Пират странно хмыкнул, как будто пряча смешок, шагнул вперёд и, взяв Инди за предплечье, вздёрнул на ноги. Прикосновения его были грубы, но не настолько, как раньше, и не причиняли боли. Инди пошатнулся, однако устоял на ногах. Он инстинктивно отвернулся, но пират вновь взял его за подбородок и заставил смотреть на себя.
- Не бойся, - раздельно сказал мужчина. - Я тебя не обижу. Хочешь есть?
Инди помотал головой. Он всё ещё не мог выдавить ни слова. Пират ухмыльнулся и, отпустив его, повернулся к столу. Инди только теперь заметил на нём блюдо с холодным мясом нездорового розоватого оттенка, стеклянную бутылку и кубок. Откупорив бутылку, пират плеснул в кубок и залпом осушил его. Потом рыгнул, утёр рот тыльной стороной ладони (Инди увидел, что она украшена выцветшей синей татуировкой) и снял с пояса флягу. Приложился к ней и пил долго, не отрываясь - и Инди тоже не мог оторвать от него взгляд, потому что если есть он не мог, то жажда теперь вновь напомнила о себе. Пират заметил его взгляд и протянул ему флягу:
- Пей.
Инди подумал о том, что горлышко этой фляги только что побывало во рту этого грязного, вонючего, страшного человека, и молча взял её. Он пил, пока вода не потекла по подбородку; тогда пират засмеялся отрывистым, резким смехом и отобрал у него фляжку. Инди в смущении отвернулся. Пират снова расхохотался и, бросив пустую флягу на стол, плюхнулся на табурет и вытянул ноги вперёд, так, что они упёрлись в ноги Инди. Потом что-то сказал, и Инди понял, что капитан велит ему снять с него сапоги.
И тогда он почувствовал облегчение - впервые по-настоящему с тех пор, как увидел на горизонте чёрный флаг. Он всё не мог взять в толк, что нужно от него этому человеку, какой ему может быть прок от мальчишки - а теперь вроде бы понял. Пират решил сделать его своим слугой, личным рабом. Инди не раз прислуживал за столом отцу, выполнял его поручения - он умел и любил служить, приносить пользу. Но и отца он любил, а этого пирата с бритым затылком, голыми руками и недобрыми глазами ненавидел и боялся. И всё же если так он может облегчить свою участь, он готов был попытаться.
Поколебавшись, Инди присел на корточки и взялся за пахнущий кровью и солью сапог, наставленный ему прямо в лицо. Потянул, и тот неожиданно легко соскользнул, оставшись у Инди в руках и обнажив крепкую, заскорузлую от мозолей пятку пирата. Управившись со вторым сапогом, Инди поставил оба рядом. Пират всё это время молчал, и теперь Инди несмело поднял глаза, не зная, чего ждать дальше и что теперь делать.
И вздрогнул от цепкого, какого-то жадного взгляда, которым поедал его фариец.
Грубые пальцы с обломанными ногтями взъерошили волосы на его макушке. Инди сидел на корточках, замерев, словно заяц под кустом, следящий за луком в руках охотника. Пальцы пирата водили по его голове, путаясь в волосах, лёгкими движениями массируя его темя и затылок, а глаза всё так же смотрели ему в лицо, и блестели теперь как-то иначе.
Внезапно, поддавшись инстинкту, Инди вскочил, сбросив с себя руку пирата. Тот легко отпустил его, но не отвёл глаз. Ещё несколько мгновений разглядывал, потом встал, закрыв своим огромным телом свет. Инди попятился от него, сам не зная, что повергло его в такой страх, и отступал, пока не упёрся спиной в сундук. Тогда он вздрогнул и развернулся, так, словно ему было куда бежать, и в тот же миг его перехватили мужские руки.
А в следующий миг эти же руки рванули на нём рубашку.
Инди вскрикнул, больше от неожиданности, чем от страха, и попытался вырваться. Его ладонь упёрлась в голую грудь пирата, заросшую жёстким волосом, скользнула по ней вверх и упёрлась в кадык. Фариец тут же стиснул её, отводя от своей шеи, а другой рукой подхватил Инди поперёк тела, словно щенка, и бросил вперёд, на кровать. Прежде чем Инди успел развернуться, пират дорвал на нём остатки рубашки.
