Когда процессия проехала через ворота замка, Роберт впервые увидел в этой процессии человека, чье присутствие вдруг заставило его сердце радостно забиться.
В Кенилуорт прибыла Летиция Ноллис.
Роберт проводил королеву в ее покои. Через окна она могла видеть, как в парке ярко взвивались фейерверки, они давали знать всей округе, что в Кенилуорт прибыла королева. В промежутках то в одном, то в другом месте стреляли пушки.
— Роберт, — сказала она, — ты настоящий мот.
— Разве можно назвать мотовством увеселение вашего величества?
Она фамильярно шлепнула его по щеке и подумала: «Время не в состоянии отнять у него его обаяние. Сейчас все именно так, как было во времена нашей пламенной юности, но он стал искушенным мужчиной, и я не сомневаюсь, что многие женщины могли бы его полюбить, а он все-таки ради меня не женился».
— Я буду помнить мое пребывание в Кенилуорте до конца моих дней, — сказала она. Затем, пытаясь скрыть смущение, она добавила: — Время здесь словно остановилось.
Он улыбнулся.
— Все часы в замке были остановлены в тот момент, когда в ворота въехали вы, ваше величество. Вы пообещали остановиться здесь на двенадцать дней. В течение этого времени мы позабудем о часах. Мы позабудем обо всем, кроме увеселения вашего величества.
— Никогда еще на свете не рождался человек, подобный тебе… никогда, — нежно промолвила она.
— Мадам, — ответил он, — богиня может лишиться своего Ягненка и своего Барана-вожака, своего спутника Мавра, даже своего Ума, но ее Глаза сослужат ей лучшую службу, чем все они, вместе взятые.
— Может, в твоих словах кроется правда, — сказала она. — А теперь оставь меня, Роберт. Я устала после дневного путешествия.
Он склонился над ее рукой и поднес ее к своим губам.
Когда он ушел, она нежно улыбнулась.
В коридоре Роберт столкнулся лицом к лицу с Летицией и понял, что та его поджидала. Она была еще более красива, чем в то время, когда он впервые привлек ее внимание. Она уже не была леди Хирфорд, потому что ее муж стал графом Эссекским. Она казалась еще интереснее из-за своего легкого сходства с королевой, которое перешло к ней от ее бабушки Марии Болейн. Сейчас Летиция напомнила ему юную Елизавету, которую он знал в лондонском Тауэре.
— Добрый день, милорд, — сказала она.
— Я не знал, что вы приедете.
— Вы меня помните?
— Помню ли я? Конечно!
— Я польщена. Значит, великий граф Лестер не забыл меня. Самый уважаемый человек в королевстве — уважаемый королевой, если не народом — не забыл простую женщину, к которой когда-то относился без неприязни. — Ее глаза засветились злым блеском. Она ему напоминала, что он ее бросил, когда их роман уже обещал им многие радости.
— Разве мужчина может относиться с неприязнью к такой красивой женщине, как вы? — спросил он.
— Оказывается, может, если его любовница ему это приказала или если он ей так слепо повиновался, что не осмелился перечить.
— Я никому слепо не повинуюсь! — высокомерно парировал он.
Летиция подошла ближе и подняла на него свои карие глаза.
— Значит, вы изменились, милорд, — несмешливо произнесла она.
Роберт никогда не терялся. Сейчас он не мог с честью для себя объяснить свое поведение, поэтому он обнял ее и поцеловал. Поцелуи объяснили все.
В апартаменты Роберта пришла Дуглас и привела с собой своего мальчика. Бедная Дуглас! Она надеялась, что их сын может повлиять на его чувства, если уж ей самой это не под силу.
Он отпустил своих слуг, веря, что может положиться на их преданность.
— Как глупо с твоей стороны прийти сюда, — взорвался он, когда они остались наедине.
— Но, Роберт, ведь я так давно тебя не видела. Мальчик так стремился повидаться с тобой.
Он взял мальчика на руки. Ему казалось опасным, что маленький Роберт обладал фамильными чертами Дадли. Мальчик улыбнулся и обхватил руками шею Роберта. Он любил этого красивого пышно одетого мужчину, хотя и не знал, что тот его отец.
