…Ох, испытал он на себе, особенно в империалистическую, что значит быть дни и ночи под дождем, по колени в окопной слякоти! Впрочем, если припомнить, в скольких и в каких боях и сражениях он участвовал, сколько лишений и тягот ему пришлось преодолевать на тернистом пути от солдата, унтер-офицера царской армии, до советского командарма, то об огорчениях, причиняемых дождем и непогодой, ей-богу, и вспоминать неловко!
В разговоре его собеседник, недовольный позицией командарма, просившего подкрепления, намекнул — «не помочь ли лично ему»…
Чертовски неприятный намек! Еще в империалистическую он получил четыре георгиевских креста. А орден Красного Знамени — когда был командиром полка, еще в Гражданскую войну. А орден за Халхин-Гол? А орден за финскую? А все остальные ордена?
В партии он с семнадцатого года.
Допускал ли ошибки? Не ошибается лишь гот, кто ничего не делает. Но сейчас дело не в нем, — тут нет никакой ошибки! И сколько ни коли его намеками, а на Ровеньков-ские высоты сейчас наступать бесперспективно: не хватает живой силы и танков. У добровольцев из местного населения много отваги, а знания новых боевых порядков нет. Чтобы раскусить систему обороны и силы противника, он проводит энергичную, активную разведку на всем фронте армии. Есть и другая задача у этих более частых, чем надо бы, разведок боем: сковать силы противника, не позволить ему отводить свои силы на другие участки фронта. Но ведь об этом не скажешь солдатам и офицерам, участвующим в бою!
Может быть, и ему не говорят, что боевые действия на Ровеньковских высотах назначены, в частности, сковать и отвлечь войска противника в интересах других фронтов?
Командарм уселся поудобнее. Уже не лежалось. Видимо, отдохнул. И все же главное— не дать противнику использовать против нас элемент внезапности. Ему припомнились и ядовитые газы во время империалистической войны, и появление первых танков, массированное наступление которых на западном фронте было весьма эффективным.
Каким же все-таки сверхмощным оружием грозится Гитлер?
«Тигры», «пантеры» и другое не дали ожидаемого успеха. Против них уже выработали контроружие.
А вот с какой целью немцы вооружили свои химически» части минометами калибра сто пятьдесят восемь? Демонстрация — или намерение применить ОВ? Ведь знают, что не застигнут нас врасплох!
Первоочередная задача — раскрыть секрет неизвестного оружия, от которого гибнут танки. Надо, чтобы Сысоев направил своих офицеров и выяснил.
Командарм закурил, выпустил дым в окно.
В этой ненастной погоде есть и утешение для бойцов — нелетная! А вот для него, командарма, нелетная погода — палка о двух концах. Впрочем, в сложившейся военной ситуации нелетная погода работает на него.
Он подтянул к себе папку с наградными листами, лежавшую на столике рядом, и начал листать. Наградные листы были написаны чернилами и карандашом, одни четким почерком, другие неразборчиво, неряшливо. Командарм просматривал то, что было подчеркнуто генералом Соболевым.
«Командир пулеметного расчета комсомолец Кастелья-нов, будучи трижды ранен, в течение шести часов продолжал сражаться, уничтожил 2 пульточки и 10 фашистов».
«Командир танка Речко, чл. КПСС, уничтожил танк, три орудия, пять пулеметов, около пятидесяти фашистов. Когда танк загорелся, снял пулемет и продолжал вести огонь».
«Сапер Новиков за ночь перевез на лодке 100 человек. Починял лодки под огнем. Разоблачил и задержал фашистского агента, власовца».
И снова — наградной лист на военврача Ирину Игнатьевну Нестерову, «которая отдает все силы, всю энергию… обслужила три тысячи сто двадцать три раненых» и т. д..;
Многие ему завидовали. Не красоте жены, — она не отличалась красотой. Завидовали ровности их отношений, ее преданности. Настоящая боевая подруга! Всегда вместе. Была медсестрой, потом училась…
Дверь приоткрылась. Просунулась голова адъютанта. Увидев, что командарм не спит, адъютант вошел:
— Завтрак ждет… и полковник Арамилев тоже.
— Зови!
