Лидер ловит взглядом несколько таких инициированных в клубе; они заказывают себе столько водки, сколько не сможет переработать их желудок за месяц. Эрик улыбается им, ребята принимают его улыбку за чистую монету и улыбаются в ответ.
Лиза тоже улыбается, но не ему…
Алестеру Ройду.
«Он трахает её в рот, и багровая помада оставляет неровные дорожки на члене».
— Блядь, — посадка стакана Лидера на барную стойку оказывается жёсткой; стакан почти разбивается. Почти.
«Она собирается в «Клайд»: вплетает в косы сиреневые атласные ленты, подтягивает на бёдрах колготки, натирает пальцами до напряжения соски, чтобы стояли не хуже мужских пенисов, и обводит губы бархатом помады».
Какого-спрашивается-хера-он-приходит-живёт?
Глаза бесстрашного обозначают цель, которую немедленно нужно устранить; будь то ножом для чистки лайма, пистолетом или собственными руками — цель должна быть уничтожена в один подход, иначе другого шанса не представится.
«Она проститутка в миниатюре. Эта та же проститутка, только четырнадцати лет. Смысл, в общем-то, для посторонних, не участвующих в беде, не меняется, а для него меняется.
Он следит за ней, вместо того, чтобы заниматься своими делами; он охотится за ней, постельной и развратной, вместо того, чтобы теребить клитор Миранде.
Она пропадает, он теряет её в лучах «Клайда»».
Эрик двигается с места, и, кажется, пол пылает адом под подошвами его ботинок.
Алестер не замечает, что клуб погружается в огненные вихри пожара, который несёт с собой Лидер; не замечает запаха гари своего тела, что будет подожжено через…
— Помнишь меня? — бесстрашный намеренно задевает плечом мужчину.
Лицо Алестера усыхает в один момент.
«Он ищет её по всем комнатам, разбросанным коробками в “Клайде», и не находит. Она превращается в бестелесного призрака, он всегда этого боялся.
— Девочка твоя в «2Б», — информирует кто-то из неравнодушных.
До «2Б» ещё столько комнат, а он уже сходит с ума. Он борется с желание убить её и себя.
«У вас какая-то слишком крепкая связь», — вспоминает, что им говорили ещё в отгоревшем детстве.
В «2Б» кварцевый свет расстилается ковром, и она на коленях; на своих острых коленях, на них же останутся красные разводы».
Эрику похую на помнит — не помнит, он просто ударяет кулаком Алестера под подбородок. Тот принимает удар, как «отречённый» хлипкий мальчишка — заваливается на пол будто замертво. Лидер особенно силён в формальных, неформальных драках, и всегда уповает на силу своего сокрушительного удара.
— Столько лет прошло…
— Сколько бы не прошло…
— Все же знали, кем она была.
— Кем?
Лидер захлёбывается в крике. Лиза, стоящая на расстояние вытянутой руки, по инерции отшатывается от разъярённого чёрта; под раздачу попасть хочется, разве что такому же чёрту, как Эрик.
— Шлюхой, — по губам произносит Алестер.
«Она плачет, и скатанные комочки туши прилипают к её щекам мелкими, отвратными мошками, а Алестер не внимает плачу его девочки.
Он трахает её в рот, и багровая помада оставляет неровные дорожки на члене».
Хруст ломающейся, но ещё не вырванной с корнем, челюсти закладывает уши. Эрик месит лицо мужчины до тех пор, пока кто-то сзади не заточает его в свои железные объятия. Это Тим. Но гнев внутри Лидера раскатывается громом по вскрытым нервам, и его локоть всаживается в ребро Тима.
— Твоя сестра была шлюхой, — кровь варится бульоном в глотке Алестера, но он всё же проталкивает слова; не без труда. — А теперь ты пытаешься сделать своими шлюхами других. Мэри, Нора, Паула. Твоя новая фаворитка она, да? — указывает на Лизу.
Элиза ёжится.
А Эрик с последнего удара ограничивает поставку воздуха в лёгкие Алестеру.
— Это из-за тебя всё!
«Он гладит её навсегда застывшие залитым мрамором плечи. Она такая красивая и такая мёртвая, как статуи девы Марии на кладбищах.
Она коченеет у него в руках, и он спрашивает: «С чего ты такая шлюха, девочка моя?»».
