– Минутку, – перебила я ее, лучезарно улыбнувшись. – Или я не расслышала, или плохо поняла. Я в большой дружбе с участковым? С чего ты взяла?
– Ну как же... – растерялась та. – Вы же только что его с какой-то женщиной на лифте повезли.
Информация дошла до меня с трудом.
– Ах ты, едрена матрена! – не выдержала я. – Ты уверена, что это был участковый?
– Да-а-а... – протянула Ксения, глядя на меня со странным выражением.
– И он работает в милиции?
– Они все там работают, – осторожно подтвердила соседка.
– Кто?
– Участковые. У них и форма есть.
– Так ты говоришь, что это был участковый?
– Конечно. Копейкин Алексей Михайлович. – Ксения поджала губы. – Не знаю, что у вас за отношения...
– Они у нас только зарождаются, – перебила я ее.
– Ах, вон оно что!
– Если честно, не думаю, что Алексей Михайлович сегодня в состоянии принимать граждан. – Я с опаской посмотрела через плечо.
– Ладно, ладно, – замахала руками Ксения. – В другой раз поговорим.
Она хихикнула и, сказав: «Пока!», побежала вниз. Я была убеждена, что соседка приходила просто на разведку. Видимо, ей так хотелось стать обладательницей свежей сплетни, что она уснуть не могла.
Я возвратилась в комнату и, подбоченившись, встала напротив Копейкина.
– Знали бы вы, девочки, – с горькой иронией сказала я, – какую рыбу мы поймали под лестницей!
Потом подошла к пленнику и, опершись коленкой о подлокотник кресла, содрала с его лица скотч.
– Знакомьтесь: Алексей Михайлович Копейкин, наш участковый милиционер. Тайну его личности мне только что открыла соседка снизу.
Как только рот Алексея Михайловича оказался свободным, он тут же подал голос:
– Ну, вы, девки, даете!
– Ты уверена, что опять ничего не перепутала? – подозрительно спросила Ирочка.
Я на секунду замерла, перестав колдовать над узлами, и громко рявкнула:
– Как позвонить в отделение?
Копейкин вздрогнул и послушно назвал номер. Я схватилась за телефон. Убедившись, что попала куда надо, назвала свой адрес и глупо спросила:
– Тут ко мне участковый в дверь звонит. Копейкин. Есть такой? Замечательно. Длинный, худой, лицо бледное и вытянутое, как у лошади. Он? Ну, спасибо, тогда пойду открою.
У Копейкина была хорошая выдержка – он не произнес ни одного бранного слова. В качестве компенсации за моральный и материальный ущерб я принесла ему большую кружку кофе и тарелку с бутербродами, а Катя угостила ментоловой сигаретой.
– Извините, а что вы делали под лестницей? – спросила Ирочка, с благоговением наблюдая, как он стремительно поглощает бутерброды.
– Я там засаду на маньяка устроил.
– Но вы ведь той ночью крались за мной! – обвинила его я.
– Я вас до дома провожал, – оскорбился Копейкин. – Вижу, девушка одна из троллейбуса вышла. Опасная ситуация!
– Могли бы подойти, представиться, – укорила я.
– Ага, а вы бы, конечно, поверили. Я ведь в тот день не при исполнении был.
– И сегодня, полагаю, тоже, – насмешливо заметила Катя.
– И сегодня.
– Вымирающий вид, – усмехнулась она. – Реликт. Работает без сверхурочных.
– Не надо смеяться, – серьезно ответил Копейкин. – Маньяка до сих пор не отловили. Так что не ходите по одной. Хотя... – он сощурился, – вам не страшно. Чем вы меня по голове шарахнули?
– Фонарем.
– А больно-то как!
– Получается, не готовы вы оказались к неожиданностям, товарищ участковый!
– Я, конечно, знал, что женщины нашего района проинформированы насчет маньяка, но мне даже в голову не пришло, что одна из них нападет первой.
– Давайте как-нибудь уладим наши разногласия, – предложила я, виновато разглядывая синяк на лбу Копейкина. – Помиримся, забудем обиды...
– Надеетесь, что я уйду? – усмехнулся участковый. – А как же похищенная женщина? Жена Шлыкова, я верно запомнил?
– Он не уйдет, – вздохнула Катя.
– Это нечестно, – сказала Ирочка. – Мы приняли вас за другого, и наша информация предназначалась не вам!
– Как же я могу уйти? Я ведь представитель закона. Откуда я знаю, что вы делаете со своими пленниками? Может, вы их голодом морите?
