– С кем имею честь? – сухо спросил он.
Наумов погасил папиросу и достал из жилета документы: заграничный паспорт и гербовую бумагу, в которой было сказано, что предъявителю сего, корреспонденту лондонской газеты «Дейли миррор» Рингу Дайверу, разрешается беспрепятственно передвигаться на всех видах транспорта по дорогам РСФСР, а всем представителям ревкомов, начальникам станций и других организаций предписывается всячески содействовать… и так далее.
– Куда и с какой целью направляетесь? – спросил полковник Чапега, возвращая документы.
– По заданию газеты я доложен побывать в Грузии и собрать материал для очерка о новом государственном образовании. На этой же неделе предполагаю из Батума проехать в Крым. Мне кажется, что там, под прикрытием союзного флота, складывается карликовое, но вполне суверенное русское государство. Это будет сенсационный материал.
В глазах полковника мелькнула заинтересованность, но через мгновение взгляд его скользнул мимо, будто он разговаривал с кем?то за спиной корреспондента.
– А что, если я вас приглашу побывать в живописных предгорьях Северного Кавказа? Ведь может оказаться, что именно здесь вы получите более интересный и важный материал для своей газеты, чем в Грузии или в Крыму.
Неожиданно в купе ворвался коренастый есаул.
– Господин полковник, – доложил он, – отряд комиссаров, отступивший к балке, нарвался на нашу засаду. Убитых – двадцать один, пленных – шесть. Оружие взято: винтовок – десять, наганов – двадцать три, патронов – пятьдесят. В поезде оружие и боеприпасы не обнаружены. Все ценное…
– Молчать, болван! – оборвал Чапега доклад есаула и, отдав корреспонденту честь, на ходу сказал: – Я вас не задерживаю, господин Дайвер. Доброго пути.
К вагону подвели пленных. Среди них были и те красноармейцы, которых Павел видел ночью; пожилой, с обветренным морщинистым широкоскулым лицом, был ранен. Его вел под руки белобрысый юнец с бледным веснушчатым лицом.
Неожиданно один из пленных, шедших сзади, рванулся к коню, повод которого был наброшен на шею, а хозяин прикуривал цигарку. Он сильно ударил бандита сзади по голове и ловко на казачий манер, вскочил в седло. Стоящий рядом казак вскинул винтовку и выстрелил. Пленный медленно ткнулся в гриву и рухнул на землю.
Парнишка закрыл рукой глаза.
Широкоскулый красноармеец поднял голову, оттолкнул поддерживающего товарища и сделал несколько шагов к Чапеге.
– Господин полковник, – тихо, но жестко сказал он, – я преклоняюсь перед вашей силой. Я никогда не был… – по его горлу прокатился ком, и он не договорил.
– Дядя Иннокентий, что это вы?.. Как же это?..
В голосе юноши слышались боль и растерянность.
Чапега был явно доволен. Налицо поучительное противопоставление: сопротивление – смерть, покорность – помилование.
Раненый красноармеец сделал еще несколько неуверенных шагов и, споткнувшись о камень, расслабленно припал на колено. Но в следующее мгновение он упруго вскочил и с огромной силой метнул камень в Чапегу. Полковник успел увернуться, он внимательно следил за красноармейцем. Камень угодил в есаула, стоявшего за его спиной. Раздался глухой стон.
Наумов невольно посмотрел на паренька. Тот стоял ровно, чуть приподняв подбородок, будто его только что наградили орденом.
Пленных связали и бросили в повозку. Ее окружили всадники.
Полковнику подали пролетку. Стройные рыжие кони рванули, пролетка мягко осела на рессорах и плавно закачалась по полевой дороге. Далеко впереди маячили дозорные, а за пролеткой размеренным шагом шла сотня всадников…
Вспомнив этот эпизод, Наумов подумал: «Один пошел на отчаянный, но безнадежный риск. Знал, что его ждет смерть, но решился. Другой тоже шел на верную смерть. Да, этот Иннокентий – настоящий солдат революции. И его юный друг не мог оказаться здесь по доброй воле. Пожалуй, стоит взять его ординарцем и присмотреться».
Почти в это же время молодой солдат, заинтересовавший Наумова, стоял перед Иваном Ивановичем Шаховым, который вполголоса ему говорил:
– Присмотрись?ка, Сашок, к Рекову. Слышал я, как он себе под нос офицерье ротное всякими густотертыми словами поносил. А вчерась, будто ненароком, ящик с патронами в море обронил. Внимаешь? Приобщить его к нам надо.