- Нет! Пустите меня! Не трогайте! - крикнул Инди, обретя наконец дар речи - только голос его прозвучал хрипло и сдавленно и не произвёл на корсара никакого впечатления. В считанные мгновенья он сорвал с Инди всю одежду и отстранился, оставив лежать голым и дрожащим на ложе, покрытом колючей шкурой. Инди не понимал, что происходит, что с ним собираются сделать, и в то же время понимал, и сам не знал, что - понимание или непонимание - было ужасней для него.
- Не надо, не надо, не трогайте меня, - будто заведённый, твердил он, расширившимися глазами следя, как пират стягивает с себя безрукавку. Обнажившиеся мускулы бугрились под бронзовой кожей, ходили ходуном, словно какие-то песчаные звери под толщей пустынных дюн. Корсар расстегнул пояс и приспустил штаны. Инди зажмурился - он не хотел, не хотел видеть это, нет, всё это не может быть с ним, не может быть на самом деле... Но смотреть его никто и не заставлял. Всё те же ненавистные руки крутанули его, переворачивая на живот, и чужое колено просунулось между бёдер, раздвигая ноги. Инди всхлипнул и опять попытался отодвинуться, и тут то самое тело, на которое он только что взирал с таким ужасом, навалилось на него сзади, пыхтя и пристраиваясь, и что-то горячее, скользкое прижалось к ягодицам, а потом скользнуло ниже и внезапно, безо всякой подготовки и без малейшего предупреждения ворвалось в его тело...
Инди закричал. Было очень больно, но сильней боли был ужас, гнев и стыд, когда он наконец окончательно понял, что с ним делают, понял, почему главарь корсаров оставил ему жизнь. Боги, если бы он только знал! Он бы сам бросился на него ещё там, в трюме, сам бы напоролся на саблю и упал бездыханный - лишь бы не это...
Член насильника наконец освоился в узком теле жертвы и теперь толкался вперёд решительно и деловито. Руки пирата стискивали бёдра Инди, не давая ему ни свести их, ни опустить. Фариец пробормотал что-то, по-видимому, очень довольный, и навалился на Инди ещё сильнее, так, что тот стал задыхаться; он хотел задохнуться, хотел хотя бы потерять сознание и не чувствовать, как движется в нём раскалённый поршень, как рвёт его тело изнутри... Но он не терял сознания, не мог уйти, и стряхнуть с себя это тело тоже не мог, поэтому он просто лёг лицом на локоть и плакал, всхлипывая от каждого толчка. Потом толчки стали чаще и глубже, дыхание над ухом превратилось в хрип, боль стала непереносимой - и вдруг почти прекратилась, и по ногам Инди потекло что-то холодное и липкое, а потом его наконец отпустили.
Он немедленно свернулся на шкуре калачиком, как будто стремясь исчезнуть. Глаза его были крепко зажмурены, и он не видел, а только слышал, как пират отстраняется от него, тяжело дыша, и с чем-то возится в стороне. Инди хотел, чтобы он ушёл, хотел остаться один в темноте, а потом уснуть и никогда больше не просыпаться. Он думал об этом, как о самой сладкой из грёз, когда его сжавшееся тело снова накрыла тень, и чужая рука скользнула по шее лёгким, почти нежным движением. Инди вздрогнул и зажмурился крепче, но рука не пошла дальше, а только накинула на него что-то большое и тёплое - кажется, какую-то шкуру, в которую Инди вцепился обеими руками, как будто она могла не только укрыть его, но и защитить.
- Аль-шерхин, - хрипло сказал пират, впервые произнеся слово, которого Инди не знал, но позже слышал великое множество раз. - Аль-шерхин. Будь послушным, и я тебя не обижу.
Потом раздались тяжёлые шаги, стук и скрежет запираемой двери, и, оставшись совсем один, Инди расплакался в голос, как будто ему было не пятнадцать, а пять, и плакал долго, безутешно, завернувшись в медвежью шкуру среди золота и красного дерева на корабле, который легко и быстро бежал по Косматому морю, рассекая чёрные волны.
Он проснулся, когда было уже светло. Стоял день, ясный и тихий, солнце ярко сверкало на поверхности волн. Кровать стояла вплотную к стене, и Инди подполз к окну и сел там, кутаясь в шкуру и глядя на чаек, кружащих над водой. У него дома остались точно такие же чайки. Но он начинал понимать, что вряд ли вернётся домой.
Отчаянное желание смерти ушло туда же, куда и ночь. Всё тело у Инди болело, он не мог сидеть, поэтому полулежал на боку, неловко подтянув ноги под себя. А ещё он чувствовал голод. Проклятое тело, которому не было дела до его позора и горя, хотело есть - хотело жить. Инди тяжело вздохнул. Лицо его опухло от слёз - даже когда умер отец, он не лил их столько. Кажется, за всю свою жизнь он плакал меньше, чем в одну эту ночь. Впрочем, хуже этой ночи и придумать было ничего нельзя.
