Непоседливый помощник ушел, и Денисов смог, наконец, спокойно подумать. Он вернулся к загадочному слову «дырбулщил». Где-то когда-то он уже слышал его. Но где и когда?
«Ерепень» и «дырбулщил»… Ну, хорошо, «ерепень» — от «ерепениться». Хоть какой-то смысл есть. Но — «дырбулщил»?!..
— Ах же, черт! — Денисов стукнул ладонью по столу и засмеялся.
Да ведь это же — знаменитая литературная бессмыслица! Алексей Крученых, один из кубофутуристов, когда-то объявил — для общего читательского обозрения, — что в словосочетании «дыр-бул-щил» больше поэзии, чем во всей русской литературе.
Но какой смысл вкладывал в эту тарабарщину радист?
«Признаюсь, но только не вам»
Денисов сидел з кабинете следователя и, хмурясь, рассматривал полученные из Костромы и Свердловска ответы на запросы. Василий Иванович Спиридонов проживал в Костроме с детских лет до призыва в армию, — значилось в первом из них. Свердловск подтверждал, что Спиридонов служил на Урале, недавно демобилизовался.
Где правда?..
Ввели Спиридонова. Он непринужденно поздоровался, на лице его было безмятежное спокойствие. До сих пор арестованный вел себя совершенно естественно, сейчас — переигрывал: он не мог быть таким спокойным.
— Как чувствуете себя, Спиридонов? — приветливо начал Денисов. — Вид у вас отличный.
— Еще лучше будет, когда выпустите!
— От вас зависит. Узнаем, как вы попали к нам, и — пожалуйста, выходите.
— Я уже объяснял — поездом.
— Что-то не получается поездом…
— Вполне получается. Поезд двадцать девятый, вагон одиннадцатый. Плацкартный.
— Да, вы уже говорили — одиннадцатый и плацкартный. Хотелось бы поверить вам… А проводников вагона, в котором ехали, вы сможете вспомнить?
— Обыкновенные. Две женщины.
— А какие?
— Не присматривался. Своя на Урале, скоро сюда вызову.
— Чтобы молодой парень не заметил двух девушек, не полюбовался, какие хорошенькие…
— Стариком буду на девчонок заглядываться! Пока не старик.
— Неужели и причесок их не запомнили? Оригинальная прическа если…
— Перманентов недолюбливаю. А крашеные патлы — смерть моя.
— Поэтому и не заглядывались, что одна с перманентом, а у другой крашеные патлы?
— Поэтому. Устраивает вас теперь?
— Нет, Спиридонов, и теперь не устраивает. — Денисов положил перед арестованным две фотографии. — Обратите внимание: одна из проводниц — весьма пожилая. Другая, точно, девчонка, но у нее — коса, и красивая коса, а вовсе не перманент и не крашеные патлы. Как же вы так опростоволосились, а?
Голос Спиридонова зазвучал зло:
— Говорю вам, к чужим женщинам не присматриваюсь! У меня своя — ревнивая.
— Убедительно… Но другая беда, Спиридонов. И проводницы вас не помнят. Показывали вашу фотографию, вот эту. — Денисов положил и ее. — Ни одна вас не вспомнила.
— А чего меня вспоминать? Я к ним не лез. В вагоне не хулиганил.
— Человека вашего роста — да не заметить? Да еще красивого!.. Нет, Спиридонов, объяснение не годится, поищите другое.
Спиридонов подумал.
— Возможно, я спутал номер вагона.
— Не мало ли этого? — посомневался Денисов. — Говорите уж прямо — спутал номер поезда! И вообще — приехал не в этот день, а в другой… Так вот, Спиридонов, все ваши возможные отговорки заранее проверены. Вас не было в других вагонах, не было в других поездах, не было в другие дни. И на самолете вы не прилетели. И в дальних рейсовых автобусах вас не видели. Что теперь скажете?
— Что-то не слышал пока толковых вопросов. Пустяки какие-то высвечиваете.
— Поговорим не о пустяках… С каким заданием вышли из моря на берег Курской косы? Кто вас снарядил и направил? Где оставили акваланг и прочий багаж? Кто ваши товарищи? Где они?
У Спиридонова засветились насмешкой глаза. Он ничуть не походил на припертого к стенке преступника.
— Слишком много вопросов, гражданин подполковник. Столько у вас неясного, что мне одному не распутать… Боюсь, чепуху какую-нибудь скажу, будете потом обижаться.
— Чепуху вы можете. Всякую ерепень. — Денисов следил за лицом арестованного. Не было заметно, чтоб это словечко как-то подействовало на Спиридонова. Денисов повысил голос: — Будете отвечать на вопросы?
— Вам — нет!