– Хорошо, дядя Иван. Мы только тем и занимаемся, что приобщаем. Пора бы и к делу переходить, к настоящему делу! На то мы подпольная организация.
Шахов заправил под фуражку слипшиеся от пота и грязи седины, недовольно глянул на Сашу:
– Сначала надобно покрепче сорганизоваться, надежных людей привлечь – это тоже, брат, часть нашей работы. А действовать, как сам понимаешь, будем сообща, с городским подпольным центром, чтобы не получилось как у рака, лебедя и щуки. Внимаешь?
В знак согласия Саша кивнул головой.
– Ну, вот и ладно. Каждым пальцем в отдельности больно не ударишь, кулаком надобно. У руки и замах поболе. Пока задание такое: продолжать накапливать оружие и боеприпасы.
– В яму под старой фелюгой, дядя Иван, уже ничего не войдет. Да и нельзя в одном месте все складывать.
– Верно говоришь. Вот и подбери новый тайник.
2
Над крутыми отрогами Яйлы уже занималась заря, когда Кирилыч поднялся по узкому неглубокому ущелью на перевал Байдарские ворота. Еще издали он заметил солдата, сидящего у окна жилого помещения, пристроенного к арочным воротам.
Едва телега поднялась на перевал, солдат встал и поднял руку:
– Стой! Предъяви пропуск!
– Здрам желам, господин солдат, – шутливо приветствовал Кирилыч и полез в карман за документами. – Вот, пожалста, сынок.
– Ты мне не сынкуй и енти фальшивки не суй. Давай натуральный пропуск, – отмахнулся солдат от поданных ему документов и решительно полез в багаж, уложенный на заднем сиденье.
Увидев два ящика французского коньяка, красную головку сыра, колбасу и другую снедь, солдат оживился и крякнул, будто ворон каркнул перед тем, как свершить воровское дело. Кирилыч мгновенно уловил опасность и решительно схватил протянутую руку.
– Не гневи, солдатушка, господа бога. Не бери греха на душу.
Солдат вырвал руку, погрозил кулаком и нравоучительно сказал:
– Богом коришь? А ты лучше помозгуй, почему антихристы нашей кровью земли кропят и богу позор творят? А что бог?.. Видать, занемог! – И ловко выхватил из ящика две бутылки коньяка и круг колбасы.
Мефодий Кириллович стал урезонивать солдата:
– Слышь, служивый. Это же по заказу в имение князя Потемкина «Мелас». – Он поманил солдата рукой и наклонился к нему: – Говорят, там будет сам генерал Слащов. Так что, ежели чево…
Ссылка на высокий воинский чин и прославленное имя не произвела, однако, ожидаемого впечатления. Солдат нагловато улыбнулся:
– Свово Слащова встречай, а меня не пужай, не то… – И выхватил еще одну бутылку и круг колбасы. – Бог троицу любит. Теперича ежжай.
– Эх ты, мать честная, да с меня же за это шкуру сдерут, – взмолился Кирилыч.
– Ничаво, выдюжишь. Ежжай, говорю, а не то здеся шкуру оставишь! – прикрикнул солдат.
– У?у, греховодная твоя душа. Откудова ты на мою голову свалился, – огрызнулся Кирилыч и хлестнул вожжами по взмыленным бокам коня. – Ну?ну, ми?ла?ай!
Отъехав за поворот дороги, Манов остановился, чуть прикрутил тормоза задних колес и двинулся по скату горы вниз.
Сразу за высокими арочными воротами перевала круто спускался к берегу густой зеленый смешанный массив дубняка, можжевельника, граба. По поросшему кустарничками ладанника, жасмина и иглицы склону широкими зигзагами извивалась булыжная дорога, а внизу виднелось залитое солнцем море.
Возле церкви, приютившейся на маленькой площадке скалы, дорога поворачивала влево, а еще верст через пять Кирилыч оказался на проселке, который вел к живописному берегу. Здесь раскинулось имение «Мелас» с роскошным парком, с дворцом, построенным некогда князем Потемкиным.
Управляющий имением Гавриил Максимович Лобастов встретил Манова во дворе. Он был широк в плечах и приземист. Кирилыч низко поклонился ему и подал список привезенных продуктов.