Скрипнула дверь. Инди подскочил и оглянулся, инстинктивно вжимаясь в стену. Он ждал снова этого кошмарного человека, чудовище, явившееся за ним из морской бездны - но то был лишь обычный матрос. Он кинул один только взгляд на перепуганного мальчика, натянувшего медвежью шкуру до самого подбородка, и ухмыльнулся, но ничего не сказал. В руках у него была дымящаяся миска и большая фляжка с водой. Он поставил всё это на стол и приказал:
- Ешь.
А потом ушёл, и Инди услышал, как он запирает дверь.
Он долго не решался двинуться с места, тревожно вслушиваясь в приглушённые звуки, издаваемые кораблём: топот ног, перекрикивания моряков, скрип снастей на ветру. Потом сполз с кровати и заставил себя поесть и попить. Мысли ворочались медленно и лениво, словно сонные мухи. Конечно, ему не суждено прожить долго, это он знал - он это решил, но пока что его юное, здоровое тело отказывалось умирать, даже если этого жаждала душа. Поев, Инди вернулся на кровать и снова завернулся в шкуру. Ему было противно лежать на ней, противно прикасаться к тому, что трогали те руки - но над кроватью было окно. Крошечное отверстие в мир, вода и солнце, и свежий ветер.
Позже днём ему снова принесли поесть, но на сей раз Инди не притронулся к пище, только выпил немного воды. Ему всё время хотелось пить. Когда стемнело, с палубы наверху полилась музыка - не разухабистая пиратская песня, а тихая и печальная мелодия, такая медленная и красивая, что Инди на минуту почти забыл, где находится и что с ним произошло. Он задремал, убаюканный этой песней, и разбудил его только свет - свет не дня, а зажжённой масляной лампы.
Ему предстояло пройти через это снова.
Пират стоял у кровати, пошатываясь и бормоча что-то себе под нос: он был сильно пьян и едва держался на ногах. Инди сидел неподвижно, будто превратившись в камень: у него мелькнула безумная мысль, что, если он будет сидеть вот так тихо, мужчина его не заметит. А тот словно и вправду совсем позабыл о своём пленнике: всё так же бормоча, неловко стащил сапоги и завалился на кровать, чуть не подмяв Инди под собой. Ручищи пирата сонно зашарили по кровати, наткнулись на Инди и немедленно сгребли его в охапку, вытаскивая из-под шкуры. Инди напрягся, забился, пытаясь вырваться, но знал уже, что это не поможет - его сила не шла с силой корсара ни в какое сравнение. В конце концов он затих, дрожа, в могучих объятиях пирата, и лишь молился про себя, чтобы это поскорее началось и поскорее закончилось.
Но мужчина на сей раз не спешил переворачивать его. Он лежал рядом с Инди, крепко держа его и прижимаясь к нему боком, дыша перегаром ему в ухо. Шершавые ладони шарили по коже мальчика, словно руки слепого, мяли его впалые бока, поджатую попку, судорожно сведённые бёдра. Пират тискал его, как котёнка, что-то довольно урча ему в шею и рассеянно, неуклюже целуя его голое плечо.
А потом заворчал, вздохнул и уснул.
Инди лежал и смотрел поверх его головы на фитиль лампы, пока тот не догорел и свет не погас. Было холодно, но Инди грели большие руки, обхватившие его тело. Инди только раз попытался тихонько высвободиться из них, но они только сжались крепче. Тогда он вздохнул и замер, и до самого рассвета лежал, чувствуя тяжёлую голову на своём плече и невидящими глазами глядя в окно.
Наутро он проснулся один. Его снова покормили, и теперь уже он поел как следует, а потом оделся в то, что ему дали - шерстяную тунику, перепоясывавшуюся узеньким кушаком, и короткие мягкие сапоги. Завязывая пояс, Инди медленно обводил взглядом каюту, пытаясь прикинуть, удастся ли ему повеситься на этом кушаке. Но нет - потолок слишком низок: встав на цыпочки, даже Инди мог дотянуться до него кончиками пальцев. Эта мысль вызвала у него облегчение. Он должен был думать о смерти, искать смерти, хотеть смерти - но не хотел её, и был рад, что пока что не видел, как бы мог сам её приблизить.