– Он хочет нас арестовать, – шепнула Катя, наклонившись ко мне. – Не смотри, что вроде бы шутит. Нам не поздоровится, точно тебе говорю.
– Придется все ему рассказать, – вздохнула я.
– Что – все? – поинтересовался Копейкин, который, как выяснилось, отличался отменным слухом.
Я устроилась на диване и принялась убеждать участкового в том, что он вознамерился влезть в операцию, которую ведет ФСБ, и что ему совершенно ни к чему рисковать своей карьерой. В подробности я не вдавалась, поэтому он не узнал ни про наших мужей, ни про шантаж. Я представила нас как завербованных федералами агентов, которые действуют строго по инструкции. Якобы мы помогаем «хорошим» ребятам вычислить пробравшихся в их ряды «плохих».
Копейкин напряженно слушал и вопросов не задавал. Только в конце моего пространного повествования поинтересовался:
– А тот тип, которого вы отпустили первым?
– Тоже сотрудник ФСБ, – убежденно сказала я. – Старший лейтенант.
– Для старшего лейтенанта староват, – возразил Копейкин. – А вы мне лапшу на уши не вешаете?
Я устало вздохнула:
– Будь мы настоящей шайкой преступниц, разве мы бы вас развязали? Закатали бы в ковер и вывезли за город. Делов-то.
– Действительно, – брови его шевельнулись. – Значит, вы мне не советуете вмешиваться?
– Не советуем.
– А женщина?
– Вот заладил, – рассердилась Катя. – Женщину отпустим, как только прикажут.
Судя по всему, Копейкин на что-то решился.
– Я зайду завтра, – пообещал он. – А то сегодня у меня голова болит. После производственной травмы. – Он потрогал синяк. – Я оставлю вам свои телефоны.
Он нацарапал на бумажке два номера и пояснил:
– Второй – домашний.
– Кстати, – спохватилась я. – Почему вы устроили засаду на маньяка именно в нашем подъезде?
– В соседнем микрорайоне произошло два нападения подряд на женщин из одного и того же дома. Я подумал: чем черт не шутит, вдруг он вернется сюда после убийства Серафимы Кругловой?
– Понятно... Ну что ж, надолго мы не прощаемся, – со вздохом сказала я.
– Разрешите спросить: сколько будет длиться ваше задание?
– Оно уже подходит к концу, – соврала я.
Когда участковый неохотно покинул наше общество, Катя вскочила с места:
– Он нам не поверил. Вот увидишь, этот Копейкин еще устроит нам праздник! Просто у него пистолета с собой не было. А иначе он бы нас всех повязал.
– Что ему стоит в таком случае вернуться с подкреплением? – спросила Ирочка.
Одна я была уверена в том, что Копейкин отправился спать. Но на всякий случай опасную жилплощадь мы покинули и, выскользнув из подъезда, устроились в Катиной машине.
– Вы поняли, как я провела усатого? – спросила я. – Сказала, что Томочку с дачи мы увезем, а вы уедете из города. На самом деле увозить ее не будем, и прятаться будете на той же самой даче. Только надо сделать так, чтобы со стороны дом казался нежилым.
– Без проблем, – пожала плечами Катя. – Все, что нужно, есть в подвале. Стратегические запасы еды, канализация и водопровод. Опустим жалюзи, задернем шторы – и считай, что мы в бункере.
– Никакой громкой музыки, – предупредила я, – ночная светомаскировка, звонки только по мобильному. Телефон на даче должен все время молчать. Если по нему будут звонить – не подходите.
– Понятно, – кивнула Катя. – Компания у нас веселая, так что не заскучаем.
– Теперь у нас даже мужчина есть, – сказала Ирочка, которая, кажется, была на редкость высокого мнения о представителях противоположного пола.
– Глеб вам понравится, – уверила я. – Он такой... большой. Еле уместился на полу моей кухни.
Вторник не принес ничего нового. Вообще ничего. От Шлыкова не было никаких известий. Я так дергалась, что Липа даже бегала в аптеку за валерьянкой. Почему-то она считала, что мое состояние непосредственно связано с Горчаковым, которого, кстати, в офисе опять не было. Я не стала ее разубеждать. Противный Мазуренко тоже как сквозь землю провалился. То его за уши от меня не оттащишь, а тут вдруг затаился. Наверное, скорбит о пропавшей любовнице. В том, что Томочка – его любовница, я не сомневалась.