========== Часть VIII. «Шлюхам здесь не место». ==========
Все в клубе замирают серыми размазанными тенями, а музыка больше не сотрясает кости. Кто-то напуган, а кто-то просто пьян, но, тем не менее, все ждут хоть каких-то действий со стороны… Лизы. Смотрят на неё по-волчьи, мол — «ты ведь с ним трахаешься, ты и успокой»; и, наверное, где-то среди слогов и звуков теряется необоснованное «шлюха».
Лиза напугана, но не так пьяна, чтобы провожать до комнаты рассвирепевшего Эрика, у которого капитально срывает крышу на почве брато-сестринских отношений; лежать на полу в позе вырубленного Алестера ей хочется меньше всего, она уже отлежала свои сорок процентов под Эриком.
Лидер стоит неподвижно и разносит страх, как холеру, по всему периметру «Вертепа». Страх пролезает в узкое горло бутылки водки и нагревает стекло изнутри так, что оно готово лопнуть в руках у новобранца. В глазах всех присутствующих Эрик — каменная глыба, самовольно отделившаяся от горы, в глазах Лизы — груда металла, расплавляющаяся от злобы и бессилия. Лиза замечает, как стёсываются его жевательные зубы, и челюсть ходит ходуном совсем по-Алестеровски, словно гайки ослаблены.
Он какое-то время ещё стоит над охлаждённым обмороком Алестером, а потом разворачивается и уходит, намеренно гордо расправив плечи. Когда грузный блик тела бесстрашного скрывается в тёмном коридоре, Лизе экстрасенсорно мерещится, что его зубы превращаются в разваренную рисовую кашу.
Всё возвращается на свои круги.
Музыкальная дробь снова высверливает индастриал в разбитых коленях и обнажённых ключицах. А бармен говорит ей, что она вовсе не шлюха, Лиза верит ему на слово и просит подлить в коктейль чуть больше рома, чем оговорено в рецепте. Она не строит глазки бармену за бесплатный алкоголь, потому что всё и так состроено, построено. Да и запасной девственности для него у неё тоже нет.
***
Лиза находится в «Вертепе» до тех пор, пока стаканы не съедают её помаду подчистую. Она откалывается от своей лицемерной компании в виде Брианы и мальчика с режущим пенопластом по стеклу голосом, в которой никто не судья, не шлюха — они пьют на равных и говорят на равных, не затрагивая недавний инцидент. Никто не желает вытягивать из себя правду, искренние перевелись с этого вечера; никто не желает сообщать, что Алестер наполовину жив, а Эрик наполовину мёртв. Лиза тоже не вступает в молчаливые дебаты, она просто уходит искать Эрика, когда кто-то без спроса допивает её ром.
Мур выбирается из «канализационной» сети Ямы, и воздух в груди очищается от вредных испарений. Ей значительно легче дышится вдалеке от клубной клоаки, лёгкие правильно распределяют очищенный от токсинов кислород, и желудок не хочет изрыгнуть алкогольные излишки на порог комнаты Эрика.
Эрик не спит, он смотрит на изрешечённый пулями потолок и хочет послать нахер нежданную гостью, только вот рот засыпан зубной болью. Лиза делает шаг вглубь комнаты, не встретив свирепого сопротивления хозяина лофта; Лиза морально готова дать ему успокаивающе трахнуть себя в разных позах. Это не раствор ромашки, но, говорят, тоже помогает.
— Если тебе станет лучше, то можешь заняться со мной сексом, — прямолинейно и со знанием того, что слово «секс» уместнее слов «выебать», «трахать». — Я не знаю всех деталей твоих отношений с сестрой, но ты расстроен…
— Ты жаждешь экскурсий? — Эрик подрывается с кровати, в его ногах трещит рвущаяся простыня. Как-то некстати.
— Ты расстроен… — повторяет с бараньим упрямством.
— Жаждешь пройтись по лабораториям фракции Эрудиции? — Лидер цепляет Мур за гладкое мулине волос и тянет его к сгибу коленей. — Там много чего интересного можно найти в закромах, — Лиза сгибается ивовым прутиком, и натянутые вены на шее готовы вылезти на поверхность корнями вырванных ураганом деревьев. — И я нашёл, — он соскабливает с горла кожу проржавелой бритвой и укладывает её кусочками бекона в пиалу с формалином.
***
Лиза вскрикивает и отлипает от барной стойки. От волос пахнет лимоном из текилы, рассыпанной солью и сном. В клубе топчутся поредевшим полком зомби самые стойкие бесстрашные; они еле-еле реагируют мякишем тела на тонкие музыкальные ритмы, отдалённо напоминающие соул.