Обнаружив нехватку, управляющий разразился неистовой бранью. Хотя знал, что даже когда сам привозил продукты из города, Байдарские ворота не удавалось преодолеть без потерь.
Закончив прием товаров, управляющий распорядился отнести все в погреб, а Манову холодно сказал:
– С вами я должен еще разобраться. Следуйте за мной.
Он направился в главный корпус. Рабочие сочувственно смотрели вслед поникшей фигуре старика.
Окна кабинета управляющего выходили на запад. Вдали был виден мыс Николая, на котором расположился Форос. Гавриил Максимович выглянул в окно. Убедившись, что поблизости никого нет, подошел к Кирилычу, злое выражение сменилось приветливой улыбкой.
– Ну, здравствуй, дорогой Мефодий Кириллович.
– Здравствуй, Гавриил Максимович, здравствуй. Ну, и отругал же ты меня. Я и впрямь струхнул, так это у тебя здорово получается.
Лобастов сдержанно улыбнулся и спросил:
– Как проехал посты?
– До перевала благополучно. А у Байдарских ворот – как завсегда. Такой уж у них там манер. И солдат?то зеленоват, а нутром уже гниловат; мальчишка, считай, а успел свихнуться. – Он тяжко вздохнул. – Руки больно хапучие. К тому ж ни старших послушания, ни бога почитания. Обуглились души солдатские, ничего живого, человеческого в них не осталось.
– Ну, что там нового, Мефодий Кириллович? – перевел разговор Лобастов.
– Тут Муртазов сообщает, – сказал Манов, подавая Лобастову бляху от подпруги, – какие вопросы будут решать господин Струве и генерал Лукомский в Константинополе. Они выехали туда вчера на американском миноносце. И еще о поездке председателя Донского округа генерала Харламова в Лондон и Париж. Это по личному поручению Врангеля.
– Молодец, Муртазов. По управлению иностранных дел мы получаем ценные сведения, а вот сообщения военного характера поступают из случайных источников, часто противоречивые. Наумов не прибыл?
– А как же, прибыл. Господин полковник Наумов Павел Алексеевич… Все вроде бы как надо.
Гавриил Максимович насторожился:
– Почему это «вроде бы»?
Мефодий Кириллович рассказал о неудачном покушении на Врангеля, организованном подпольной группой «Крым» во время возложения венков к памятнику адмиралу Нахимову.
– Муртазов говорит, все было сделано шито?крыто. Дьякон Савелий Салонов спрятал мину в киот. И вдруг когда она должна была взорваться, какой?то офицер обнаружил ее и все сорвал… Это велел передать Муртазов. А вечером ко мне в пролетку сел полковник Наумов. Я ему – пароль, он мне – отзыв. Потом и говорит: «Приказал мне Богнар проверить икону, а там – мина». Он и есть тот самый офицер.
Множество вопросов закружило мысли Лобастова: «Может быть, Наумов подставное лицо?.. Белогвардейский агент, засланный в наши органы?.. Тогда почему до сих пор не взяли Манова и меня?.. Хотя, с другой стороны, неясно, почему Богнар вдруг решил икону проверить и послал к ней именно Наумова».
– Так ты считаешь, что Наумов донес об этом Богнару?
Кирилыч всплеснул руками.
– Он же сам мне сказал: «Доложил, говорит, я об этой мине Богнару». И про дьякона Савелия догадался. Знал, говорит, он о мине. «Киот?то чижолый. Значит, знал дьякон, что несет… А от взрыва не прятался». Тут?то Наумов и засумлевался… Все это, говорит, митация!
– Это не очень убедительно. – Лобастов пригладил ладонями густую шапку волос и, думая вслух, продолжал: – Салонов мог в последний момент укрыться за группой офицеров, все зависит от того, какая сила взрыва была предусмотрена.
– Конечно, – согласился Манов, – а то вишь ты: если, говорит, нового офицера назначают в крупный штаб, то общупывают, обнюхивают, наизнанку выворачивают, а уж потом утверждают. С полковниками возится сам Богнар. Вот он и думает, что Богнар организовал эту аферу с иконой, чтобы проверить его. Если, дескать, умолчит о мине и попытается укрыться за памятником, значит, красный агент.
Лобастов обрадованно уставился на Манова:
– Это он сам сказал?