В папке начальника шифровального отдела была лишь одна шифровка, но какая! Это было обещанное «решение».
Директива предписывала продолжать наступление на Ровеньковских высотах. Выполнять ранее поставленную задачу. Снова подчеркивалось первостепенное значение захвата «Узла».
Командарм вздохнул и чуть не застонал от огорчения, но дальнейшее сразу же изменило его настроение: по данным разведки, дивизия СС «Викинг» начала передислокацию в район Кривого Рога. Туда уже прибыл один танковый полк. В помощь нашей армии выделяется гвардейская воздушно-десантная бригада; ее выбросят в тылу ровень-ковской группировки немцев в срок, который будет определен особо. Активно взаимодействовать в наступлении будет армия левого «соседа»: перед ней поставлена задача — соединиться с войсками нашей армии в районе «Узла» и уничтожить окруженную группировку противника.
Одновременно начнет наступать и армия справа.
Армия Королева усиливалась артиллерией, в частности полком самоходной артиллерии — это было для многих новинкой, — а также танковым полком.
С армией будет взаимодействовать бомбардировочная и штурмовая авиация. Предлагалось представить план операции и прочие плановые документы.
Разговор командарма по телефону с первым членом Военного совета был весьма кратким и условным. Командарм просил весьма внимательно отнестись к «гостю», которого посылает к нему, и велел «через час просить всех на чашку чая».
Разговор командарма с вызванным начштаба тоже был кратким. Много лет они работали вместе и понимали друг Друга с полуслова. Командарм все же не удержался, чтоб не высказать свое неудовольствие плохой работой разведотдела.
Ведь это же позор для Гурова— узнавать от других о перемещении танковой дивизии «Викинг», которая под нашим носом!.. И когда же, наконец, разведка свяжется с партизанами в лесном массиве?
А что касается неизвестного противотанкового оружия, то, не выяснив хотя бы его характер, трудно надеяться на успех наступления.
Начальник штаба предложил такое решение: генерал-майор Дубинский выезжает сегодня на плацдарм, чтобы расследовать причины отступления наших частей с уже занятых траншей. Сысоев просил, в интересах изучения опыта войны, прикомандировать к Дубинскому старшего лейтенанта Баженова. Тем более, что Баженову поручено доставить с передовой экземпляр нового стрелкового оружия, испытывавшегося гитлеровцами. Это оружие захватил старшина Грицай во время разведки, но, будучи ранен, оставил на передовой. Надо поручить Баженову и Андронидзе раскрыть секрет или хотя бы характер секретного противотанкового оружия. Они первыми доложили о танках, разбитых этим оружием.
Командарм, то и дело поглядывавший на плотно закрытое тучами небо, попросил представить ему прогноз погоды на декаду. Прогнозы эти, как ни странно, в последнее время сбывались.
— Еще есть вопросы? — спросил Сысоев, нетерпеливо поглядывая то на часы, то на папку, лежавшую перед ним на столе.
— Еще одно, последнее сказанье: что представляет собой генерал Дубинский, с которым мне предстоит ехать?
— Заместитель командующего. Строгий. Требовательный. Ценит исполнительность. Не терпит «немогузнайства» и обмана. Педант.
— В дуэлях классик и педант, Любил методу он из чувства, И человека растянуть Он позволял не как-нибудь. Но в строгих правилах искусства…*
— Если вас не окажется в дежурке, где вы должны его ожидать, генерал «растянет» вас по всем правилам дисциплинарного искусства и заменит непунктуального и многословного старшего лейтенанта Баженова другим. Бегом!
Запыхавшись, Баженов вбежал в дежурку.
Степцов, увидев его, воровато оглянулся на Барущака. Майор Барущак стоял в углу, возле стола, на котором громоздились палки, и просматривал их. Одни откладывал, другие передавал Винникову, стоявшему рядом.
— Как там дела? — спросил Степцов. — Сысоев готовит таблицу соотношения сил?
— Нет. Он ничего не сказал мне об этом.
Степцов оглядел Баженова с ного до головы, обозвал его «святой простотой» и снова спросил:
— Ты не заметил, давали ли полковники Гуров и Сергеичев материалы Сысоеву?