Ответ был таким неожиданным, что Денисов растерялся.
— Как вас понимать?
— Буквально. Кому другому признаюсь, только не вам.
— Почему?
— Звездочки на ваших погонах не устраивают. Маловаты. Мне бы генерал-лейтенанта. В крайности — генерал-майора.
— Такие у вас большие тайны, что не всякому следователю можете доверить?
— Точно…. Подполковник не понимай. Но супран, — сказал он неожиданно по-литовски и так чисто, что Денисов и следователь переглянулись.
— У вас, сколько слышу, способности к языкам, — хмуро заметил Денисов.
— Есть небольшие. Лингвист-практик. Когда освободите, пойду по научной линии.
— Раньше надо освободиться. Еще раз спрашиваю — будете отвечать?
— Еще раз отвечаю — да, но не вам. Отвезите меня в Москву или пусть оттуда приедет ответственное лицо. А сообщение будет сногсшибательное, это гарантирую!
И Спиридонов демонстративно закинул ногу
Денисов сделал еще одну запись на листке:
«8. Радист будет наглеть с каждой передачей».
С этими двумя ясно. Остается, допустим, третий. Тот высокий, узкоплечий, у которого, кстати, нога должна быть непропорционально маленькая… Отвлекают от него. Прикрывают его собой. Какую операцию прикрывают? Просто разведку, просто накопление шпионской информации — там, мол, строится то-то, в порту у причалов стоят такие-то суда? Вряд ли! При этом варианте дерзость радиста была бы излишне рискованна, наглость Спиридонова — беспредметна. Нет, здесь действие, требующее нескольких свободных дней, то, что надо совершить сегодня и нельзя совершить завтра. Диверсия — вот что готовит третий! Против порта? Сомнительно. Новые катера в походе, старые и без диверсии через год-два пойдут под копер. Итак, стройка. Вот отчего там появился, сделав выдержку в три дня, некий Эдуардас Вальдис. Круг замкнулся.
Последняя на сегодня запись выглядела так:
«9. Третий, от которого и отвлекают, готовит диверсию на стройке».
Денисов набрал телефон Говорова.
— Аркадий Степанович, нового у тебя нет? А у меня появились кое-какие соображения. Третий наш «приятель», каменщик, возможно, кое-что принесет на место своей новой работы. Так что — следить в оба!..
Денисов возвратился к листку.
Теперь он задумался над пунктом пятым:
«Усиленная охрана стройки. Основное внимание — порт».
Пункт — неточен. Диверсантам удалось пустить розыск по ложному следу. Они этого добивались — и на короткое время добились. Ромейко кинулся по горячему отводному следу, весь розыск в ту сторону, а идти надо не туда.
Денисов подошел к окну, распахнул форточку. За окном сгущался туман, опускалась ночь, уличные фонари пробивали и не могли пробить мглу. Шел к концу четвертый день напряжённого розыска.
Нет, кое-что начинает проясняться!
День пятый и решающий
День начался обычно. Ромейко пришел, посидел полчаса за столом и умчался в порт. «Лично буду охранять, раз вы отказываетесь!»— сказал он сердито.
Позвонил следователь: повторные допросы ничего не дают, упорствует Спиридонов.
Говоров сообщил, что Эдуардас Вальдис пришел на стройку со спортивным чемоданчиком, с каким ходят многие рабочие.
— Между прочим, нога у этого стервеца, точно, маленькая: рост примерно сто девяносто, а ботинок — от силы сорок первый!
— Так и должно было быть, — сказал Денисов.
Не в его привычке было бурно выражать свою радость, но сейчас он возбужденно прошелся по кабинету. Предположения верны, и ничто не свернет его теперь с этого следа!
А затем потянулись мучительные часы пустых ожиданий. За окном просветился мутный день, просветился — и начал постепенно угасать. Денисов пообедал, раз десять перечел записи в блокноте, сделал новые. Время словно остановилось…
Но вот позвонил Говоров и сказал, что есть новости, надо бы повидаться.
— Иду! — ответил Денисов и чуть ли не бегом пустился из кабинета.
Говоров ждал его на улице около управления.
— Дело серьезное, — сказал он, садясь в «газик» к Денисову. — Вальдис что-то принес на стройку и, уходя, оставил там.
— Как узнали?
— Один из наших офицеров сумел узнать, но так, что Вальдис даже внимания не обратил. Чемоданчик был тяжел — килограммов семь-восемь.
— Если он нес там завтрак, то скажу одно — плотно завтракает Эдуардас Вальдис!
— Слишком плотно… После смены на вахте проверяли все авоськи и пакеты. У Вальдиса чемоданчик уже был пуст и весил от силы полкило.
— Ясно. Где он оставил свой груз?