— Ну, мой мальчик. Что ты можешь мне рассказать?
— Замок большой, — сказал мальчик.
— И он тебе понравился, правда?
Мальчик кивнул, с обожанием вперив взгляд в лицо своего отца.
— Мама говорит, что это Кенилуорт.
Может, она сказала: «Ты — законный наследник Кенилуорта!» Нет, она не осмелится.
Он прижал мальчика к груди. Ради этого ребенка он был почти готов признать Дуглас своей женой. Он бы с гордостью взял Роберта-младшего за руку и представил его обществу. «Вот мой сын!» Какой бы переполох вызвали его слова!
Но нет. Королева никогда бы его не простила, к тому же ему начала надоедать мать мальчика. Ее смиренная угодливость и скрытая истеричность вызвали в его памяти образ Эми. И почему только этим женщинам не удается так легко разлюбить, как это удавалось ему самому?
Летиция принадлежала к другому типу женщин, и у Летиции тоже был чудесный сын. Она назвала его Робертом. Может, в память о Роберте Дадли? Ее сын, которому уже исполнилось восемь лет, был необычайно красив. Почему бы Летиции не подарить сыновей и ему?
Он вспомнил, как они встретились в коридоре. И он, и Летиция были научены горьким опытом, она могла дать ему больше, чем он надеялся получить за всю свою жизнь, и что, по вине королевы, было ему недоступно: удовольствие, дети и семейная жизнь.
У Летиции имелся муж. Роберт пожал плечами. Потом посмотрел на Дуглас, которая пристально его рассматривала, и ему почудилось, что он слышит, как в этой комнате смеется Эми Робсарт.
Он сердито заявил:
— Будь осторожна! Ты была в высшей степени неблагоразумна. Если королева хоть что-то проведает, то это будет не только моим концом, но и твоим.
Она упала на колени и закрыла лицо руками.
— Ах, Роберт, я буду осторожна. Я тебе обещаю, она не узнает.
— Тебе не следовало ни в коем случае сюда приходить, — упрекнул он.
Видя страдания матери, мальчик расплакался, и тогда, взяв его на руки, чтобы успокоить, Роберт подумал: «Если бы твоей матерью была другая женщина — не та, от которой я смертельно устал, — если бы ею была Летиция, мне кажется, я бы на ней женился ради тебя».
На следующее утро, а это было воскресенье, все общество направилось в церковь, позже днем состоялся банкет, который затмил своим великолепием имевший место накануне. Играла музыка, и снова были танцы, а как только стемнело, небо осветилось еще более яркими и великолепными фейерверками, и, как вчера, стреляли пушки.
В течение этого дня три женщины непрерывно думали о хозяине замка, каждая из которых была по-своему в него влюблена.
Одна из них, Дуглас, трепетная и все понимающая, догадывалась, что ее больше не любят и что, если бы не ребенок, то Роберт, наверное, желал бы забыть то, что было между ними. Ей казалось, что дух Эми Робсарт бродит по замку Кенилуорт, предупреждая ее и вселяя дурные предчувствия.
Королева размышляла о графе Лестере с нежностью, как о самом любимом из всех мужчин в ее жизни. Даже Томас Сеймур не вызывал в ней таких чувств, как Роберт. Она сомневалась, чтобы Томас, если бы он был жив, так долго вызывал бы в ней такие нежные чувства. Сейчас она любила Роберта за все его слабости, так же, как раньше любила за его силу. В славные дни их юности, когда он был героем рыцарских арен, она любила его как самого совершенного и добродетельного человека. Теперь она знала, что он и не самый совершенный, и не самый добродетельный, и все же любила его.
И все мысли Летиции были только о графе. Она хотела, чтобы Роберт стал ее любовником, но она, безусловно, не Дуглас, чтобы ее могли взять, а потом растоптать. Если Роберт станет ее любовником, она должна стать графиней Лестер. Она грустила и все же улыбалась, потому что была из тех женщин, которые если чего-нибудь страстно пожелают, то в один прекрасный день видят, как оно падает им прямо в руки.