— Степцов, — донесся хрипловатый голос Барущака. — Я плохо тебя слышу, повтори!
— Я не попугай, а ты мне не начальник.
— Это я спросил, — поспешил на выручку Баженов. — Что за человек генерал Дубинский? Мне с ним ехать.
Барущак не спешил с ответом. Он молча листал дела.
— В далеком прошлом, — наконец отозвался он, — Дубинский был поручиком, потом краскомом. Службист. Разбуди его ночью — наизусть процитирует любой параграф устава, даже нового. Он генерал, с моей точки зрения, суровый и требовательный. Ради дела не жалеет ни себя, ни других.
— Обсуждаете действия старших, товарищ майор, — не преминул заметить Степцов.
— О тебе, Степцов, тоже потом скажу. Не дай тебе бог Баженов, не выполнить приказания генерала, прекословить. Или даже проявить нерешительность, колебание Главное, не показывай, что испугался.
— А я не из трусливого десятка!
— Это ты связисткам голову морочь, на пару со Степцовым. А мы стреляные воробьи… Все боятся! Только одни боятся и дело все же выполняют, а другой боится и не выполняет. Вот эту папку, Вннннков, запиши на меня. Говорю тебе, Баженов, и виду не показывай, что испугался. Это не значит, что надо переть на рожон аки оглашенный или обреченный: от судьбы, мал, не уйдешь, если суждено быть убитым, то все равно ухлопают. Всегда помни заповедь: аще кто в нужный момент пашет носом землю, душу того черти не скоро вознесут на небо. Умеешь ползать по-пластунски?
— Учили.
— Значит, не умеешь. А жаль! Показал бы, да нет времени. Я, прежде чем выполнять задание, изучаю рельеф. Не по карте, а на местности. Глазомерная съемка. Когда это надо — бегу, а не жду, пока меня прострочит пулемет; когда надо — падаю, когда надо — прыгаю, понял?
— Понял, — ответил Баженов, так и не поняв, когда же что «надо», но спросить в присутствии других офицеров постеснялся.
— И еще один совет. Цени взаимную выручку в бою. В бою, а не дома. И Степана Степцова ты зря маскируешь: он сам мастер оперативной маскировки. Какие он дымовые завесы ставит для выполнения своих тактических задач — спроси у телефонисток, телеграфисток. Впрочем, сержант Луганская, как я слышал, отбила наступление.
— Кто тебе сказал? — запальчиво спросил Степцов.
— Запомни, Баженов, еще одну военную заповедь: излишне любопытных ждет штрафной батальон.
— Кто же тебе все-таки сказал насчет Луганской? — настойчиво допытывался Степцов.
— Служить бы тебе, Степцов, в разведке, — там бы сгодилось твое любопытство.
— Так он же информатор, — вступился Чернявский.
— Тем хуже. Информатор не может быть диктором «солдатского радио». А «солдатское радио» стоило нам слишком много крови при последнем наступлении на «пятачке».
— Значит, это я выдал военную тайну? Тебя послушать — я прямо-таки шпион!
— Нет, ты не шпион. Ты этакий штабной трепач; но не думай, что это менее предосудительно…
— Вот ты, Барущак, бывалый солдат, — с раздражением сказал Степцов, — а не понимаешь простого. Если радистам приказывают включать рацию только на прием, а некоторым рациям приказывают вообще молчать, то «солдатское радио» знает, что готовится…
— Как старший, — повелительно крикнул Барущак, — я приказываю прекратить все разговорчики на этот счет!
Степан Степцов шумно вздохнул и принялся сверять данные оперативной карты со своими. От излишнего нажима кончик карандаша ломался. Он брал другой и снова ломал.
Баженова подмывало спросить: если даже «солдатскому радио» ясна причина предписания работать только на прием, почему же не вводят в таких случаях радиомаскировку? Но он не спросил. Не сказать ли об этом Сысоеву?
Чернявский взял трубку зазвонившего телефона, выслушал распоряжение и выкрикнул, подражая вестовым:
— Старшего лейтенанта Баженова на выход!
Генерал Дубинский не захотел дожидаться ночи, как ему советовал комендант переправы, и, выйдя из машины, сразу направился к лодке. Его пренебрежение к опасности восхитило Баженова: на реке еще качались обломки «дуба» — речного баркаса, только что разбитого прямым попаданием.