— Всю смену провел на рабочем месте. Где-то там, значит.
— Туда нельзя никого подпускать! Надо с ближайшего телефона позвонить на стройку, Аркадий Степанович…
— Недооцениваешь милицию, доложу тебе! Вальдису отвели индивидуальный участок. И сейчас бригадир каменщиков ждет нас для совместного осмотра.
— А Вальдис не удерет? — спросил Денисов, успокаиваясь.
— Могу хоть сейчас арестовать его. Передам по рации.
— Пока не надо. Важнее знать, с кем он сегодня встретится. У меня кое-какие подозрения, хочу проверить… И потом — он завтра опять появится на стройке. Внезапное исчезновение покажется подозрительным, он должен это учитывать.
Бригадир повел приехавших на участок, где работал Вальдис. На бетонном фундаменте возводился кирпичный цокольный этаж.
— Здесь будет машинное отделение, — сказал бригадир. — Новый рабочий попросился сюда, и я отвел ему западный угол. Работал он здесь один, работал хорошо, придираться не могу.
Денисов и Говоров молча переглянулись. Машинное отделение станет важнейшим цехом на будущем заводе…
— Много он наработал? — спросил Денисов.
— Пять кирпичных рядов. Вот эти.
Кирпичи в западном углу стены были сложены и вправду аккуратно: где надо, — в тычок, где надо — в ложок, плотно пригнаны друг к другу.
— Сможете быстро разобрать, что он наработал?
У бригадира удивленно поднялись брови.
— Можно-то можно, раствор еще не затвердел. Но чтоб быстро — вряд ли. Придется позвать рабочих.
— Зовите поскорее!
Бригадир ушел за рабочими. Говоров с сомнением сказал:
— Рискуем, Михаил. Не вызвать ли специалистов?
— Пока будем вызывать, раствор окончательно схватится. И тогда стену не разбирать, а ломать — риску куда больше… Не забывай, что я в свое время кончал минную школу.
— По-твоему, все-таки мина?
— А что еще? Мина с замедлением в год, не меньше. Только заработает завод — сердце его, машинное отделение с редчайшими механизмами, взлетит на воздух! Не сомневаюсь, что план был таков.
Бригадир привел пять человек. Рабочие стали осторожно разбирать готовую стену. Денисов наблюдал, чтоб никто не торопился.
В третьем ряду, резко выделяясь среди темно-красных строительных кирпичей, лежал чужеродный кирпич — покрупнее, солнечно-желтый. Денисов сам принялся извлекать его. Кирпич был тяжелее обычного. Денисов озадаченно его осмотрел. Говоров тоже подержал кирпич, покрутил, даже понюхал и так же молча вернул Денисову.
— Шамотный, — уверенно сказал бригадир. — Я когда-то на медеплавильном заводе в Пышме помогал обжиговые печи футеровать, такую же шамотную кирпичину клали…
— Возьмем с собой, — решил Денисов. — Анализ покажет, что за штука.
— Больше не разбирать? — спросил бригадир.
— Не надо, — ответил Денисов, — и восстановите, пожалуйста, кладку. Точно, как была…
В машине Говоров заговорил о своих опасениях:
— А вдруг и вправду кирпич, не более, чем шамотный? Опять ложный след?
— Нет! — резко сказал Денисов. — Что это след ложный, не верю! Даже если кирпич настоящий, что-то важное скрывается в самом факте, в закладке кирпича…
В кабинете Говорова их ждали фотографии, на которых были запечатлены Эдуардас Вальдис и те, с кем он сталкивался на улице, в трамвае, в кафе.
Денисов долго всматривался в фотографию Вальдиса. Юнец, симпатичный юнец. Он похож на скромного студента, на поэта, который на улице сочиняет стихи. Неведомые хозяева, пославшие его с опасным заданием, умело подбирали кадры, это надо было признать.
На остальных снимках были случайные люди — прохожие, кондукторы трамваев и автобусов, официантки, соседи по столику в кафе.
Над одной фотографией Денисов опять задумался.
Говоров отправил кирпич на экспертизу, предупредив, что начинка у него, возможно, поопасней шамота, и обернулся к Денисову. Тот размышлял о чем-то.
— Через часок получим точные данные. Но я почему-то убежден, что кирпич настоящий.
— И по-моему, настоящий, — медленно сказал Денисов.
— В чем же тогда суть?
— Я вот над чем думаю, Аркадий Степанович. Нарушителей не три, а четыре. Двое отвлекают нас — Спиридонов и радист. Вальдис выполняет диверсионное задание. А четвертый — в тени. И он — руководитель группы!
— У тебя есть доказательства?
— Никаких, если иметь в виду твердые факты. Логика подсказывает мне этот вывод.