Стояли знойные, душные дни. Королева обычно пребывала в замке до пяти часов вечера, когда она могла поскакать на охоту в близлежащие угодья с огромной свитой придворных. И всякий раз по ее возвращении с охоты в кенилуортском парке ее ждали «живые картины», и каждый день представление оказывалось все более грандиозным и великолепным, чем предыдущее.
Но, по прошествии времени, удовольствие, которое она испытала в первый день, стало менее сильным. Возможно, она устала от речей, прославляющих ее добродетели. Роберт казался весьма обеспокоенным, и у королевы возникло тревожное предчувствие, что причиной тому не только огромные усилия, которые он прилагал, чтобы развлечь ее, а и что-то другое. Уж очень он казался измученным и каким-то неестественным.
Когда их лошади оказались совсем рядом, Елизавета спросила:
— Вы плохо спите, милорд?
Он вздрогнул, и на его лице промелькнуло такое виноватое выражение, что ее страхи только усилились. Она заподозрила, что он связан с женщиной. Она знала характер Роберта. К его чести, он всегда внешне хранил ей верность, к тому же, в такое время он наверняка не мог осмелиться подумать о другой.
— Ты вздрагиваешь! — резко произнесла она. — Значит, это преступление — не спать?
— Я был бы в ответе, ваше величество, за то, что это вы не спите, пока находитесь под моим кровом.
— Речь идет не о моем отдыхе, а о твоем.
— Я боялся, что вашему величеству пришла на ум данная мысль, потому что вы сами плохо отдыхаете. Я умоляю вас сказать мне, если ваши покои вам не по душе. Мы их поменяем. Мы поменяем мебель в ваших покоях.
Она резко ударила его по руке.
— Прямой вопрос требует прямого ответа, милорд, и за него вам воздастся… разве что вы боитесь, что награда за него вас не устроит.
— Моя милая леди, мне бы не хотелось беспокоить вас своими болезнями.
— Значит, ты снова нездоров?
— Это не более чем простое недомогание.
С чувством облегчения она громко рассмеялась.
— Вы слишком много едите, милорд.
— Я бы не смог требовать от вашего величества по праву оценить мой стол, если бы сам не делал этого. Вы могли бы подумать, что я брезгую тем, что было приготовлено для вашего королевского желудка.
— Значит, это всего лишь физическое недомогание. Я опасалась, что только душевное беспокойство не дает тебе спокойно спать по ночам.
Догадываясь о ее подозрениях, он сказал:
— Ваше величество должны знать правду. Это из-за женщины.
Он заметил, что у нее перехватило дыхание, и поэтому сразу обратился к ней с такой пылкой страстью, на которую только был способен.
— Зная, что та, которую я люблю больше жизни, находится под моим кровом, как же я могу спокойно спать по ночам, если она не лежит со мной рядом?
Королева пришпорила своего коня и галопом пустила его вперед, но он успел заметить ее довольную улыбку.
— Милорд, — бросила она ему через плечо, — вы дерзите. Я умоляю вас не скакать рядом со мной. Мне бы не хотелось бранить хозяина, который меня принимает. А поскольку я так сильно гневаюсь, то боюсь, мне все же придется поступить подобным образом.
Тем не менее он продолжал скакать рядом.
— Ваше величество… нет… Елизавета, милая Елизавета, какой ты была для меня в Тауэре… ты забыла, а я буду помнить до конца моих дней. Ты слишком многого от меня требуешь.
Она пришпорила своего коня и не стала ему отвечать, но к ней вернулось хорошее настроение, и, когда в круг загнали оленя, она закричала:
— Не убивайте его. Я нахожусь в благом расположении духа. Я дарую ему жизнь при условии, что он отдаст взамен свои уши.
Она самолично отрезала уши у бедного животного и, улыбаясь, наблюдала, как он, объятый ужасом, с окровавленной головой, понесся прочь. Затем она воскликнула:
— Где же наш хозяин? Почему он не рядом со мной?
Роберт подъехал к ней, и они поскакали бок о бок назад в Кенилуорт.
— Я верю, милорд, — жеманно произнесла она, — что вы больше не станете настолько забываться. Я не буду столь снисходительна, если вы снова поступите подобным образом.