Рана, нанесённая жестокой плотью фарийца, понемногу заживала, и Инди уже мог сидеть, почти не морщась. Он наконец-то вышел из ступора, в котором находился последние двое суток - тьма, расстилавшаяся впереди, удручала его, но больше не вводила в бездумный ужас. Инди окинул каюту равнодушным взглядом. Ему было скучно сидеть целый день взаперти, но ничто из наваленных в каюте сокровищ не привлекало его интереса. Впрочем, взгляд задержался на бирюзовой ткани, свисавшей с края одного из сундуков. Шёлк точно такого же цвета отец поставлял в Пирьярр с полгода назад... Инди коснулся прохладной ткани, пропустил её между пальцев. Отец, подумал он. Отец.... Если бы ты был жив, я не оказался бы здесь.
Он услышал какой-то шум, отличавшийся от повседневных корабельных звуков, и поднял голову. Да, точно: на палубе явно били тревогу, потолок и стены каюты подрагивали от поднявшейся беготни. Инди кинул взгляд за окно - и увидел парус, белевший неожиданно близко. Всё ясно - ещё одна жертва пиратской алчности...
Однако прошло несколько минут, и парус стал отдаляться, хотя ветер дул в его паруса, заставляя их пузыриться, и гнал прямо на пиратский корабль. Инди внезапно понял, что происходит, и, бросившись к иллюминатору, вцепился руками в панель. Это не пираты нападали - напротив, нападали на них! Но кто может захотеть преследовать морских разбойников? Фарийский князь, решивший очистить свои воды? Или...
Он не успел довести мысль до конца - что-то загрохотало, судно дрогнуло, и Инди полетел с кровати ни пол, больно ударившись макушкой о край табурета. Потом вскочил на ноги, но тут же схватился за край стола, накренившегося вбок... то есть нет, это не стол кренился, а палуба - словно что-то огромное толкало корабль. "Неужели тонем?!" - подумал Инди в ужасе, совсем забыв, что ещё утром призывал смерть. Он кинулся к двери и заколотил в неё - меньше всего на свете ему хотелось погибать здесь запертым, будто крыса в мышеловке.
Но никто не открыл дверь. Никто о нём словно и не вспомнил - ни тогда, ни в последующие часы, когда сходились корабли, сталкиваясь бортами, скрипели абордажные крючья, вгрызаясь в фальшборт, и крик мешался со звоном железа. Инди метался по каюте, отчаянно пытаясь найти способ выбраться из неё - если бы только иллюминатор не был так мал, а дверь так крепка! Но в конце концов всё закончилось. Кто-то победил. Кто - Инди не знал, пока тяжёлые шаги не раздались за дверью и она не вылетела, едва не сорвавшись с петель.
Человек, вошедший в каюту, не был капитаном этого судна - по крайней мере, ещё вчера не был... Ему пришлось наклонить голову, входя, и держать шею согнутой всё время, пока он, загородив собою проём, обводил каюту тяжёлым, неподвижным взглядом. Он был в белом, этот человек, весь в белом с головы до пят: белый камзол, белый плащ, белая шляпа с пером и белые сапоги, и пятна крови выделялись ярко и жутко в этой белизне. Лицо его было также белым, и глаза, кажется, тоже почти белыми - той мучительно светлой голубизны, которая вымораживает душу. Позже Инди узнал его имя - Белый Дьявол - как и то, что оно наводило ужас не только на честных торговцев и путешественников, но и на всех пиратов в водах от Канройша до Ильбиана. А в тот миг он лишь смотрел на этого огромного человека, будто кролик на удава, до тех пор, пока взгляд корсара, озирающий логово поверженного врага, не остановился на мальчике, таком же неподвижном, как сундуки с золотом, принадлежавшие отныне ему.
Он не ухмыльнулся, увидев Инди, как ухмылялись те, кто привёл его сюда. Глаза его не блеснули, зрачок не изменился в размере, и на белом лице, застывшем, словно маска, не добавилось ни одной складки. Он посмотрел на Инди так, словно тот был ещё одной частью мебели, и, развернувшись, молча вышел прочь. Лишь только он скрылся из виду, Инди сел на кровать - ноги его не держали. Он думал, не может быть ничего страшнее, чем глаза, исполненные похоти, ничего омерзительнее, чем руки, шарящие по его телу... Но ни то, ни другое и сравниться не могло с тем, что он испытал, ощутив на себе этот равнодушный, холодный, ничего не выражающий взгляд человека, чьи белые одежды были забрызганы кровью...