Вечером, забежав в магазин и набросав в сумку еды, я поспешила домой. Я была уверена, что в моей квартире уже кто-нибудь сидит. Но она оказалась пустой и тихой. Изумлению моему не было предела. Что, в конце концов, происходит? Может, усатый тоже не тот, за кого мы его приняли? И никак не связан со Шлыковым?
Это предположение выбило меня из колеи. Все, за что я бралась, валилось у меня из рук. Чтобы отвлечься, я достала с полки томик Саймака и погрузилась в мир фантастики, увлеклась и забыла о времени. Когда зазвонил телефон, я непроизвольно поглядела на настенные часы. Их резные стрелки сошлись на цифре «двенадцать». Полночь. Зловещее предзнаменование! Я схватила трубку похолодевшей рукой.
– Мариша? – тихо спросила Ирочка. – У тебя все в порядке?
– Уф, – выдохнула я с облегчением. – Напугала. До сих пор никто не проявился. Если считать, что это нормально, то все в порядке. А у вас?
– А у нас, кажется, неприятности.
– Что значит «кажется»?
– Понимаешь, – торопливо заговорила она. – Катя сегодня утром развила бурную деятельность. В Москву вернулся тот человек из ФСБ, с которым ее обещали связать знакомые.
– И?
– Она поехала домой, с кем-то встречалась, договаривалась. Потом позвонила сюда, ужасно довольная. Сказала, что все в ажуре, что встреча состоится сегодня вечером. Обещала сразу же позвонить. И вот уже двенадцать, а от нее – ни слуху, ни духу. Дома к телефону никто не подходит. Ее мобильник тоже молчит.
– А ты по какому телефону звонишь?
– По Вериному. Мариша, нам все это не нравится.
На меня повеяло холодным ветерком дурного предчувствия.
– Во сколько у нее назначена встреча?
– В семь вечера.
– А вы знаете – где?
– Она оставила адрес на всякий случай. – Ирочка назвала улицу, номер дома и, помолчав, добавила: – Мы ужасно волнуемся.
Еще бы не волноваться! Я чувствовала, что у меня самой начинают дрожать коленки, но старалась не поддаваться панике.
– Сидите тихо, – твердо сказала я. – Ждем еще час. Если от нее не будет никаких известий, я поеду по оставленному адресу и попытаюсь что-нибудь разузнать.
– Хорошо. – Ирочка с трудом сдерживала слезы. – Может быть, туда лучше поехать Глебу? Все-таки он мужчина.
– Пусть Глеб пока не высовывается. Он ведь на нелегальном положении. Случись что, загребут в ментовку, а он числится среди пропавших без вести. Вот будет прикол!
– Да уж, – согласилась Ирочка.
Весь этот час я бродила по квартире, не находя себе места. В час ночи снова позвонила Ирочка и сообщила, что Катя так и не появилась.
Мобильника у меня не было, как и машины. Вернее, машина есть, зато нет прав. Ну и ладно! В конце концов, что мне какие-то там права, когда такое дело? Может быть, меня никто и не остановит? А если остановят, как-нибудь выкручусь. На всякий случай я положила в кармашек пиджака несколько сотен, чтобы быть во всеоружии. Потом нашла ключи от гаража, в который ни разу не заглядывала со дня гибели Матвея, и вышла из квартиры.
Состояние духа у меня было воинственным. Сейчас я никого не боялась – ни маньяков, ни наглотавшихся «колес» подростков, ни пьяных хулиганов. Короче, мне все было по барабану! Я спокойно прошествовала к гаражам, перебросилась парой слов со сторожем и вывела «Опель» за ворота. Опыт вождения у меня минимальный, поэтому я вела себя осторожно. Никакой суеты за рулем: дамочка чинно движется в известном ей направлении.
Еще дома я с помощью «Желтых страниц» установила местоположение улицы, на которой должна состояться встреча Кати с ее знакомым из ФСБ. Это был район Шаболовки, который я знала плохо. Развернув карту, я отыскала нужную улицу среди сплетения линий и нажала на газ.
Конечно же, мне не повезло! «Опель», ведомый нетвердой рукой, вилял из стороны в сторону, что тотчас же заметили бдительные гаишники, дежурившие на одном из перекрестков. Пока один из них ленивой походкой шел ко мне, я лихорадочно рылась в сумочке. Нашла носовой платок и засунула его за щеку. Будто бы у меня флюс и я еду к стоматологу. Когда страж порядка склонился к окошку, глаза мои были полны слез.