— Я не могу в этом поклясться, — ответил он. — Я всего лишь мужчина и готов отвечать за последствия своих опрометчивых речей.
Но, говоря любезности королеве, он думал о Летиции и об их ночных страстных свиданиях, о том удовольствии, которое они друг другу доставляли, и он знал, что ничто на этой земле не могло теперь ни разлучить их, ни сдержать взаимную безумную страсть.
А что если Елизавета узнает? Он не мог вычеркнуть из памяти образ попавшего в ловушку зверя с загнанным выражением глаз, когда она склонилась над ним, держа в руках нож. Он видел, что жажда крови прирожденного охотника была написана на ее лице, и вспомнил, как в ужасе унеслось прочь бедное животное. А это было лишь благое расположение духа королевы.
В парке гостей снова ожидали «живые картины». Высокий юноша, наряженный Сильванием, встал перед ней и рассыпался в похвалах ее очарованию. Но она устала от его оды раньше, чем он успел ее закончить, и, повернув своего коня, поскакала дальше. Однако юный поэт, не желая быть отвергнутым и стремясь угодить своему господину в восхвалении ее величества, побежал вслед за лошадью, описывая добродетели королевы, и тогда она, с гримасой отвращения, сдержала поводья, потому что юноша уже почти что задохнулся.
Он упал перед ней на колени.
— Ваше величество, — сказал он, — если вы желаете следовать дальше, умоляю вас, поезжайте. Если мои недостойные речи не оскорбляют ваших королевских ушек, я могу бежать и говорить хоть двадцать миль. Я лучше буду бежать за вашим величеством, чем ездить верхом, как бог в раю.
Королева одарила этого человека улыбкой и милыми словами, потому что его самоотверженность понравилась ей больше, чем его вирши.
— Мне больше нравится, — сказала она, — то, что исходит от сердца, чем то, что хранится в памяти.
Когда Сильваний закончил свою речь, он сломал ветку, которую держал в руке, и отбросил ее прочь. К несчастью, движение было слишком резким, и конь королевы внезапно встал на дыбы.
Все присутствующие оцепенели, но королева, справляясь с конем, закричала:
— Не трогать! Не трогать!
Потом она устала утешать Сильвания, который был сам не свой от огорчения.
Роберт приблизился к королеве.
— Ваше величество, — сказал он, — умоляю вас, поедемте в замок. Мне кажется, ваша драгоценная персона будет там в большей безопасности.
По пути в замок Роберт был полон дурных предчувствий.
В тот день гостей очень развлекли забавы с медведями. Английских догов, которых долго держали взаперти, внезапно спустили на тринадцать медведей. От шума, визга, рычания, звуков разрываемой на куски плоти глаза королевы загорелись, и многие это заметили. После забавы решено было отдохнуть на природе.
Припекало солнце, и королева в обществе нескольких фрейлин сидела на лужайке в тени деревьев, когда к ним вдруг подошел маленький мальчик.
Он стал как вкопанный и уставился на королеву. Он был так красив, что королева, которой нравились и красивые дети тоже, позвала его:
— В чем дело, мой маленький мужчина? Вы пришли посмотреть на королеву?
— Да, — ответил мальчик.
— Тогда подойди ближе, чтобы и королева смогла тебя увидеть.
Он подошел с широко открытыми глазами, положил ей на колени свои руки и заглянул в ее лицо.
— Вы красивая леди, — сказал он.
Ничто не могло бы доставить ей большего удовольствия.
— Ты и сам довольно красив, — ответила она. — Ты знаешь, кто я. А теперь скажи мне, кто ты?
— Я — Роберт, — ответил мальчик.
Она засмеялась.
— Это мое любимое имя.
Он улыбнулся и потрогал аксельбант на ее платье, и когда он наклонил свою маленькую головку, чтобы рассмотреть его, она заметила, что его темные волосы курчавились на шее. Повинуясь внутреннему порыву, она протянула руку, чтобы к ним прикоснуться.
— Что ты здесь делаешь, малыш?
Он удивленно посмотрел на нее.