«Наверное, в городе уже утро», — думает Мур и покидает клуб.
Тоннели, как толстые ветви деревьев, которые остались всего лишь недвижимыми картинками в книгах по природоведению, прорезают себе путь сквозь бетон и ведут Лизу в общую комнату. Элиза ничего толком не соображает из-за выпитого алкоголя; если здоровый человек состоит на восемьдесят процентов из воды, то новичок на тридцать из рома и пятьдесят из текилы — можно хоть сейчас сделать надрез ножом на запястье, и из него выльется чистейший спирт, едва разбавленный кровью. Несмотря на штиль в районе печенки, Лиза благополучно добирается до спальни. Но её кровать выброшена за борт — комнату, — как тухлая серая килька, и на жёстком полотне матраса издевательски выскоблено: «Шлюхам здесь не место». Мур ложится на скомканные простыни, сгребая свои колени в руки, и чувствует себя паршивей пропахшего нечистотами изгоя; ей хочется тепла, а простыни кусаются холодом. Лиза плачет в пальцы и кусает губы, без того напоминающие засохший клей.
А через полчаса идёт к Эрику.
Ведь это он испортил её реноме, это он в ответе за свою игрушку-шлюшку.
***
В лофте Эрика стоит рассветное яблоко солнца.
Но Лиза знает, что в яблоке черви; всё здесь в червях. Они пролезают между пальцами ног, влезают в уши, заползают в рот — полное ощущение безысходности и оцепенения. Лиза нерешительно мнётся в дверях, заполняя нутро червями, и смотрит на каменные мышцы спины Эрика. Он неподвижно сидит на кровати и наблюдает за чайными «крошками» в стакане, а, потом, не дожидаясь, когда дивергент разродится хоть на одно слово, делает выпад первым:
— Мне не нужны больше экскурсии. Сегодня ты вылетишь, я позабочусь об этом.
Он даже не поворачивается к ней лицом, единственный оплот какой-никакой стабильности.
Комментарий к Часть VIII. «Шлюхам здесь не место».
Части отныне будут совсем маленькими, потому как времени у меня катастрофически не хватает, а работу дописать хочется. Если кого-то устроит такой расклад, я буду рада, что Вы останетесь со мной, а кого - нет, - то я благодарна, что Вы были со мной.
========== Часть IX. Изгой. ==========
Я видел смерть близких, смерть самых лучших,
Переносил равнодушно, а эта дрянь так душит!
Нигатив
В воздухе пахнет скисшим молоком, гниющими остатками еды в писчей бумаге и старыми башмаками. Её обувь ещё не стоптанная, но уже списанная с баланса закрытого акционерного общества «Бесстрашные». Это всё, что ей достаётся от «щедрой» фракции. Остальное — выцветший свитер, дутую куртку с потрёпанными рукавами, сальные брюки, дырявые шерстяные перчатки, — вместе с мясной лепёшкой из муки грубого помола ей выдают в одной из ночлежек изгоев.
Лиза стряхивает с себя стягивающую плечи корочку холода, сильнее вжимаясь в болоньевый материал куртки. Застывшие улицы и перекрёстки Чикаго, отданные в «связанные» руки колонии бесфракционников, не общая спальня бесстрашных, не отапливаются. Приходится замуровываться в одежду и стучать зубами, сидя на батуте картонных подстилок.
Голод скручивает желудок, и внутри него прокатывается протестный гром. Лиза надавливает на впалый живот окоченелыми пальцами, пытается подавить упаднические настроения в верхней левой части брюшины.
— Через несколько недель ты даже не будешь замечать отсутствие трёхразового питания, — молодой парень слева замечает упорную борьбу с голодом новенькой. — Я — Дамиан.
— Лиза, — отрывает руки от живота. — Не могу ничего с этим поделать.
— Холодно, Ли?
— Немного, — «немного» в её устах умножается на восемь; ей холодно до тонкой прослойки жира, до переплёта костей.
— Должно помочь, — Дамиан протягивает ей сигарету и спички. — Сигареты нам подвозит фракция Отречения. Парадокс, да?
— Я не курю, — ложь становится её второй натурой. — И не стоит начинать.
— Поверь мне, стоит, — притворство «экс-бесстрашной» не волнует парня, он прикуривает сигарету и подносит её к губам девушки.