– Документики, пожалуйста! – попросил он.
– Фяс! – сказала я, держась за ту щеку, которую раздуло от платка. – Фяс, фяс!
Я принялась копаться в сумочке, делая вид, что ищу права.
– Ну что там у вас? – нетерпеливо переспросил страж порядка через минуту.
– У меня флюф! – жалобно сообщила я. – Я к фтоматологу спефу! А тут вы фо фоими правами!
– Вы что, больная? – недружелюбно спросил гаишник.
– Конефно, больная! – обиделась я. – Вы фто, сами не видите? У меня такая боль, фто я нифефо не сообрафаю! И прафа поэтому дома забыфа!
– Выходите из машины! – потребовал он.
– Может, вы поглядите мой пафпорт?
– Зачем мне ваш паспорт? – буркнул гаишник, взявшись за ручку дверцы.
– У меня там фотография хофофая.
Я вложила в паспорт две сотни и сунула ему через окошко:
– Пофмотрите, пофмотрите, не пофалеете!
– Действительно, – согласился гаишник, заглянув в паспорт, – очень удачный снимок. Ладно, поезжайте.
Он вернул мне пустой паспорт, и я медленно тронулась с места. В тот же миг второй гаишник заступил мне дорогу.
– Ну фто, фто? – воскликнула я, притормаживая. – Фто опять слуфилось?!
– У вас правая фара не горит, – рявкнул он. – Совсем без башки, дамочка?
– Вам надо пофмотреть мой пафпорт! – заявила я, торопливо засовывая в документ еще две сотни.
– Мы не на таможне, – ехидно ответил тот. – Я права проверяю, а не паспорта.
– Не буду я дфа фаза покафывать пфафа! – с трудом выговорила я. Кончик платка высунулся изо рта, и наклонившийся ко мне гаишник, не веря своим глазам, несколько раз моргнул.
– Фы не на феня, фы ф пафпофт, в пафпофт сфотфите! – рассердилась я, тыча в него названным документом.
Гаишник проинспектировал паспорт и махнул рукой, разрешая ехать. Недаром Матвей говорил, что ночью ездить по Москве на иномарке – дорогое удовольствие.
Третий раз меня тормознули буквально через пару кварталов. Платок я уже выплюнула и выбросила, так что пришлось импровизировать на ходу.
– Почему нарушаем? – весело спросил усатый гаишник, постукивая по бедру жезлом.
Я понятия не имела, что нарушила. Как выяснилось, не увидела какую-то там линию и повернула не там, где полагалось.
– А вы знаете, какой у меня руль тяжелый?! – обиженно воскликнула я, вылезая из машины. – Я на него всем телом наваливаюсь, а мне все равно сил не хватает вовремя повернуть! Кроме того, у вас тут знак совершенно дурацкий!
– Что вы говорите? – ласково спросил он, глядя на меня с отеческой нежностью. – Руль, говорите, тяжелый? Знак, говорите, дурацкий?
На этого типа у меня ушло еще минут пятнадцать. Я называла его дяденькой и жалобно заглядывала в глаза.
– Права, – потребовал он, в конце концов обозлившись так, что у него побелели крылья мясистого носа.
– Ах! – простонала я, делая вид, что сейчас упаду в обморок и прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони. – У меня там... в сумочке... это... – Нюхательная соль? – мрачно спросил он. Запустил лапу в сумочку, где лежала новенькая купюра и... проигнорировал ее. Только еще сильнее разозлился. Если бы в этот момент мимо не промчался, делая зигзаги, какой-то затерханный «Москвич», мое приключение закончилось бы, не успев даже начаться. Гаишник тотчас оставил меня и побежал к патрульной машине. Я нырнула в салон и повернула ключ в замке зажигания.
Зато там, куда я приехала, не было не то что милиционеров, туда, кажется, даже птицы не залетали. По обеим сторонам от меня черными дырами мелькали неосвещенные тупики и проулки. Улица мне не понравилась. Вдоль нее тянулись какие-то нежилые строения – старая школа, парочка барачного типа домов, завод за низким забором, вылупившийся на меня длинными рядами пустых оконных проемов, больница, на верхнем этаже которой горело единственное голубоватое окошко. Дальше шли маленькие двухэтажные особнячки, стоявшие впритирку друг к другу. Некоторые были отреставрированы, но большинство выглядело удручающе. Один из этих заброшенных домов и был местом встречи Кати с человеком из ФСБ. Все это показалось мне ужасно странным и подозрительным.