– А то кто ж еще, – обиженно пробурчал Мефодий Кириллович. – Вот так сам и сказал.
Гавриил Максимович задумался. Он вполне допускал, что все могло произойти именно так. Пожалуй, он и сам бы поступил не иначе. Но Салонов является членом подпольной организации, он устанавливал икону к памятнику по ее заданию. Значит, если Наумов прав и дьякон действовал с ведома полковника Богнара… Да?а, узелок образовался путаный и тугой.
– А что с дьяконом? – спросил Лобастов с надеждой, что если его не тронули и не установили слежку, то Наумова наверняка проверяли.
– С дьяконом? – переспросил Кирилыч. – Так его ж к самому Богнару тягали, из?за Наумова, значит. Но вроде бы обошлось, отпустили. Однако хвост за ним тянется.
– Опять «вроде бы»?.. Когда у вас назначена встреча с Наумовым?
– Я должен через день проезжать по своим кварталам: в понедельник – в обеденный перерыв, в среду – в шесть часов, в пятницу – перед началом театральных представлений и в воскресенье – после оных. А он должен приходить, ежели есть что передать.
– Хорошо. У нас есть время принять необходимые меры. В ближайшую неделю Наумов вряд ли добудет что?нибудь ценное, а значит, может и не явиться на встречу… В крайнем случае скажешь, заболел, мол. Эти дни ты поживешь на нелегальной квартире. Надо за Наумовым понаблюдать, а затем проверить его как следует… Да и Салонова не мешает прощупать.
3
Завершив работу на пристани, Павел Алексеевич на всякий случай заглянул в управление.
– Для меня что?нибудь есть? – спросил он у дежурного офицера.
– Так точно, господин полковник, – доложил поручик. – Генерал Домосоенов приказал позвонить ему домой, как только появитесь в управлении.
Наумов зашел в свой кабинет и сразу связался с генералом.
– Я это предвидел, батенька мой, – недовольным тоном начал Домосоенов. – Медицинский отдел просит отменить приказ об укомплектовании охранных подразделений за счет команд выздоравливающих. Они обратились ко мне, а я их напустил на вас, Павел Алексеевич. Вы взбудоражили их, вы и отбивайтесь.
– Зачем нам отбиваться? Если мы будем…
– Позвольте, батенька мой. Вы вот сначала удосужтесь выслушать их доводы, вдумайтесь в них, а завтра мне доложите. Отобьетесь – буду рад.
– С кем я должен вести разговор?
– С Татьяной Константиновной Строгановой. Помните, та самая, что столь сурово обошлась с вами в карантине. А?.. Что?.. Вот то?то и оно! – хитровато добавил генерал, хотя Наумов ничего не говорил. – Но не забывайте, она друг нашей семьи, мы с Лизонькой любим ее. Так что вы уж, Павел Алексеевич, постарайтесь помягче. Желаю удачи.
Повесив трубку, Павел Алексеевич задумался. Сейчас Татьяна Константиновна, видимо, уже собирается домой. Идти в медицинский отдел поздно, но и откладывать разговор нельзя. «А почему бы не договориться о встрече сейчас? Врач – враг болезням, но не людям, – подумал он и улыбнулся. – Чего это я начинаю оправдывать человека, которого не знаю…» – И поднял трубку.
Наумову пришлось ждать, пока Татьяна Константиновна подойдет к телефону. И в эти мгновения он вдруг почувствовал, что позвонил ей не только потому, что надо решать служебный вопрос.
– Алло, – послышалось в трубке.
Торопливо спросил:
– Татьяна Константиновна?
– Да, слушаю вас.
Павел представился и сказал:
– Генерал Домосоенов поручил мне поговорить с вами, Татьяна Константиновна, о возможности укомплектования охранных подразделений за счет команд выздоравливающих. – И, как бы оправдываясь, добавил: – Непременно сегодня…
– Сегодня? Но я уже ухожу.
– Если вы не возражаете, – предложил Павел, – то я мог бы встретить вас у подъезда вашего управления.
Она секунду помолчала. Наконец не очень уверенно ответила:
– Хорошо, Павел Алексеевич.
…В форме капитана медицинской службы Строганова была еще привлекательнее.
– Если позволите, я провожу вас, по дороге и побеседуем?
Таня согласно кивнула и пошла вверх по Екатерининской.