Лиза не сопротивляется, и лёгкий дым разъедает глаза, заставляет почти расплакаться.
« — Она не подходит нашей фракции, — голос Эрика входит внутривенно, как медицинская игла.
Все в зале напрягаются, ведь она первая, кто вылетает после официального вступления в ряды фракции. Лиза изламывает руки за спиной и надавливает зубами на язык. Она даже не смотрит в его сторону, потому что он лишь отпечаток толстого шматка льда. Он никогда не растает и не затопит Яму тёплой водой с сахаром.
— Ты уверен? — спрашивает Макс, перелистывая личное досье Мур.
— Как никогда, — отвечает Лидер, и его глаза на доли секунды задерживаются на Лизе; глаза кукольно-безразличные, неживые.
— Тебе решать».
— Я тоже из Бесстрашных, — Дамиан хрустит пальцами, разгоняет застывшую кровь. — Они вытурили меня, как и тебя, на следующий же день после грандиозной попойки. Игра «Подставь ближнего своего» удаётся им на славу и по сей день.
— Уроды, — проговаривает Лиза сквозь догорающий бычок сигареты. Никотин душит голод, и Мур ощущает на себе разрекламированные изгоем побочные действия — ей немного лучше. Даже замёрзшие пальцы едва оттаивают.
— Завтра привезут бургеры, а в пятницу водку, — зачем-то информирует её седобородый мужчина, погребённый под грудой рваного тряпья на разломанном диване позади. — Эрудиты хотят споить нас, посмотрим, что из этого выйдет.
Лиза устраивается поудобнее на картонках, беспокойно ёрзает и, откашлявшись, закрывает глаза. В ноздри шилом входит запах мочи и горящей резины. Ночь обещает быть разнообразной на ароматы и бессонницу. А ей бы всего лишь респираторную маску и пригоршню таблеток, чтобы пережить ночь и холод.
***
— Слышал, что сегодня учудила Лиза Мур?
Конечно, он знает, блядь, что она лишила одного из изгоев левого глаза. Даже знает, при каких обстоятельствах и какой именно маркой сигареты. Об этом инциденте гудит вся столовая. И обед для Эрика превращается в непроходимый квест, ему приходится баррикадироваться от новости-передовицы за маской «всёдолампочества».
— Как давно ты справляешься о здоровье бывших бесстрашных, Макс?
— Просто такие таланты пропадают зря. Мог бы и потерпеть её.
— Потерпеть? — цедит он. И одним только вихревым взглядом исподлобья он мог бы уничтожить все пшеничные поля в Чикаго и оставить город без хлеба.
— Я знаю, что творится между вами двоими, — спокойно отвечает Максимилиан, — отрицать бессмысленно. Рано или поздно одна из твоих девочек «быстрого питания» снесла бы тебе крышу. Те были попроще, а Лиза с потенциалом.
Эрик плотно закрывает глаза, и за ними с секунды на секунду полетят титры… чьей-то жизни. Сейчас он сорвётся при всех, сейчас. Он с шумом проталкивает кислород внутрь себя; он борется за крупицы адекватности. А Макс оказывается прав, крышу ему сносит, но только ещё вместе с фундаментом. И причина его нестабильного психического состояния лежит сейчас между вшивых изгоев.
Это же так просто признать, правда, Эрик?
— Она же такая бесполезная, — выхрипывает Лидер, с каждой последующей буквой переходя на шёпот. Он сдерживается, просто столовая не досчитается вилки, скрученной в бараний рог.
— Если ты заводишься с полуоборота при её упоминании в массах, то не такая уж она и бесполезная. Может, стоит попробовать ужиться под одной крышей? Зачем ломать жизнь девочке, которая выводит тебя на эмоции, — мужчина встаёт с места, потирая сухие ладони, — на это крайне интересно посмотреть. Верни её к вечеру во фракцию, а я дальше найду ей место.
— С какого дня это ты открыл «брачное» агентство, а? — вопрос летит в спину начальнику.
— С сегодняшнего.
«Будь проклят тот день, когда ты родилась!».
***
Костлявые ветви деревьев тенями, прибитыми отблесками фонарного света, ложатся на зеркальные участки лобовых стекол полусожжённых автомобилей. Массивная фигура Эрика наводит страх на редких изгоев, и они старательно отводят глаза от одного из главных карателей. Его не заботит это подобие уважения, его клинит на Лизе.