Едва их лодка достигла середины реки, как с западного берега на них посыпались мины и снаряды. Вода бурлила. Свистели осколки. Опытные гребцы бросали лодку то вверх по течению, то вниз. Баженов, подражая генералу, сидел неподвижно, не вытирая забрызганного лица но все же потихоньку расстегнул шинель, чтобы было удобнее ее сбросить, очутившись в воде.
Когда они сошли на берег, генерал Дубинский — плотный, среднего роста здоровяк с могучей морщинистой шеей — зашагал в посвисте пуль спокойно, словно старый пчеловод среди роящихся пчел.
«Нарочно идет не спеша, чтобы меня испытать», — злился Баженов и старался держать голову так же прямо; но она сама, помимо его воли, дергалась книзу. Майор из политотдела, прикомандированный к генералу, тоже «кланялся».
Попытка Баженова выдать свои «поклоны» за порывистые движения тела, якобы вызванные необходимостью резко вытаскивать ноги из песка, не обманула адъютанта генерала. Этот немолодой капитан шел, не «кланяясь», с откровенным любопытством поглядывая на рослого старшего лейтенанта и, как тому показалось, насмешливо улыбался.
Баженов разозлился. Как ни странно, это помогло: он почти перестал кланяться.
Комдив Ладонщиков, два полка дивизии которого занимали левый фланг плацдарма и первыми начали отступление, встретил их в своей землянке. Вырытая в обрывистом склоне холма, укрепленная бревнами из немецкого блиндажа, она была почти неуязвима.
Генерал с ходу стал раздавать задания: майора отправил к политработникам; приказал вызвать Рогачева и Пер-шина, но получил от комдива копию их донесения: они уже отбыли в штарм. Генерал распорядился вызывать к нему командиров по очереди, по составленному им самим списку; потом спросил, что делает майор Андронидзе.
Комдив ответил, что Андронидзе сейчас в землянке дивизионной разведки — помогает подготовлять рейды двух разведгрупп в тыл противника.
Генерал кивком выразил одобрение и начал знакомиться с обстановкой по карте комдива.
Баженов, не дождавшись поручения, попросил разрешить ему самому сходить за трофеем Грицая, но генерал отказал; он поручил Ладонщикову распорядиться доставить сюда захваченный образец нового стрелкового оружия.
— Старшина Грицай был разведчиком в третьем батальоне полка Старостина, — напомнил Баженов.
Комдив Ладонщиков, невысокий, подвижный, обычно не стеснявшийся в выражениях, был сейчас насторожен, молчалив. Он не признался, что впервые слышит о трофее Грицая, и пообещал, что «сейчас доставят».
Баженов огляделся. В большой землянке, разделенной плащ-палатками на несколько отсеков, было даже уютно, пахло хорошими духами. Телефонистка — наиболее вероятный источник тонкого аромата — приветливо улыбнулась Баженову. У Юрия настроение несколько исправилось, и он шутливо подмигнул ей. Лицо девушки мгновенно посуровело. Комдив приказал ей смениться. Ее место занял сержант, старательный парень, начавший вызывать «Розу», «Ландыш» и «Незабудку» так, словно кричал с каланчи о пожаре.
Ладонщиков тем временем докладывал обстановку. Противник дважды контратаковал— в 7.00 и в 10.30, — стремясь вернуть коридор, ранее расчленявший наши две дивизии. Контратаки велись в трех направлениях: с юга, вдоль берега, с юго-запада и с запада. Контратаки были отбиты. Сейчас обе стороны ведут огонь. Наших сил маловато. Что касается данных разведки об отходе танковой дивизии «Викинг», то сведения эти подтверждаются показаниями пленных. Андронидзе намерен уточнить эти сведения разведкой в тылу врага.
Бутейко, которого генерал Дубинский предупредил по телефону о своем скором визите и спросил, виделся ли он с Андронидзе, ответил так:
— Зная привычки конкурента, что-то сомневаюсь, что-бы он стал выбрасывать папиросные коробки, когда так хочется закурить. Андронидзе уточняет.