. Можете не сомневаться, Ваше Бессмертие, они не пройдут!
Кащей глянул на Хныгу острыми злыми глазами.
— Ты считаешь, что я уже сейчас от пограничных набегов могу перейти к открытому вторжению на Русь?
Хныга подобрался. Взгляда повелителя он вынести не мог и торопливо отвел в сторону свой единственный глаз.
— Ясно, — сказал Кащей. — На Русь ты мне идти советуешь, но в окончательной победе сомневаешься. Изменой попахивает, а? Что скажешь, Хныга?
Главный Советник торопливо заглотил воздух.
— Сомнение мое не от измены, а от усердного умствования, — ; заторопился он, сгибаясь под тяжелым взглядом повелителя. Войны с Русью еще никому не давались без труда, высочайший! Не поражения опасаюсь — трудностей, что нас в войне ожидают.